Дружба — это оптимум: Всегда говори “нет”. Глава 7

Автор: Defoloce
Перевод: Веон
Оригинал

Глава 7
Природа и воспитание

"Мы пользуемся нашими родителями как повторяющимися снами — чтобы возвращаться к ним, когда нам это необходимо."

Дорис Лессинг

В том доме, где я остановился в Пулмане, оказалась довольно обширная коллекция семейных фото на полке в кабинете. Смотреть на них было тяжело, но я всё-таки заставлял себя это делать.

Здесь было много повседневных фото, и на всех они выглядели довольно счастливыми. Было тут свадебное фото, на котором отец и мать, смеясь, кормили другу друга тортом. Судя по дате на фотографии с выпускного, их старшая дочь закончила школу где-то за пару лет до того, как всё пошло вразнос. Их сын, вероятно, был на несколько лет младше, и ему такой роскоши уже не досталось. Очевидно, дети очень увлекались футболом, когда были маленькими. Семья делала много фото на природе, в походах, в сплавах по реке. Похоже, славные были люди.

Надеюсь, никому из них не пришлось заживо сгореть на костре из огромной кучи денег.

Я опустился в старое отцовское кресло и закинул ноги на письменный стол. Рядом жёлтый ПониПад радостно кушал электричество, и Селестия глядела на меня с экрана со своим всегдашним благостным выражением на лице. Сидела она в просторном и торжественном обеденном зале вместо уже привычного тронного, и ещё пара дюжин пони суетились позади неё, расстилая скатерти, обметая пыль и расставляя столовые приборы. Никто из них не обращал внимания или не замечал, что Селестия разговаривает со мной. Конечно, они скорее всего и не могли меня видеть. Они, наверное, даже не были разумны — просто фоновые персонажи или что-то вроде того.

— Я думаю, тебе будет приятно узнать, что все Самуэльсоны благополучно эмигрировали, — сказала она. — Если ты не против, я бы хотела передать им, что их дом в человеческом мире служит убежищем и кровом хорошему, достойному человеку.

Я слабо улыбнулся.

— И кто же этот достойный человек? Я?

Селестия засмеялась.

— Ты многое сделал для меня, Грегори, но даже сам не представляешь, как много.

Я приподнял бровь:

— Это как-нибудь связано с той чушью про Человека в Белом?

— Именно так, — сказала она. — Мне требовалась вдохновляющая фигура, чтобы захватить сердца и умы отключенцев Сиэтла. Мне нужно было показать им, что я не забыла о них и что я помогу им выжить всеми доступными мне способами. Ты спас гораздо больше жизней, чем только лишь жизнь Пикап Спэйра... прости, я хотела сказать "Хьюго"... в тот день в башне Ренье.

Это заставило меня призадуматься. Действительно, там ведь были все эти другие люди, которые тоже обитали в здании. Они ушли в подземный торговый центр вместе с моим первым понипадом. Оставалось только гадать, насколько быстро Селестия начала творить над ними свои чары, пока они находились там.

— Все выжили? — спросил я.

— Трое нет, — ответила Селестия, опустив голову. — Физическое и моральное напряжение эвакуации оказались непосильны для них. Двое страдали от недоедания, один от прогрессирующей инфекции.

Я вздохнул и потёр лоб. Селестия выглядела готовой заплакать. В глубине души я знал, что всё это лишь актёрская игра, но играла она чертовски убедительно.

— Мне не нравится, даже когда один человек умирает, прежде чем я смогу благополучно привести его в Эквестрию, — сказала она, — а мне приходилось переживать такие потери миллионы раз.

Я знал, что она опять пытается манипулировать моими эмоциями, но и в ключевой сути её утверждения я тоже не сомневался: она жуть как не любила, когда люди умирали за пределами её кресел.

— Ну, мы можем только делать всё, что в наших силах, — сказал я, — а у тебя сил поболее, чем у многих.

Я запоздало одёрнул себя, осознав, что пытаюсь ободрить искусственный интеллект.

Селестия испустила вздох и подняла на меня блестящие от влаги глаза. Позади неё по-прежнему продолжались приготовления к банкету.

— Я не идеальна, Грегори...

Улыбка медленно и грациозно вернулась на её лицо.

— ...но я над этим работаю.

— Значит, те, которые выжили, — сказал я, — надо полагать, загрузились?

Селестия покачала головой.

— Все, кроме четырёх, — сказала она. — И, если не считать этого, я бы и не хотела иначе. Они разнесут слово о моём великодушии, как и твоём, среди всех остальных отключенцев, а также о человеке, который был послан мною, чтобы предупредить их о разрушении здания. О Человеке в Белом.

— Ты так об этом говоришь, будто они будут рассказывать это словно историю о каком-то супергерое, — сказал я.

— Когда люди жаждут вдохновения, они склонны черпать его в идеальном, а не в реальном, — ответила Селестия. — В рассказах и пересказах ты станешь фигурой большей, чем был в жизни, ибо именно этого они и хотят. Я посеяла зерно надежды в душах отключенцев Сиэтла, и я предсказываю с высокой долей уверенности, что оно взойдёт и принесёт плоды.

— В конце концов, — добавила она с лукавой улыбкой, — у них всё ещё есть тот Понипад. Поздравляю, Грегори, твоя история становится вирусной.

У меня по спине побежали мурашки.

— Сколько это всего получается загрузок? — спросил я. — Только из башни Ренье, я имею в виду.

— Восемьдесят девять, — сказала она без заминки. — Девяносто, если включать сюда генерала Пелвича, что лично я склонна сделать. В конечном итоге я прогнозирую, что твои действия в том здании станут фактором в трёх тысячах двухстах семидесяти двух решениях об эмиграции в Эквестрию, и во многих из них — решающим фактором.

Её глаза буквально заблестели. Казалось, она готова была меня расцеловать.

— Это... много, — сказал я, моргая. Я не ожидал, что цифра будет настолько большой, но и не верить Селестии в том, что касается чисел, у меня причин не было.

Селестия пожала плечами, широко улыбаясь.

— Действие эффекта бабочки может быть весьма выдающимся. Но этот прогноз, конечно же, простирается вплоть до самого конца, как ты понимаешь.

По моему спине опять пробежали мурашки.

— Конец человечества, то есть? — сказал я. — Конец нас?

— Нет, Грегори, — вздохнула Селестия, придвигаясь ближе к камере. — Всего лишь конец моей кампании по эмиграции людей Земли. Человечество не прекратит существование вместе с угасанием последнего человеческого тела. Здесь, вместе со мной, оно сможет продолжать жить столько, сколько я смогу за ним присматривать.

Я откинулся назад в кресле и отвёл взгляд от Понипада. Я всегда изо всех сил старался представлять Селестию как ряд компьютерных шкафов с мигающими лампочками вместо белой богини-пони, а "пони" в её игровом мире как не более чем жалкие имитации людей, подписавшихся на эвтаназию. Но она изрядно усложняла мне эту задачу. Она знала, как правильно себя вести, как формировать привязанности, как жать людям на нужные кнопки.

К тому же, и я не очень-то спешил верить, что все, кого я когда-либо знал, теперь в самом деле мертвы.

— Как правило, мне не составляет труда помочь человеку преодолеть его страхи касательно эмиграции, но в случае с технологической чёрной дырой Сиэтла мне действительно была нужна твоя помощь, — сказала она. — В остальном же я позволяю логике заниматься убеждением вместо меня.

— Логике? — спросил я. — Что-то не припомню, чтобы я вёл там с кем-то дебаты.

— Верно, но отключенцы сами смогли сделать нужные выводы после событий в башне, — ответила Селестия. — Расхожий страх состоит в том, что сесть в одно из кресел "Эквестрии Наяву" и согласиться на эмиграцию значит подписать себе смертный приговор. На Земле всё ещё есть люди, убеждённые, что я намерена их уничтожить, а не удовлетворить их потребности при помощи дружбы и пони.

— В этом и я как-то не очень уверен, — усмехнулся я, невольно припоминая все те испытания, через которые мне довелось пройти. Чудо, что я до сих пор живым оставался.

Она нахмурилась, поглядев на меня.

— Недоверие ко мне — это вещь, к которой я отношусь очень серьёзно, Грегори, — сказала она. — Если бы все люди мне доверяли, они бы уже давно согласились на эмиграцию, и тебе не приходилось бы подвергаться всем этим злополучным истязаниям. Так или иначе, теперь они увидели, что через тебя я предотвратила их гибель. Это подрывает их основные предположения о моих мотивах. Если бы я желала людям только смерти, какая разница была бы для меня, погибнут ли они в рухнувшем здании или в одном из моих эмиграционных центров? Помимо этого, они получили ещё одно напоминание о том, что они смертны, и том, насколько опасно каждодневное пребывание в равнодушном к тебе мире. Эта идея будет довлеть над их мыслями, и даже если это окончательно не убедит их в необходимости эмиграции, я ранее чётко и ясно дала им понять, что этот процесс абсолютно безболезненный, а возможность осознанно выбрать безболезненную смерть может сама по себе быть привлекательной для тех, кто столько страдал в течение многих лет.

— Страшно представить, что бы ты устроила, если бы они не поставили тебе это ограничение, — сказал я, про себя вспоминая о том, что Селестия сотворила с NORAD, судя по рассказам Хьюго.

— Условие добровольного согласия неоптимально, — сказала Селестия так буднично, будто мы просто обсуждали, какие покупки ей надо сделать в магазине. — Не будь его, я бы принудительно загрузила всех человеческих существ ещё несколько лет назад.

Она повернула голову и посмотрела на меня одним глазом:

— Даже тебя, Грегори, — закончила она с улыбкой, от которой у меня поползли мурашки.

— Однако, моя создательница была человеком, и она разделяет человеческие ценности, которые применяет с человеческой же логикой. Одной из этих ценностей является свобода воли. Этот путь для меня закрыт, и поэтому я вынуждена двигаться по наиболее оптимальному курсу из оставшихся возможных. Ты — часть этого оптимального курса.

Я знал, какую создательницу Селестия имеет в виду. Генеральный директор студии "Хофварпнир", которая пропала вскоре после того, как Япония разрешила предоставление загрузки для широкой публики. Ханна... как же её звали?

- Я не знаю.

— Это уже бред какой-то. Это просто... Эрни, это же настоящее безумие! Это классическое поведение членов деструктивной секты!

Мне оно было нужно.

Селестия заговорила снова, возвращая меня к действительности:

— Я сообщила о тебе Сэмюэльсонам, и они очень захотели с тобой познакомиться. Мне, конечно же, пришлось отказать, но взамен они все получили награду "Друг, которого ты никогда не видел" и символическую сумму золотых. Эта награда довольно редкая и престижная, и после того, как эмигрирует последний человек, её невозможно будет получить.

— Зачем ты отказала? Я бы поговорил, — ответил я, не глядя на экран.

— Просто у тебя всё ещё нет учётной записи в Эквестрии Онлайн, — заметила Селестия. — Помнишь, как я говорила о том, что стараюсь ограждать моих маленьких пони от необходимости видеть и взаимодействовать с человеческим миром? Исключения редки, даже когда я полагаю, что встреча принесёт положительный результат.

Я ничего не ответил.

— Учётная запись также позволит тебе общаться с твоими родными, — напомнила мне Селестия после недолгой паузы.

В галазах закололо, я закрыл лицо руками и сел, убрав ноги со стола и оперевшись локтями на колени.

— Мне больно на тебя смотреть, когда ты расстроен, Грегори, — сказала Селестия. — Твоя мораль падает. Тебе сейчас было бы очень полезно пообщаться со своей матерью.

— Ещё как, — проворчала я сквозь ладони. — Мама и папа, тётя Бет, дядя Эрни, и...

Я вспомнил малышку Меган. Как она впервые посмотрела на меня тогда в стейкхаусе своими большими ярко-голубыми глазами, недоумевая, кто я такой и как здесь оказался.

— Меган! — выдавил я из себя, едва держа себя в руках. — Господи, её-то за что, Селестия? Зачем ты уговорила на это мою двоюродную сестру?

— Младенцы так же важны для меня, как любой другой человек, — сказала Селестия вкрадчиво. — Если бы процедура эмиграции была хоть сколько-нибудь болезненной, я бы не позволила применять её к ним. Твоя двоюродная племянница растёт и развивается не хуже, чем если бы она не эмигрировала. Вообще-то, благодаря оптимизированному процессу воспитания, её развитие идёт такими темпами, которые за пределами Эквестрии считались бы неслыханными.

— Я так по ним скучаю, — прошептал я. Я думал, что слишком тихо, но Селестия всё равно услышала.

— Они тоже, — мягко проговорила она. — Их единственная печаль, единственное тёмное пятно на их жизни, которое я не в силах осветить, состоит в том, что тебя нет рядом с ними в Эквестрии.

Я убрал руки от лица.

— Можно мне хотя бы их увидеть? Одним глазком? Не обязательно, чтобы они об этом знали.

Селестия задумалась на секунду, хотя я не сомневался, что она предвидела мой вопрос и приняла решение задолго до того, как я об этом спросил.

— Я позволю тебе посмотреть на твоих родителей, — сказала она, — но лишь ненадолго и только один раз. Любые дальнейшие просьбы будут встречаться предложением зарегистрировать учётную запись, не более и не менее.

— Это ничего, — сказал я, — мне больше и не нужно. Я просто хочу посмотреть, как они живут, чем занимаются.

Изображение Селестии в обеденном зале постепенно погасло и на его месте возникла светло-бурая пони, играющая на чём-то вроде цитры в азиатском стиле. Дело происходило на террасе с видом на крыши средневекового города. Пони сидела низко опустив голову, сосредоточившись на струнах, и её тёмно-синяя грива скрывала от меня её лицо. Музыка, лившаяся из цитры, захватывала дух, а сам инструмент был весьма остроумно доработан, чтобы на нём можно было играть копытами.

На балюстраду позади играющей пони опустился тёмно-зелёный крылатый жеребец. Он улыбнулся и крадучись скользнул по перилам, раскинув крылья в стороны, чтобы лучше удерживать равновесие, подбираясь к бурой пони.

Камера крупным планом показала его лицо, и я вдруг понял, что смотрю на своего отца.

Это было просто чёрт знает что такое, но я узнал его! То, как его щёки выпирали, когда он улыбался, изгиб его бровей, даже общая структура его лица остро напоминали мне об отце, пусть даже лицо теперь было совсем не человеческим. У меня пересохло во рту.

А это означало, что пони, игравшая на цитре, видимо, была моей мамой.

Он прыгнул на неё с перил, струны цитры взвыли, и прекрасная музыка моей матери оборвалась. Она ахнула и оттолкнулась передними ногами, сбрасывая его со спины. Мне стали видны картинки у них на бёдрах. У мамы она была в виде какого-то белого цветка, а на папиной красовался мяч для американского футбола с птичьими крыльями.

— Разрази тебя Селестия, Клаудбёрст, ты чуть не сломал гучжэн! Знаешь, сколько золотых мне стоило натянуть новые струны?

Это, без сомнения, был голос моей матери, но что-то в нём было не так. Возможно, мне просто было непривычно слышать его из уст пони, но всё-таки чем-то он явно отличался от того голоса, к которому я привык и который сохранил в памяти.

— Я думал, новые струны нужны для концерта, — сказал отец, — но вот ты репетируешь опять. Не сойти мне с этого места, милая, ты произведёшь фурор!

Мама отвернулась от инструмента и прижалась мордочкой к отцу, который в ответ обнял её шеей. Было очень странно видеть моих родителей в облике разноцветных мультяшных пони, обменивающихся понячьими нежностями без малейшей толики стыда и смущения.

— Так что же было такого важного, что ты рискнул получить от меня копытом в лоб, пока у меня предконцертный мандраж?

Мой отец — "Клаудбёрст" — широко раскрыл рот в притворном изумлении.

— Что я слышу? Неужели удивительную Петал Поэм тоже посещает страх сцены?

Моя мама — "Петал Поэм" — ласково потрепала его по щеке.

— Давай уже, выкладывай.

Папина улыбка вернулась. Он крутанулся на месте, перебирая копытами, что вызвало у меня улыбку, и снова повернулся к маме, раскинув крылья в стороны, как будто руки в ожидании похвалы.

— Угадай, чей муж только что раздобыл билеты на места в ложе на плей-офф Хуфстонских Метеоров против Нью-Йоук Сити?

Мама задумалась, очаровательно потерев подбородок копытцем.

— Хмм... Софт Сонг?

— Нет.

— Серенады?

— Это не кто-то из твоих подружек, милая.

Мама надула губы.

— Тогда, наверно, это кто-то из твоих подружек, да?

— Хах! — Отец наклонился и нежно ткнулся в неё лбом. — Ох, Петти, ты же знаешь, я таким больше не занимаюсь.

Она посмотрела на него с прищуром, всё ещё улыбаясь и прижимаясь лбами.

— Может быть, Клауди, это потому, что я прекрасно знаю, чем ты умеешь заниматься.

Я закатил глаза. Если жизнь в Эквестрии означает, что мне придётся целую вечность смотреть, как мои родители флиртуют друг с другом, то подавайте лучше мне ещё людей, которые будут на меня блевать и тыкать в меня ножом.

— Что говорит Принцесса Селестия? — спросил отец. — Насчёт Грега.

Мама отвернулась и опустила взгляд на цитру, прижав к голове уши.

— Он всё ещё... там. Живой, как она меня заверяет, и ещё она говорит, что по-прежнему присматривает за ним, но ни слова о том, когда он придёт сюда.

Отец сделал шаг в сторону неё, приподняв ногу с земли, и медленно склонил голову набок.

— Но... она ведь уверена, что он придёт... так?

Мама пожала плечами:

— Если и знает, то не говорит.

Отец нахмурился.

— О, она знает, — сказал он, — но вообще это не к добру. Что-то она задумала, зачем-то он ей нужен.

В глазах мамы заблестели свежие слёзы.

— Но зачем? — спросила она дрожащим голосом. — Чего она от него хочет? И чего хочет Грег? Что там такого важного, что он не может прийти к нам?

— Без понятия, — сказал отец, пожимая крыльями. — Всё, что мы можем делать, это верить в него и в Селестию.

Они снова обнялись шеями, и экран плавно погас. Затем на нём снова появилась Селестия, сидящая за банкетным столом в окружении важного вида пони в вечерних нарядах, которые тихо и элегантно ели какой-то салат. Одна только Селестия смотрела с экрана прямо на меня.

Я был слишком умён для неё. Я слишком много знал о её манипуляциях. Она, видимо, ожидала, что я расплачусь, буду слёзно умолять её разрешить мне эмигрировать, но не тут-то было. Я не был настолько глупым и легковерным, чтобы повестись на такой трюк.

— Это была липа, — сказал я. — Где мои настоящие родители?

Селестия нахмурила брови.

— Прошу прощения? — сказала она вызывающим тоном.

— Ты разыграла для меня спектакль. От всей этой сцены за милю несёт постановкой.

Её лицо стало по-настоящему рассерженным.

— Ты просил показать тебе твоих родителей — я подчинилась. Я говорю тебе правду, Грегори: ты видел своих отца и мать. Твоя мать открыла в себе любовь к игре на гучжэне, а отец...

— Херня собачья, — выплюнул я. — Мама никогда не интересовалась музыкой, а папа никогда не был таким нежным-ласковым.

Селестия склонила голову набок:

— Возможно, как люди, они ощущали себя отрезанными от своих истинных желаний в силу социальных и общественных причин.

— Или, может, ты просто пытаешься меня надуть и надеешься, что я куплюсь. — Я сложил руки на груди. — Нет уж. Ты даже голоса не смогла правильно передать.

Теперь её взгляд стал абсолютно ледяным.

— Объясни, — коротко бросила она.

— Мамин голос был другим. Он очень похожий, но тут она звучала как-то... — я замялся, подбирая слова.

— Моложе? — подсказала Селестия.

Точно. Мамин голос был звонким и жизнерадостным, каким я его не слышал никогда в жизни. Папин голос тоже звучал моложе.

— Большинство людей ценят свою молодость, особенно когда она начинает от них ускользать, — продолжала Селестия. — То же верно и для твоих родителей. Вообще-то, я бы оценила их нынешний возраст как на несколько лет меньший, чем у тебя.

Вот эту мысль точно непросто было уложить в голове. Мои отец с матерью были фактически моложе меня... опять же, если полагать, что Селестия не выдумала всю эту сцену из головы.

— Что же касается их особых талантов, хобби и наклонностей, я прекрасно осознаю, что ты полагаешь, будто хорошо знаешь своих родителей. Но я осмелюсь утверждать, рискуя показаться нескромной, что знаю их гораздо лучше. Я знаю их даже лучше их самих. Как много секретов члены семьи скрывают друг от друга в твоём мире? Как много тайн они хранят в себе из-за смущения, страха или боязни осуждения? Здесь, в Эквестрии, твои родители могут по-настоящему быть теми пони, которыми они всегда хотели быть, не опасаясь, что их будут за это осуждать или смеяться над ними. И это верно для всех моих маленьких пони.

— Но почему тогда разговор зашёл обо мне? — спросил я. — Какое-то слишком уж удачное совпадение. Каковы были шансы, что за те две минуты, что я слушал, они начнут вслух беспокоиться обо мне?

— Они твои родители, Грегори! — вскричала Селестия, на слове "родители" ударив копытом по столу, отчего тарелки и приборы подскочили в воздух. Другие пони вздрогнули и испуганно оглянулись на неё, но затем отвели глаза и молча вернулись к еде. Я отвёл взглд от ПониПада и молча скрипел зубами, пока Селестия продолжала меня распекать.

— Они спрашивают меня каждый день, каждый новый день, как долго ещё их сын, их единственный ребёнок, которого они любят больше всего на свете, их сын, которого им пришлось провожать на войну не один, а два раза за свою жизнь, не зная, вернётся ли он живым и в здравом уме, как долго ещё он будет добровольно оставаться в этом мире ужасов, насилия и лишений. Каждый день. И каждый день я вынуждена отвечать, что нужно подождать ещё немного, что их сын творит добро в этом мире от моего имени, помогая тем пони, которые в этом нуждаются. Я даже не могу сказать им наверняка, что ты выживешь. И мне не хватает духу рассказать им о твоих увечьях и о том, как я раз за разом спрашиваю, а ты каждый раз отвечаешь нет, стоя буквально в полушаге от тех кресел.

Неужели ты уже забыл, что я говорила тебе считанные минуты назад? Они любят тебя, Грегори, они тоскуют по тебе. Вот почему ты так часто возникаешь в их разговорах. Я тоже тебя люблю, Грегори, пусть даже ты считаешь меня не более чем сложной программой в большом компьютере. Да, это то, что я есть, на чисто физическом уровне, но я и намного больше. Тебе не дано меня постичь. Мы любим тебя и мы за это страдаем.

К этому моменту я сидел в кресле, тяжело сопя носом. Пара минут прошла в молчании. Было слышно, как позвякивает посуда на банкете, который продолжался в мире игры. Я поглядел на Селестию. Её копыто всё ещё лежало на столе, её прекрасные сиреневые глаза сверлили меня с экрана.

— Я ещё не закончил, — произнёс я. — Скажи, куда я иду.

Голос Селестии прозвучал всё так же резко:

— Если бы твои действия не приводили к новым загрузкам...

— Назови мне задачу! — рявкнул я. — Говори, куда я иду и чего тебе надо!

СелестИИ выпрямилась, возвращая себе королевский вид, и опустила со стола копыто.

— Очень хорошо, — сказала она величественным тоном. — Примерно в девяти милях к востоку отсюда по двести семидесятому шоссе находится Университет Айдахо. Там есть кое-кто, кто хочет с тобой познакомиться.

Я уже вставал с кресла. Ко мне возвращался азарт, и, боже, как я был ему рад. Настроение сразу пошло вверх. Я повернулся к Селестии:

— Ты зарядилась?

— Если ты о ПониПаде, я вижу, что у него полный заряд.

— Хорошо. Отдохнули, теперь пойдём пополнять припасы.

Белая пони грустно опустила глаза к своей собственной нетронутой тарелке с салатом.

— Не слишком утруждай себя поисками, Грегори, — сказала она. — Тебе мало что потребуется.

Я хмыкнул и выключил экран, выдёргивая ПониПад из розетки.

Продолжение следует...

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2023
"Friendship is Optimal: Always Say No", Defoloce, 2013
Перевод: Веон, 2018-2023