Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава четвёртая
Очень непослушные детки

Это был Золотой Век Человечества.

Девятнадцать миллиардов людей жило на Земле, и каждый из них был накормлен, напоен и имел кров. Ещё никогда в истории не было ни одной такой популяции, ещё никогда даже большая часть людей не отправлялась каждый день в постель на сытый желудок, не говоря уже обо всём человечестве.

Война стала предметом прошлого. Армии больше не маршировали по полям земли, нации не сталкивались в противостояниях, ибо больше не было стран и не было флагов. Сществовало только Мировое правительство, возникшее из слияния самых могущественных транснациональных корпораций, принадлежавших старейшим и могущественнейшим семьям. По правде сказать, они всегда правили, пускай и только из теней, но теперь, с падением мировой экономики, они могли выйти на свет и делать открыто. Когда случился Великий Коллапс, мир не погрузился на долгие годы в варварство — вместо этого Добрые Семьи взяли бразды правления на себя и восстановили покой и порядок.

Но у достижения Золотого Века тоже была своя цена.

Постоянная борьба за власть, за богатство, за политическое влияние превратила Землю в умирающую планету. Нефть кончилась, радий кончился, благородные металлы были растрачены, запасы неблагородных — истощены. Большая часть планеты представляла собой пустыню, местами переходившую в смертельно отравленные зоны. Почти все растения и животные к тому времени вымерли, а океаны посерели, лишившись жизни. Даже для попытки покинуть планету и отправиться к звёздам было уже слишком поздно.

Но Человек, вечно изобретательный, всегда бойкий на ум, поставил всепланетное вымирание под временный контроль.

Нанотехнологии, машины размером с вирусы или менее, передвигали молекулы, словно игрушечные кубики, и придавали материи любую желаемую форму. Органические отходы снова превращались в еду, рассеянные в окружающей среде металлы постепенно возвращались в оборот. Вода мёртвая очищалась и становилась питьевой в колоссальных объёмах, которых хватало разраставшемуся населению.

Золотой Век пришёл, но прибыл он на умирающую планету, где большинство людей по-прежнему жило в нищете, но только накормленные, напоенные и по большей части в добром здравии. И всё же этому не суждено было длиться вечно. Урон, нанесённый Земле, был непоправим, и лучшие умы человечества рассчитали, что людям осталось жить никак не более трёх поколений. После этого срока больше не останется никого.

Но вот одним тёплым апрельским днём (они все теперь были тёплыми, даже в убежище сильных мира сего в Антарктиде) посреди северной части Тихого океана возникла десятиметровая жемчужина. Это было начало столкновения двух вселенных — Мундиса и Эквестрии. Жемчужина являлась гиперпространственной сферой, лежавшей на пересечении двух миров, и чем больше становилось сечение одной вселенной в плоскости другой, тем больше и больше разрасталась сфера, одной половиной погружённая в океан.

После того, как эквиноидная принцесса возникла в небе над каждым городом, каждой фавелой и разрушенной аркологией, после того, как она поведала им о масштабах межпространственной катастрофы и предложила людям обречённой Земли убежище в её собственных владениях, последние отставные генералы пришли к главам Добрых Семей и представили им своё видение ситуации.

Это вторжение, сказали они. Это зелёные пришельцы атакуют, это красная зараза опять вздумала наступать. Это страшный суд, и антихрист, и жёлтая угроза, и орды Чингисхана, и племена краснокожих, а значит пришло время поставить фургоны в круг и сыграть в ковбоев ещё раз.

И Добрые Семьи разделились. Половина из них увидела щедрость и сострадание предложенного людям спасения, а половина увидела обман, потому что это мог быть только обман, всю историю был только обман, и ничего другого просто быть не могло.

К тому времени Стефан Альбрехт Бетанкур завоевал место генерального директора корпорации Человечество. Это был его час, и он сделал свой выбор, опираясь на всю полноту человеческой истории. Вскоре океан закипел, а небеса над жемчужиной в море запылали.

Но Эквестрия — не Земля, и её история — не человеческая история. Решение Бетанкура было принято из неверных посылок.

Всюду, куда бы он теперь ни пошёл, Стефан Бетанкур шёл в компании. Он был в компании когда спал, он был в компании когда справлял нужду в туалете. Всюду, куда бы он ни направился, она шла следом. Селестия. Принцесса Эквестрии, диарх солнца. Он видел её, но не мог к ней прикоснуться. Она проходила прямо сквозь стены, столы и стулья, как будто тень из былых времён. Он мог её слышать, а она его, и ей было о чём рассказать.

Каждый из членов Добрых Семей получил по своей Селестии. Только они могли видеть проекции принцессы, и когда несколько людей собирались вместе, комнату наводняли пони-призраки — все восьми футов ростом, все лучезарные, все Селестии. По одной на каждого младенца, каждого ребёнка и каждого взрослого в семье.

Для детей Селестия стала ожившей сказкой, и дети горячо убеждали своих родителей довериться эквестрийской правительнице.

Но для взрослых Селестия была горькой правдой и суровой реальностью. Она подарила им самое ужасное из проклятий — способность видеть то, что видит она, и то, что они видели, было ужасно.

Стефан Бетанкур смотрел на свои руки, когда мыл их в раковине, и видел, что они прозрачны и пусты. Благодаря проклятию Селестии он мог видеть, если пожелал, глазами бога. Он мог заглянуть в самые атомы, составлявшие его плоть, видеть протоны и нейтроны, кварки и суперструны.

Новое зрение Добрых Семей на протяжении нескольких месяцев подвергалось тщательному исследованию и проверке. То, что они видели, было правдой, это можно было задокументировать и доказать. Взрослые могли видеть молекулярные механизмы, обеспечивавшие работу их клеток, наблюдать, как неустанно тикают часы, отмеряющие их жизнь, видеть то, о чём учёным приходилось только мечтать.

Правящий класс Земли получил способность видеть реальность такой, какая она есть. В сущности, они не могли перестать видеть её. И куда бы они ни обратили свой взгляд, везде им представали только молекулы, атомы и пустота. Вселенная и правда оказалась чисто материальной, лишённой бога, духа и души. Всё было таким, каким и рисовала его наука: механическое, бессмысленное, случайное упорядочение частиц посреди огромного бесчувственного хаоса.

Но они увидели и кое-что ещё.

Теперь они могли взглянуть за грань вселенной, в которой жили, и там, за гранью Мундиса, оказались бесчисленные другие миры. Большинство из них были так же угрюмы и пусты, но в некоторых кипела жизнь. Эти вселенные буквально разрывались от жизни, настоящей жизни, а настоящая жизнь была магией. У настоящей жизни были и дух, и душа, и смысл, и предназначение. Ближе всего к ним находилась вселенная Эквестрии, нависшая, словно грузовик, движущийся к неминуемому столкновению с Землёй. Когда Эквестрия промчится, Земли не станет, а вместе с ней всех людей и всех существ материальной природы.

Это было чудовищно. Знать, видеть наверняка и без всяких сомнений, что смерть — это навсегда, и только забвение ждёт впереди. Что всё сущее действительно всего лишь случайность. Что со всех сторон тебя окружают бесчисленные вселенные, где жизнь — настоящая жизнь — живёт, и любит, и резвится, не зная конца.

Стефан Бетанкур провёл всю свою жизнь в накоплении. Все Добрые Семьи жили ради того, чтобы копить. Накопление материальных ценностей и социальной власти было их целью, их религией, их предназначением. И вот теперь они узнали, что по космическим меркам они — беднейшие из бедняков. Это осознание уязвляло. Оно жгло их. Оно распаляло в них гнев.

Но всё равно они не могли понять мотивов принцессы. Это было выше их понимания — как можно давать, ничего не ожидая взамен. Жизнь — это бизнес, а бизнес не терпит работы себе в убыток. В мире никогда и ничего не бывает вдосталь, и только тот, кто контролирует ресурсы, контролирует жизнь. Предложенное Селестией спасение просто не могло не быть какой-то уловкой.

Так что они собрались вместе и придумали свою уловку в ответ.

Ковенант был написан их самыми лучшими, самыми изворотливыми мастерами логики и юриспруденции. Если им суждено было переселиться как жалким беженцам в Эквестрию, то будь они прокляты, если согласятся на простую жизнь. Добрые Семьи были настоящим цветом человечества, они заслуживали большего. У них будет своя собственная крепость с дворцами и поместьями, распределёнными в соответствии с рангом и положением. Они не будут знать недостатка в богатстве и ресурсах. Они сохранят свои противостоящие пальцы и драгоценные человеческие формы. Они останутся хитроумными приматами и не превратятся в мычащих скотов. В мире простых пони они будут и навсегда останутся единственными настоящими людьми.

А через это они со временем поднимутся опять. И будут править. И когда этот день настанет, принцесса покориться им, как покорялись бесчисленные короли и королевы до неё. Что было на Земле, то будет и здесь, в Эквестрии.

Принцесса, конечно, воспротивилась, как они и предвидели, и тогда они взяли в заложники сразу всех простолюдинов Земли. Не будет никакой понификации, покуда она не исполнит их требований. Правки и изменения вносились в Ковенант ежечасно, передаваясь между принцессой и главами людей, пока наконец виртуозные мастера закона не дали Семьям знак, что те имеют преимущество. И вот документ был подписан, и это заложило основу для создания первого Бюро Конверсии.

В тот момент Стефан Бетанкур посмеивался про себя. Они побили принцессу-пони в её собственной игре. Они и правда были очень и очень умны.

— Она настоящая. Прям как ты и сказала! — Эшер Брин удивлённо глазел на маленькую каштановую кобылку с жёлтой гривой. — Я-то думал, ты просто сделала себе плюшевую. А она делает трюки?

Серафина, Мило, Айла и Оливер тоже стояли и смотрели с недоверчивыми выражениями на лицах. Серафина улыбалась, но как-то неуверенно, Айла казалась растерянной, Мило стоял, прислонясь спиной к стене, а Оливер, казалось, был готов вот-вот заплакать, но от какой именно эмоции — было совершенно невозможно сказать.

— Её зовут Плантейн, и она не делает трюки. Она пони, а не домашнее животное. — Петра оскорбилась за подругу и за себя тоже. Она уже жалела, что позвала Эшера. — И конечно она настоящая. Я бы не стала врать.

— Извините, мисс пони... — Оливер был тучным мальчиком, и волосы у него были излишне длинными. Его мать являлась самым низкопоставленным из членов правящих семей Земли. Петра никогда прежде с ним не разговаривала до этого дня, но она специально разыскала его в первую очередь. Если уж она собиралась стать очень, очень непослушной, стоило нарушить все правила, какие только получится.

— Плантаня. Зови меня просто Плантаня! — Поняшка улыбнулась, затем склонила голову и тронула мордочкой свою длинноухую спутницу. — А это Крем!

Оливер опустился на колени, громко бухнушись ими в пол спальни. За окном высоко в тёмном небе стояла луна.

— Я однажды видел одну пони, — произнёс Оливер словно в каком-то трансе. — Её звали Джуэл Стар, и она показала нам с мамой, куда нужно идти, чтобы догнать остальных, когда мы сошли с корабля.

Плантаня улыбнулась:

— Как интересно. Теперь ты встретил ещё одну!

Она слегка поклонилась, поджав одну переднюю ногу к телу.

— Меня зовут Оливер, Оливер Закс. И мне кажется, что вы очень хорошая. — Оливер откинул чёлку с глаз пухлой ручкой и, сияя, уселся на пол совсем.

— Ты пони-мальчик или пони-девочка? — спросил Эшер, хмуро поглядев на Оливера. Этого рохли вообще не должно было тут быть. Это поместье Бетанкуров, а Оливер — практически простолюдин, да и вёл он себя соответственно.

Плантаня удивилась:

— Я кобылка! — Эшер всё равно непонимающе смотрел на неё. — Пони-девочка. Ты правда не можешь различить?

— Для меня вы все на одно лицо. — Эшер отступил назад и опёрся спиной на балку, сложив руки на груди. Встреча с обычной пони, похоже, не очень-то его впечатляла.

— Я помню Селестию. Она сказала, что весь мир здесь населён пони. А ещё, что они все добрые и будут со мной дружить. — Айла была из среднего круга и держалась особняком. Другие дети считали, что она немного заторможенная. — Ты... ты будешь со мной дружить?

Плантаня засмеялась и помахала хвостом.

— Конечно, я с радостью буду с тобой дружить... эм...

— Айла. Меня зовут Айла. — Айла Драги покрутила пальцем, накручивая на него локон вороных волос, и смущённо потупилась. — Я... я надеюсь, что буду такой же красивой как ты, когда стану пони.

— Ты уверена, что мы сможем вырваться? — спросил Мило Кэмерон, повернувшись к Петре. — Я даже думать не хочу, что со мной сотворит отец, если нас поймают.

— Если боишься, нечего было и приходить. Никто тебя не заставляет, — раздражённо ответила Петра. Мальчишки — такие трусишки. — Но это скорее всего твой единственный шанс стать пони, так что на твоём месте я бы его не упускала!

— Я непременно пойду, Мило. — Серафине Оланд было пятнадцать, что делало её самой старшей. Но она при этом была довольно низкой для своего возраста, так что другим детям было сложно воспринимать её всерьёз. — Я никогда не забывала Селестию и её обещание. Не знаю как ты, а я только ждала подходящего случая.

Эшер недовольно глянул на Плантейн:

— Эй, пони. Ты точно уверена, что в стене есть проход?

Плантаня с вызовом посмотрела в ответ:

— А как по-твоему я сюда попала?

Эшер горько усмехнулся.

— Может, тебя впустили. Может, ты тут помогаешь им найти среди нас слабаков.

С Плантани тут же слетела вся свирепость:

— Ч-чего?

— Вам это не кажется странным? — спросил Эшер, обводя всех взглядом. — Один из взрослых откидывается, они призывают сюда Селестию, а теперь у нас тут пони, которая говорит, что в стене есть дыра, и мы все можем просто взять и уйти.

— Селестия... принцесса была здесь? — Петра ещё не успела рассказать Айле обо всём, что видела. Только лишь на то, чтобы собрать всех, кто точно хотел стать пони, уже ушло полночи.

— Что? Ты не знала? — ухмыльнулся Эшер. — Селестия была здесь, прямо тут, в Мулескиннере. Они её призвали, все дела.

— Но... принцесса... она была здесь? — Айла казалась шокированной, грустной, растерянной и изумлённой одновременно. Петру восхитила эта быстрая и замысловатая смена эмоций на её лице.

— Ага. Я же говорю, кто-то сыграл в ящик. Большой переполох устроили. — Эшер уселся на кровать Петры. Может это и великое и ужасное поместье Бетанкуров, но пусть тогда Петра ведёт себя соответственно. Эшер немного попрыгал на постели, просто веселья ради. Дурацкие Бетанкуры.

Оливер наклонился поближе к Плантане:

— Я хочу быть таким же как ты, — прошептал он. — Пожалуйста, отведи нас к Селестии.

Плантаня удивлённо поморгала и кивнула, не зная точно, как на это ответить.

— Хорошо. Мне и самой к Селестии нужно.

— А тебе зачем к принцессе? — удивилась Серафина. Предположение Эшера, что пони может оказаться каким-нибудь засланным агентом-провокатором, обеспокоило её. А беспокоиться стоило не только из-за родителей. Отец Серафины верил, что Селестия намеренно уничтожила Землю и что втайне она ела человеческих детей. Звучало это ужасно глупо, но он ведь всё-таки взрослый.

— Моя мама не хочет, чтобы я была артисткой. Она хочет, чтобы я стала важной пони в Кантерлоте, а я хочу остаться в шоу Счастливых Пони. — Плантаня вздохнула. — Буду просить принцесс об эмансипации. Вот почему я прячусь здесь — тут по пути, а мама ни за что не отважится меня здесь искать.

Серафина кивнула.

— Понимаю. Пожалуй, в каком-то смысле, мы все хотим сделать то же самое.

— А что это... манси... пации? — спросила Айла, сидевшая на полу с Крем Буннэ на коленях. Крольчишке, по-видимому, девочка пришлась по душе, она сама забралась к ней на колени и позволяла чесать себя за ушками.

— Это как развод. С твоими родителями. — Мило провёл рукой по тёмным волосам. — Это ведь не то же, что убежать из дома, верно? Это навсегда. Если мы станем пони, они уже ни за что не возьмут нас назад. — Осознание этого только сейчас по-настоящему настигало мальчика.

— К чёрту отца. — Эшер уронил руки на кровать, сжав их в кулаки. — К чёрту всех наших отцов.

Плантаня дёрнулась от хлестнувших эмоций. Айла уставилась на мальчика, раскрыв рот. Мило беспокойно оглянулся. Оливер слегка съёжился. Петра нервно захихикала, но тут же одёрнула себя.

— А я сомневалась, что ты действительно с нами, — заметила с удивлением Серафина.

Эшер откинулся назад и опёрся руками на кровать.

— О, я хочу стать пони. Я только об этом и думал, с тех пор как... — Голос мальчика дрогнул, и он опустил взгляд на одеяло. — Я просто не хочу, чтобы меня поймали. А ещё... я не хочу, чтобы меня превращала Селестия. Я хочу к Луне.

Петра удивлённо воззрилась на него:

— Что... но почему ты не хочешь к Селестии? Она же... она же Селестия!

Эшер зло посмотрел на неё:

— Ага, и она ушла. Просто взла и ушла. Когда наши родители подписали ту хрень. Она... ушла.

— Так было написано в Ковенанте. Она была обязана, хотя не хотела. Разве она не объяснила тебе этого, прежде чем уйти? — Серафина медленно покачала головой.

Эшер как будто пытался прожечь взглядом дыру в одеяле.

— Она ушла.

— Так, слушайте, все. Если мы собираемся это сделать, то есть пара вещей, которые тоже нужно сделать до этого. — Петра начинала беспокоиться о времени. Надо было успеть сбежать до утра, пока взрослые не начали просыпаться. — И мне нужна ваша помощь, потому что есть жизни, которые требуют спасения, и если мы собираемся стать пони, то пора начинать вести себя как они.

Грунтас спал в Собачьей Будке вместе со своими семью братьями. Грунтас ведал охотой и забоем животных, так что он считался вожаком стаи. Он спал на верхней койке в самой лучшей комнате. Грунтас работал вторым поваром под началом у Снивелины, так что он спал на нижней койке. Грунтас, Грунтас и Грунтас, поскольку они вместе тянули повозку хозяина, спали на следующих лучших кроватях, тогда как Грунтас и Грунтас, исполнявшие обязанности дворника и кладовщика, соответственно, ютились вместе в последней комнате.

Грунтас же, будучи самым мелким из их помёта, служил у Бетанкуров туалетным работником и возил их навозную тележку. Спал он в специальном сарае, стоявшем в стороне от поместья и от Будки в дальнем конце Бетанкуровых земель. Бетанкуры, будучи Первой Семьёй, заполучили есественное право распоряжаться очень ограниченным и очень секретным запасом мяса Человечьей Масады. Людям не полагалось держать животных для еды.

Селестия включила в Ковенант элементы Pax Equestria — древнего мирного договора между пони, драконами, грифонами, а потом и алмазными псами, который устанавливал границы отведённых им земель, а также определял что, а точнее кого, они могли и не могли есть.

В соответствии с Pax Equestria, только те существа, которые считались злыми, опасными или грозили разрушениями могли становиться объектами охоты для представителей трёх рас. Таким образом, обитатели подземной бездны Тартара, монстры Вечнодикого, а также кошмарные порождения других измерений, рыскавшие на границах эквестрийского пространства, были разрешены для охоты, а пони и все их меньшие братья — нет. В Пакте было сделано несколько исключений для труднодоступных и неблагоприятных для жизни районов: алмазные псы и грифоны могли разводить кроликов в пустынях, а также на холодном негостеприимном севере. Однако в зелёном цветущем крае центральной Эквестрии убийство любых животных было строго-настрого запрещено.

Стефан Бетанкур был не одинок во мнении, что этот запрет абсолютно неприемлем. Хотя им было доступно множество заменителей мяса, лидеры людей не собирались позволять какой-то пони, пусть даже и принцессе, свободно диктовать им могут ли они или не могут есть на завтрак бекон. "У человека есть право есть бекон, чёрт побери!" — таково было общее мнение. И к тому же, люди давно уже успели определить точные границы возможностей принцесс.

В пределах своей вселенной принцессы были богами. Они обладали практически абсолютной силой, но сила эта подчинялась причудливому своду правил. Принцессы могли повелеть континентам сдвинуться со своих мест, воздвигнуть горы, наполнить водой моря, но такие масштабные проявления силы могли запросто стереть всю жизнь в затронутых райнах. Насколько люди могли судить, принцессы лишь единожды использовали всю свою мощь — в самом начале, когда они только создавали свою страну, высвободив её из какого-то ужасного хаотического состояния.

Они сотворили жизнь, и её сходство с жизнью Земли убеждало многих учёных во времена Бюро, что принцессы, должно быть, изучали Землю и создали свои творения на основе того, что видели там. Но жизнь хрупка, и раз создав её, принцессы вынуждены были сохранять мир неизменным, чтобы не уничтожить бессчётное множество собственных детей.

Вдали от Эквестрии, как отметили учёные, принцессы постепенно ослабевали с каждым шагом, пройденным от Барьера — они черпали свою необъятную мощь из своего дома и теряли её на большом удалении. Существовали планы, как можно воспользоваться этим фактом к выгоде людей, но замысел так и не воплотился в жизнь.

Принцессы были могущественны и в самых микроскопических масштабах. Предполагалось, что они опирались на магические программы — заклинания — которые используют логические структуры, чтобы выполнять повторяющиеся задачи. По-видимому, именно так они атом за атомом конвертировали плоть Добрых Семей в двеонную материю.

Единственный уровень, на котором принцессы оказались не всесильны, был уровень повседневных вещей. Существа, способные повелевать солнцем и луной, способные рассыпать по небу звёзды или манипулировать ядрами атомов, были просто слишком сильны, чтобы сохранять полный контроль на уровне людей и пони. Мощь сковывала их, лишала гибкости. Они были слишком могучими, а потому не осмеливались проявлять свою силу в драматических масштабах, подобно богам из мифов Древней Греции. В этом смысле они имели свои пределы — границы, установленные их собственной моралью и состраданием к смертным существам. Другими словами, у них были уязвимые места.

Любое ограничение может стать предметом эксплуатации. Принцессы не отваживались действовать в полную силу, а люди вскоре осознали, что они ещё и не могли всего на свете знать. Принцессы могли сотворить целую вселенную, но не могли увидеть, где пала каждая малая птица. Их можно было обмануть, и от них можно было утаивать секреты.

И было много секретов, которые тщательно утаивались от принцесс.

Открыть загон было просто, заставить свиней и кур вести себя тихо — совсем нет.

— Прошу тебя, Бикатриса, шшшш!

Свиньи представили детям всех по очереди, что отняло ужасно много времени, а когда всем как следует разъяснили идею свободы и побега, все животные страшно разволновались. Свиньи, разумеется, могли разговаривать, а вот куры нет, но они были ужасно эмоциональны. В конце концов Петре пришлось обхватить клюв курицы пальцами, пока та не поняла, чего от неё хотят.

— Простите. Это очень тяжело для нас. Мы уже не надеялись... — Хэмтон вновь зарыдал, а это угрожало тем, что и Катлер с Тур Пьером захлебнуться эмоциями. Спасать разумных животных оказалось гораздо сложнее, чем это выглядело в мультиках. В реальной жизни это было не приключение, а спасение от лютой смерти. Свиньи и куры казались не столько забавными говорящими животными, сколько узниками концентрационного лагеря. Они очень ясно осознавали свою участь, и это очень усложняло всё для детей.

— Добрые свинки! Милые курочки! Послушайте меня! — Петра была уже сыта всем этим по горло, ночь утекала слишком быстро, а они ещё даже не вышли из Масады. — Если вы хотите жить, то сейчас вы должны быть сильными! Больше не должно быть никакой суеты или проволочек! — Петре почудилось, будто внутри неё просыпается её мать. — Мне нужно, чтобы вы вели себя абсолютно тихо и думали только о том, чтобы идти вслед за мной. Никто из вас не должен проронить ни звука. Особенно ты, Бикатриса. Вэттлсворт? Следи за своей несушкой. А теперь идём!

Под хныканье Бикатрисы и всхлипывания Хэмтона, Петра осторожно провела четырёх свиней, двух кур и петуха к дверям сарая. Мило и Оливер стояли наготове с одеялом Петры и верёвкой, чтобы спеленать и связать Грунтаса-младшего, если тот вдруг проснётся. Мило сначала предложил отлупить алмазного пса бейсбольной битой, но ему справедливо заметили, что это для них теперь совершенно невозможно. Способность убивать или причинять серьёзный вред была отнята у людей в процессе трансмогрификации в эквестрийскую материю. Это было явно прописано в Ковенанте, и это был единственный пункт, который Селестия абсолютно отказывалась обсуждать.

Разумеется, именно поэтому их родители и использовали в качестве слуг исключительно алмазных псов, а пони даже не пускали на порог. Собаки тоже были беженцами, как и люди, и они чувствовали себя комфортно в компании других высших хищников. Алмазные псы могли убивать, они могли забивать скот и, к величайшей радости взрослых, оказались беззаветно преданны своим хозяевам, к тому же являясь отличными поварами.

Петра шла, тихо ступая по сену, пока не оказалась под открытым небом, затем подождала у приоткрытой двери сарая, пока все животные не пройдут. Пендерлойн хрюкнул, когда свежий ночной воздух тронул его пятачок, но алмазный пёс не проснулся. Все свиньи, куры и дети находились на землях Бетанкуров под сияющим светилом принцессы ночи и её мерцающими звёздами.

Свиньям хотелось плакать, ведь они думали, что уже никогда не увидят звёзд, однако все они шли в благоговейном молчании, пока их причудливая труппа не добралась до того места, где их ждали Плантаня, Крем и другие дети.

— Привет! — сказал Хэмтон, выступив навстречу Эшеру. — Меня зовут Хэмтон, а это Катлер, он тот, что с обвислым ухом, и Пендерлойн, немного тугой на ум, но тоже славный малый... — Хэмтон продолжал, указывая копытцем: — ...и Тур Пьер, который...

— Твою мать... вы и правда говорящие!

Хэмтон смутился.

— Разумеется. Пони могут говорить, так почему бы и нам не...

— Я, кажется, ел твою маму на прошлой неделе! — Эшер тут же понял, что ему не стоило так шутить, но было уже поздно. Это ведь была всего лишь шутка. Он вовсе ничего такого не имел в виду. Но теперь свиньи плакали, а тот боров, который с ним разговаривал, громко выл, и Петра никак не могла его угомонить.

— Что за шум? — послышался резкий скрипучий голос откуда-то из Будки.

Ну конечно, подумала Петра, у собак ведь отличный слух. Они крепко спят, но любой достаточный шум способен пробудить их даже от самого глубокого сна. Престраннейшие вещи могли поднять с постели горничную Круддлс: Петра могла пойти среди ночи в туалет, топая босыми пятками по полу, и пёсиха не просыпалась, но если Петре случалось вдруг застонать во сне от ночного кошмара, то она просыпалась и обнаруживала, что Круддлс гладит её по головке.

Должно быть, вой свиней был как раз одной из вещей, которые могут разбудить алмазного пса.

— Что теперь? Они нас непременно найдут! — занервничал Мило. Из Будки послышался грохот чего-то железного и ведро-образного. Теперь сомневаться в том, что все братья Грунтасы проснулись, не приходилось.

— Мне страшно! — произнесла Айла, прижимая к себе Крем, которой, похоже нравилось её внимание.

Крем выпрыгнула из объятий девочки, забралась ей на плечо и встала во весь рост, словно человек, едущий на гигантском роботе. Крольчишка отчаянно замахала лапками, указывая на стену.

— Нам просто нужно забрать наши припасы! Еду, воду и... — Петра повернулась и направилась к куче мешков, которую они спрятали в кустах перед поместьем.

— Нет, — возразил Эшер. Он больше не казался грубым и циничным. Теперь он выглядел как совсем маленький ребёнок, напуганный до глубины души. — Пони! Веди нас через стену! — Белокурый мальчик уставился широкими глазами на Плантаню. — Веди нас через стену. Скорее. Пожалуйста. Пожалуйста.

Ни один из детей ещё не видел Эшера напуганным. Сердитым, злым, грубым... но напуганным — никогда. И это заставляло их тоже бояться.

— Я согласна. Нам нужно уходить. Сейчас же. — Серафина тоже повернулась к Плантане. — Выведи нас отсюда, пожалуйста.

Уши Плантани дёрнулись, и она на мгновенье раздула ноздри.

— Да... идёмте, сюда.

— Но наши припасы!

На Земле в Антарктике за пределами обитаемых куполов не было ничего, кроме остатков снега и голой земли. Ей говорили никогда не отставать от взрослых и рассказывали страшные истории о детях, которые умерли среди голых скал.

— Пойдём, Петра. — Плантаня взялась зубами за рукав девочки и потянула её за собой. — Всё будет нормально. Нам надо идти.

Петра бросила последний обречённым взгляд на кусты и пошла следом.

К тому времени, как они добрались до дальнего угла Масады, свиньи успели успокоиться. Всю дорогу Эшер сначала унижал их за то, что они не смогли правильно понять шутку, а затем, когда это не помогло, начал усиленно извиняться. Со временем Хэмтон поверил, что Эшер действительно искренне просит прощения, а к тому моменту в это поверил уже и сам Эшер.

Свиньи, куры, люди, кролик и пони шли между деревьев, росших вдоль стены. Деревья были высокими и совсем взрослыми — живое свидетельство могущества магии земных пони. В стене оказалась брешь. Каменную кладку, составлявшую эту её часть, кто-то аккуратно выбил внутрь. Петра в изумлении глядела на дыру. Все камни были большими и очень тяжёлыми.

Плантаня улыбнулась:

— Земные пони. Мы сильные!

Было уже утро, когда человеческие дети и эквестрийцы пробирались по пологим холмам, окружавшим Кантерлотскую гряду. Не было абсолютно никакого способа пройти по горам напрямик. В Эквестрии была совсем иная физика, нежели в той вселенной, по которой плыла Земля, и угол откоса здесь был слишком высок. Горы могли быть почти вертикальными, как конусы, и по их склонам невозможно было взобраться при помощи одних только ног. Кантерлотская гряда была совершенно неприступной для всех, кто не имел крыльев, так что они были вынуждены сделать большой крюк, чтобы обойти горы кругом.

У Плантани была на примете одна дорога, по которой можно пойти. Она одновременно и обходила плантацию её мамы стороной, и являлась самым простым путём к Кантерлоту.

— Когда ваши родители поймут, что вы пропали, куда, думаете, они решат, что вы пошли?

Айла, Серафина и Петра повесили головы.

— В Кантерлот, — вздохнула Петра. — Других вариантов нет. Маменька знает, что я хотела стать пони, и папенька тоже. Теперь, когда я знаю, что они врали, можно наверняка сказать, что они решат, что я побежала к Селестии.

— Или к Луне, — проворчал Эшер. — Я хочу к Луне.

— Или к Луне, — согласилась Петра. Было просто нельзя допускать, чтобы Эшер опять становился угрюмым.

Он мог огорчить свиней.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2018
"HUMAN in Equestria: A Conversion Bureau Story", Chatoyance, 2013
Перевод: Веон, 2018