Автор рисунка

Двадцать семь унций, глава 8

337    , Апрель 3, 2016. В рубрике: Рассказы - отдельные главы.


Автор картинки — duster132

Автор: Chatoyance
Перевод: Веон, Многорукий Удав

Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава 8
Чашка неверия

Человек, кричавший по голотерминалу на Алекси Веняляйнена, был главным терапевтом клиники 078. Звали его Прабхакар, и он хотел, чтобы Алекси чётко для себя уяснил, что у него не только нет запаса тестостерона ципионата, но даже если бы и был, то Алекси стал бы последним человеком на Земле, который бы его получил.

Доктор Пастерн не сказала Алекси, зачем ей нужен мужской гормон, но это было не важно. Алекси знал своё место в мире: где-то у кого-нибудь всегда была какая-то потребность, и его даром, его талантом, его призванием было найти способ эту потребность удовлетворить. Обеспечение было для Алекси игрой, головоломкой, которую он с неизменным удовольствием решал. Возможность добыть недобываемое, совершить чудо, которое всем казалось невозможным, захватывала его дух. Но ещё приятнее было осознавать, что он достал кому-то нечто позарез необходимое, когда никто больше не смог. Алекси был не слишком сложен в этом отношении, он искренне радовался, когда мог кому-то помочь.

Становилось всё более ясно, что клиники Бюро были не очень-то хорошо обеспечены чем-либо, кроме самого необходимого для выполнения их функции. То, какие припасы можно было найти в их лазаретах, варьировалось даже меньше, чем он думал, и там редко попадалось что-либо кроме простой аптечки первой помощи.

Нужно было расширять поиски за пределы Бюро, а это почти наверняка означало чёрный рынок. Алекси не был чужд подпольной экономике, но устроившись в клинику 042, он старался по возможности оставить эту часть своей жизни позади. Хотя на чёрном рынке встречались и хорошие люди, были там также хищники и воры, так что в этом деле всегда присутствовал элемент опасности. Алекси не любил опасных людей: они были склоны к нетерпению, легко оскорблялись, а цены заламывали непомерно высокие.

Доктор Пастерн очень настаивала, что это важно, и Алекси чувствовал, что она рассчитывает на него. Он её не подведёт.

Алекси залез под свою огромную кровать и принялся там копаться. Хотя он добыл кровать в основном ради удобства, были у неё и другие плюсы. Под ней можно было прятать какие-нибудь вещи, глубоко, в самом дальнем углу, куда полезет искать только самый дотошный. Включив небольшой карманный фонарик, Алекси нашёл запертый футляр, в котором хранилась его "синяя коробочка".

Эта маленькая запрещённая законом машинка умела петь голографические песни сканирующим модулям гипернет-терминалов, позволяя подсоединяться по кванто-криптографическому каналу к ресурсам и сайтам, одно лишь знание о которых считалось преступлением. Алекси запер дверь, но перед этим поставил снаружи в углу двери "маячок", который должен был прервать связь и предупредить его при чьём-нибудь приближении. Затем Алекси достал из-под кровати ещё одну коробочку — антисканер. Это устройство постоянно слушало эфир на предмет любых сканирующих импульсов и отвечало на них такими же, но в противофазе, возвращая источнику нулевой сигнал. Мировое правительство вставляло автоматические шпионы и следящие метки в каждый свой продукт, в каждый бытовой прибор.

Укрывшись с ног до головы, Алекси принялся творить мистические квантовые заклинания, чтобы открыть запретный гипернетовый портал в царство подпольной экономики. Это была настоящая технологическая черная магия, и Алекси слыл когда-то довольно знатным чернокнижником. Здесь обитали те, с кем он хотел связаться — другие маги, и кто-то из них непременно сумеет удовлетворить запрос доктора Пастерн. Вопрос лишь в том, какую цену они могли за это запросить.

В воздухе перед голотерминалом возникло лицо. Это было нехорошее лицо, принадлежавшее нехорошему человеку, промышлявшему нехорошими делами. Алекси заметил, что его не без некоторого удивления узнали. В последний раз они с нехорошим человеком расстались отнюдь не в хороших отношениях. Но всё же не приходилось сомневаться, что этот человек найдёт то, что нужно Алекси, и, как ни страшно это звучит, ему совершенно не важно, что именно это будет.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  

Когда Логан Бертрам был маленьким, ему нравилось сидеть на развалинах пирса в фавеле у озера Мерсед. Вода здесь, конечно же, была ядовита, и никто в здравом уме не стал бы в ней купаться, а тем более пить, но всё-таки здесь было очень красиво, и Логан часто сидел на пирсе, позволяя бликам и переливам убаюкивать его, погружая в сонную, гипнотическую полудрёму. В этом тёплом, благостном, ирреальном состоянии ума он очень ясно ощущал, как в нём живёт чудо мироздания.

Логану нравилось ощущать, что он является частью жизни окружающего мира. Он будто бы парил, словно бесплотный дух, ощущая единство со всеми букашками, мутакрысами и людьми. Казалось, будто все эти тихие попискивания и чириканья были обращены прямо к нему, как будто маленькие зверьки говорили с ним.

Однажды, сидя над водой в своём гипнотическом трансе, он приоткрыл глаза и застал удивительную картину. Логан представлял, что стал совсем прозрачным и невесомым, и сосредоточенно старался думать только о самых радостных чувствах, которые мог в себе найти. На этот раз он устроился подальше от пирса, забравшись на большую сломанную машину. В узенькую щёлку между веками, почти в самом уголке глаз, ему открылось странное и удивительное зрелище: несколько диких мутакрыс приблизились к нему, забыв на миг свои привычные пугливые повадки, и дружно уселись на задних лапках, как будто бы внимая ему.

Логану представилось, что он стал эдаким миролюбивым буддой, добрым ко всему сущему, а этот кружок животных собрался здесь, чтобы почтить его великое достижение. В тот же миг он стал взволнован, обрадовавшись тому, что совершил нечто удивительное, и его внутренний покой немедленно пошатнулся. Как ни пытался он сидеть так же тихо, как прежде, причудливое собрание животных вскоре рассыпалось, каким-то образом почувствовав произошедшую в нём перемену.

Поздно. Они разбежались. Но этот случай убедил Логана, что есть нечто волшебное в Природе, нечто куда более сокровенное, чем всё, что он полагал возможным.

Логан жил один вместе с отцом в армейском трейлере. Отец когда-то изучал инженерное дело и науки, и теперь занимал какую-то низшую должность в мировой корпорации. Логан не знал точно, что это была за должность, но отец был очень амбициозным человеком и не слишком мучился угрызениями совести. Скорее всего, он работал информатором или даже провокатором корпорации, призванным внедряться в различные социальные группы и движения, а иногда и провоцировать их на такие поступки, чтобы их исчезновение виделось обществу в положительном свете.

Семья Логана всегда жила чуть лучше других. Отец позаботился, чтобы он получил образование, и долгие вечерние занятия, проведённые с жёстким и сердитым отцом, позволили Логану узнать гораздо больше, чем только лишь тяжесть отцовского кулака. Логан умел читать, он понимал основные научные концепции и имел представление об истории и литературе. Это изолировало его от общения с другими детьми, жившими в трущобах, так что большую часть времени он проводил один и невдалеке от дома.

Одним из мест, куда он решался наведываться, были заброшенные развалины старого колледжа по соседству. В том, что осталось от бывшего кампуса, можно было отыскать древние книги, многие из которых до сих пор оставались читабельны. Но забредать туда было опасно, так как там также встречались хулиганы и бандиты, которые могли поймать его и избить. Логан был не очень спортивным мальчиком. И драться тоже совершенно не умел.

Когда отец видел у него синяки и порванную одежду, Логан мог рассчитывать на новые побои за то, что он был, как выражался отец, "ссаной безвольной тряпкой" и "слабым малолетним говнюком".

Но в библиотеке колледжа Логан смог найти своё величайшее счастье: волшебные сказки. Он нашёл там работы Л. Фрэнка Баума — две с четвертью книги о стране Оз, — почти целую копию "Хоббита" и даже три пятые "Книги чудес" лорда Дансени. Они стали его самым главным сокровищем.

Логан прекрасно понимал, что отец скажет о таких историях. Они не были практичными, они были глупыми, бессмысленными, лишёнными какой-либо пользы, способной помочь добиться положения в мире. У отца не было времени нянчить ребёнка, ему нужна была сильная "правая рука", чтобы помочь ему пробиваться наверх. Вот почему Логан так тщательно и осторожно прятал свои книги под кроватью, в дыре в полу. Он всегда проверял, что точно остался один, прежде чем решиться достать какую-нибудь из них, чтобы перечитать. Он научился быстро прятать книги под одеждой и мог заставить их "испариться" в мгновение ока, если кто-нибудь вдруг объявится поблизости.

Он очень успешно проделывал всё это, пока однажды вечером отец не вернулся домой раньше обычного. Отец Логана был пьян, одурманен самогоном, который в фавеле варили из забродивших питательных батончиков, входивших в стандартный мирокорповский рацион. Употребление самогона было любимым времяпрепровождением жителей фавелы, и потому всех постоянно подговаривали жертвовать часть рациона на изготовление этого жуткого зелья. Отец Логана был зол, потому что люди, с которыми он пил, были отцами тех мальчишек, что часто колотили Логана. Они назвали Логана хлюпиком и заявили, что у отца Логана на нормального сына яиц не хватило.

Логан был пойман за чтением "Озмы из Страны Оз". Не успел он и глазом моргнуть, как его отшвырнули в стену, спальня полетела вверх дном и под кроватью обнаружились все его книги. Логан смотрел, как отец рвёт книги у него на глазах, как он кричит на него за то, что он только посмел ими обладать. Не было больше Озмы и Дороти, Бильбо и Торина, кентавра Шеппералка и прекрасных слов, что дарили Логану его единственную настоящую радость.

Естественно, Логан плакал, ведь самые дорогие ему вещи отнимали у него навсегда, и он был бессилен против жестокого монстра, забиравшего их.

Отныне всё будет по-другому! Логан будет учиться драться, он будет заниматься ещё усерднее, чтобы чего-то в жизни стоить! У отца были свои планы, он хотел, чтобы Логан вступил в корпус информаторов и начал работать как мужик. Логану пора было вырасти и прекратить вести себя как девчонка. А если он не повзрослеет, отец выбьет из него всю эту "пидарасню".

Вскоре жизнь Логана состояла лишь из занятий рукопашным боем, изучения математики, других наук и корпоративных уставов. Отец лелеял мечту вырваться когда-нибудь из информаторов, стать полноправным работником корпорации, получить должность на нанофабрике или в технопарке. Меньшего от сына он не ожидал.

Очень скоро и озеро потеряло силу дарить Логану его волшебные моменты покоя. Пепел Средиземья и страны гилликинов оставил гадкий привкус у него в мыслях. Как он был глуп. Как смешон. Побои убедили его в материальности мира. Отец вбил в него одну простую истину: о том, что существует лишь то, что здесь и сейчас, то, что можно взять и использовать для себя. Единственными достойными мыслями являлись мысли рациональные, никому и ничему нельзя было доверять, ибо мир был суров и каждый только и ждал шанса урвать себе кусок. В жизни не было иного смысла, кроме как выживать и совершенствоваться, и горе тому, кто встаёт у тебя на пути. Большинство людей было бесполезными дармоедами, которыми можно легко управлять при помощи веры и россказней.

Только тот, кто понимал это, заслуживал власти и положения. И Логан карабкался по карьерной лестнице вслед за отцом.

Когда ему исполнилось двадцать три, Логан обнаружил себя в рядах подразделения черносетников. Отец был очень доволен. Логан патрулировал периметр небольшой мирокорповской базы, расположенной на территории бывшего парка Пресидио. Отсюда осуществлялось поддержание порядка во всём районе, отсюда же распределялись стандартные рационы. Логан носил броню из чёрной наносетки и автомат, и ему разрешено было убить всякого, кто только попробует приблизиться к базе.

Именно здесь Логан встретил Николаса.

Ник был немного старше Логана и выглядел очень привлекательно. Хотя он был сильным и крепким, лицо его не потеряло деликатных черт и отличалось практически эльфийской красотой. Николас растревожил в Логане память об утраченных книгах, о сказочных странах и удивительных существах. Логан обнаружил, что увлёкся Николасом, и не мог удержаться от того, чтобы не бросать на него украдкой взгляды, когда считал, что никто не видит.

Однажды утром Логан оказался один в раздевалке на военной базе, безуспешно сражаясь с жёстким и неподатливым материалом, из которого делали их чёрную броню. Натянув пуленепробиваемую куртку на голову, он пытался просунуть в неё руки, но материал, как всегда, сопротивлялся его стараниям. Внезапно чьи-то сильные руки обхватили Логана за талию.

— Ты смотрел на меня, — раздался голос Николаса, и прозвучал он как-то странно. Логан испугался и весь задрожал, ожидая, когда на него посыплются удары, когда начнётся избиение.

— Пожалуй, за тобой должок.

Внезапно чьи-то сильные руки рванули жилет вниз, и голова Логана проскочила в воротник, а его руки так и запутались в бронежилете. Не дав ему опомниться, Николас поцеловал его.

Любовные отношения между членами подразделения были строго запрещены. Они часто приводили к проблемам и осложнениям, в которых корпоративные начальники просто не хотели разбираться. Если бы один из них ушёл из черносетников, проблемы бы не возникло, но никто из них не мог. Николас — потому что любил служить солдатом корпорации, а Логан — из-за отца.

Они хранили свою любовь в тайне, сколько могли, но в тесном мужском коллективе такие вещи невозможно долго скрывать. Вскоре Логан и Николас оказались перед выбором, который поставил перед ними командир: либо завязывайте, либо уходите из подразделения.

Логан влюбился в Ника, он не был так счастлив с самого детства, когда у него ещё были книги и тихие моменты у озера. Николас жил ради службы, а Логан жил ради Николаса. Он должен был уйти. И пусть отец бесится сколько хочет.

Логан нашёл себе новый дом, подальше от отца и базы, всего лишь небольшую лачугу, и принялся понемногу её восстанавливать. Впервые за всю свою жизнь он был доволен судьбой. Днём он иногда сидел у мёртвого серого океана, и были моменты, когда переливающиеся маслянистые волны почти убаюкивали его. А вечером приходил Николас, и Логан не знал ничего, кроме радости.

Шли месяцы, и Николас стал приходить домой всё реже. По-видимому, черносетники проводили ночные учения, было много перемен. Что-то случилось в мире, и ходили слухи, что это государственная тайна. Затем, внезапно, никакой тайны больше не было: где-то в Тихом океане открылся небольшой пространственно-временной разлом. Сферическая дыра, ведущая в другую вселенную, которая то ли столкнулась с Землёй, то ли там же и возникла и теперь росла с каждым часом.

Николас уже почти не появлялся дома; база находилась в постоянной боевой готовности, население фавелы встревожилось. Были слухи, что от странного пузыря в море исходит опасность. В фавеле рассказывали истории о местах, куда теперь небезопасно ходить, о таинственных болезнях, которые там скрывались. Росла паника, и черносетники готовились к подавлению бунтов и беспорядков, если таковые начнутся.

Логан с увлечением смотрел на экран портативного головизора, который Николас однажды принёс домой. Всего за каких-то несколько месяцев космический пузырь вырос, став больше мили в диаметре, и останавливаться на этом не собирался. Камеры вертолётов, барражировавших вокруг него, выхватывали за блестящей поверхностью очертания чего-то голубого и зелёного. При увеличении внутри сферы обнаружились горы, реки и леса. Весь мир пустил коллективную слюну при виде такого изобилия ресурсов.

Тогда-то и началась первая из нескольких волн религиозной истерии. Планета была больна, некоторые даже прямо заявляли, что она умирает. Сомнений не оставалось — близился конец времён; и вот, среди всего этого, из моря возник мир зелёных полей и пасторальных пейзажей. Некоторые называли это Вторым Пришествием, некоторые — тысячелетним царствием мира на земле, некоторые полагали его даром Господа. Религиозный экстаз охватил весь земной шар, в то время как главы корпорации строили планы, как высосать из новой земли нежданно объявившиеся ресурсы.

Но пока ни один материальный предмет не смог преодолеть мерцающей поверхности сферы.

Когда сфера достигла четырёх миль в диаметре и продолжила расти, мировое правительство объявило, что получило некое послание из расширяющегося пространства. Было разрешено послать внутрь беспилотные зонды, но ни один человек не мог войти вслед за ними.

Логан с восхищением рассматривал первые изображения, полученные из новой вселенной. Это была страна Оз. Это было Средиземье. Каждая фантазия воплотилась в этой земле и обрела жизнь. Пышные, зелёные и прекрасные, эти виды настолько захватили его, что почти возместили ему тот факт, что он уже три месяца не видел и не слышал Николаса. Очевидно, база перешла в режим полной изоляции. Логан намеревался ждать. Когда всё уляжется, Николас обязательно вернётся. А Логан позаботится, чтобы их дом был готов к его возвращению.

Но однажды вечером, за два дня до его двадцать четвёртого дня рождения, случились две ужасные вещи.

Логану Бертраму @ Квантокод ++X++XX**X  ЗАШИФРОВАННОЕ СООБЩЕНИЕ:

Логан,

Прости, что втянул тебя в жизнь греха и вырождения. Я был одержим Сатаной и мирским злом. Молю тебя простить меня, если можешь. Я обрёл новую жизнь здесь, в Возрождённом Синоде Замысла Господня, и вверил свою душу Нашему Спасителю. Уверен, ты уже видел пришествие Царства Божия, и надеюсь, что это склонит тебя отвернуться от греха и раскаяться за свою жизнь.

Твой брат в вере,

Николас Тайвель

Логан тупо глядел на это сообщение, возникшее в головизоре. Оно появилось прямо посреди выпуска новостей, сообщавшего, что контакт с обитателями новой вселенной продолжается уже почти год, что их правительница собирается выступить с обращением к миру и что мировое правительство заключило некое мирное соглашение с пришельцами. Как бы потрясающе это ни звучало, сейчас он не мог думать ни о чём, кроме как о своём разбитом сердце.

Логан рыдал и бил кулаками по стенам своей лачуги. Проклятые проповедники добрались до Николаса. Они воспользовались страхом, порождённым расширением новой вселенной, и украли его Ника. Логан проклинал их суеверные безрассудства, проклинал всех богов и все веры, он восставал против жестокости этих злобных историй и мифов.

Николас говорил, что вырос в набожной религиозной семье. Он упоминал, что и сам был когда-то религиозен. Логана охватил гнев. Как Николас мог сделать такое? Как мог он позволить страху разрушить драгоценный дар их любви? Как Ник мог так перемениться? Этого не могло случиться. Этого просто не могло быть.

На головизоре, позади полупрозрачного прямоугольника, на котором было выведено письмо Ника, виднелось лицо странного существа, выступавшего с обращением к миру. Оно не было человеком, высокий белый рог поднимался из его лба. Волны переливающихся цветов развевались над его головой, заменяя волосы. Глаза у существа были большие и яркие, и каким-то непостижимым образом они говорили как о мягкости, так и об устрашающей силе. Существо говорило что-то о соглашении, заключённом с мироправительством, о какой-то "конверсии", что бы под ней ни имелось в виду. Слова звучали, но не оставляли смысла. Всё, о чём Логан мог думать, это что Ника нет, его Ника больше нет, так же как книг, так же как всего хорошего, что у него всегда отнимали. Наказание. Вот что это было. Наказание за то, что он ушёл из черносетников, что он подвёл отца. Опять.

В дверь громко постучали. Николас! Должно быть, это был Ник, никто больше не мог прийти сюда. Ник вернулся, он одумался, ведь было ясно, что странный космический пузырь не мог быть никаким библейским событием. Внутри него жили чудные большеглазые пришельцы, а вовсе не Бог и не Иисус. Ник всё-таки решил вернуться домой. Он одумался!

Логан подбежал к двери и начал отпирать замки. Николас! Ник вернулся!

Кулак с размаху ударил его по щеке. От удара тонкая кожа над губой порвалась, на рубашку и на пол брызнула кровь. Логан хорошо знал этот кулак. Он принадлежал его отцу. Но как он здесь оказался?

Логану в грудь упёрлось чужое колено, стало тяжело дышать. Жёсткая рука схватила его за волосы и с силой тряхнула, заставив мир закружиться. Когда зрение прояснилось, весь мир для Логана сосредоточился в единственном предмете, торчавшем у него перед носом. Это был ствол пистолета. А позади пистолета краснело лицо разъярённого отца, поносившего Логана последними словами.

Пап... да как ты... пап... что случ...

— Ах ты грёбаный кусок вонючего ДЕРЬМА! Х...егрыз ты мелкий, да как ты смеешь разевать при мне эту зловонную дыру, которую называешь ртом! Да я тебя сейчас пристрелю на х... прямо на этом месте, грёбаный ты говнюк! — Отец, похоже, был сегодня не очень им доволен. У Логана закружилась голова. Не верилось, что всё это происходит на самом деле.

Логан вгляделся в серый металл пистолета. Его дуло казалось невероятно большим, как будто у пушки. Он чуял его металлический запах. Вдруг по брюкам растеклось тепло и потекло вниз к ягодицам, вжатым в земляной пол. Какая-то часть разума Логана сумела, посреди всего этого ужаса, отметить, как же это занятно, что страх действительно может вызвать опорожнение мочевого пузыря. Это был не просто миф или занятная байка. Другая часть его бешено несущихся мыслей нашла занятным то, что в такой момент он мог абстрактно рассуждать о подобных вещах.

У Логана был очень замысловатый ум.

— Твой маленький бойфренд... — Отец выплюнул это слово словно насекомое, нечаянно залетевшее в рот. — ...прислал мне письмо. ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО БЫЛО В ЭТОМ ПИСЬМЕ?

У Логана было весьма хорошее представление, что там могло быть.

— Оказывается, МОЙ СЫН — грязный мелкий х...есос! Оказывается, он устроил тут себе любовное гнёздышко. Похоже, его пидор-бойфренд обрёл Христа и решил рассказать мне, чтобы я помог своему сыну тоже его обрести. Ну разве это не МИЛО? А, ПИДОРЮГА?

Логану было трудно дышать. Колено больно упиралось в грудь. В штанах становилось холодно и чесалось. Он с трудом мог поверить, что может осознавать столько разных вещей одновременно.

— ПОМОЧЬ ТЕБЕ ОБРЕСТИ ХРИСТА, А? Что молчишь, говнюк? Помочь? Я могу отправить ТЕБЯ К ИИСУСУ ПРЯМО, БЛ...Ь, НА...Й, СЕЙЧАС! Ты этого хочешь?

Дуло пистолета надвинулось на Логана и захватило весь его взгляд. Оно было большим, как небо. Он видел нарезы внутри ствола. Он даже практически чувствовал вкус металла.

Внезапно всё внутри Логана похолодело. В глазах отца он увидел смерть. Разум обрёл чёткую, кристальную ясность, как свет яркой звезды.

— Стоп. Ты хочешь сказать, что этот ублюдок Николас, этот говнюк всё ещё пытается меня подъ...уть? Папа, пап, пап, как ты мог поверить в такую херню? Бл...ь, пап. Ты из-за этого прибежал сюда?

Это был блеф, Логан это прекрасно понимал. Всё зависело от того, насколько отец не хотел поверить услышанному. Логан поставил всё на силу отрицания, на силу того, во что отец хотел верить. Вера была орудием для управления слабыми, отец помог ему это усвоить.

Логан понимал, что отец не хочет верить, что в этом есть хоть капля правды. Логан понимал, что будет жить или умрёт в зависимости от силы неверия отца. Пистолетное дуло всё ещё оставалось на месте.

Неожиданно лицо отца переменилось. Взгляд потускнел, глаза на мгновение уставились в пустоту. Звериный оскал сменился чем-то почти задумчивым. Логан мог видеть, как в душе отца идёт борьба, наблюдая мельчайшие перемены мимики, которые пробегали по этому лицу.

Вдруг дуло исчезло, колено больше не давило на грудь.

— Я уже не знаю, где правда. И не хочу знать. Если я тебя снова увижу, то убью. — Отец стоял в дверях, держа пистолет в опущенной руке. — Ты понял меня? — Его голос звучал тихо и буднично, как будто он справлялся у сына, что тот хочет на обед.

Логан понял. Он очень хорошо понял. У него не осталось никаких сомнений и заблуждений на этот счёт.

Отец быстро огляделся по сторонам, затем повернулся и торопливо скрылся в ночи, затерявшись в фавеле.

Логан оглядел комнату. Всё выглядело таким обычным, если не считать распахнутой настежь двери. На головизоре "говорящие головы" обсуждали обращение странной правительницы Эквестрии. В брюках у Логана было холодно и мокро, но он был жив.

Поначалу было тяжело встать. Он словно был в состоянии какого-то странного шока. А ещё Логан боялся, что отец вот-вот вернётся из темноты, чтобы довершить начатое.

Собрав всё, что мог, Логан побежал без оглядки.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  

Беттани сидела за стойкой регистрации клиники 042 и разговаривала с рецепционисткой из 043. Её звали Иссопия, и у неё сейчас был перерыв. С собой она принесла чашку чая, из которой время от времени попивала, мастерски балансируя ею на копыте. Иссопия прошла Конверсию примерно два месяца назад, но решила остаться в клинике, поскольку искренне любила свою работу и... потому что ей было немного боязно уезжать в Эквестрию: она никого там не знала и боялась остаться одной в чужой стране.

Из подсобки вышел Алекси и, проходя мимо, помахал Бетани с Иссопией. У него было странное выражение на лице. В руках он держал какое-то маленькое попискивающее устройство и всё время внимательно смотрел на него, даже когда открывал бронированную входную дверь.

Иссопия тем временем продолжила рассказывать о неприятности, которая случилась на днях в клинике 012 с одним новопони, который попытался съесть варёную колбасу и в результате заблевал весь...

Алекси снова вошёл в дверь с большой коробкой подмышкой. Небольшое устройство в его руке продолжало пикать.

— Алекси? — Бетани стало любопытно, и она отвлеклась от рассказа.

— Да так, кое-что для доктора Пастерн. Хотя... — Алекси подошёл к стойке и наклонился к самому её лицу. — Этого никогда не было. Сегодня ничего не доставляли. Ясно? — Алекси вёл себя не агрессивно, он скорее просил, даже умолял.

— Ничего не видела, ничего не знаю. — Бетани давно привыкла к странностям Алекси, но что важнее — она знала, что без его навыков в 042 вообще бы ничего не двигалось с места.

— Нам бы такого Алекси, — вздохнула Иссопия. — У нас постоянно не хватает... ну, в общем-то, всего.

Алекси понёс коробку в лазарет. Было уже почти два, Пастерн, наверное, занималась вторым сегодняшним конверсантом. Алекси внезапно осознал, что так увлёкся организацией сделки, что даже забыл про своё объявление. Но это же его любимое дело! Может, ещё не слишком поздно?

Прежде чем постучать в дверь лазарета, Алекси выключил глушилку систем безопасности и положил её в карман.

— Привет, Алекси! Я как раз собиралась заняться второй конверсией. Тебе разве не пора объявлять нашего следующего пони? — Пастерн закрыла свой гипернет-терминал, не забыв перед этим сохранить свою работу. — Что случилось? — Она заметила коробку подмышкой у Алекси и тревогу у него на лице.

— Вот. Положите это в безопасное место. Тестостерон. Пришлось взять целую коробку. Здесь намного больше, чем вам когда-либо потребуется. По крайней мере, я надеюсь. — Алекси сунул коробку доктору Пастерн. — Слушайте, добыть его оказалось очень непросто, так что... мне потом может понадобиться кое-что более.... проблематичное, чтобы отдать долг. Пожалуйста, скажите мне, что это действительно было так важно, как вы говорили. — Алекси выглядел обеспокоенным.

Пастерн собралась было спрятать коробку где-нибудь в лазарете, но передумала. В конверсионной будет гораздо безопаснее.

— Это может спасти жизнь одного хорошего человека. Вот всё, что я могу сказать. — Она была обязана сказать ему хотя бы это.

— Отлично. Хорошо. Хорошо. — Алекси повернулся, собираясь уходить. — Этого ведь... никогда не было, да?

— Чего никогда не было?

Алекси улыбнулся доктору Пастерн и вышел в коридор.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  

Весь остаток времени Логан скрывался в своей комнате. Было уже почти два, почти время его конверсии. Последние несколько дней он чувствовал себя как-то не в своей тарелке — пьянящая смесь волнения, страха, восторга и нетерпения. Вся странность происходящего почему-то только сейчас стала ему ясна: всего через несколько минут он перестанет быть человеческим существом.

Это как лежать на смертном одре, подумал Логан. Или, может быть, как перед какой-нибудь судьбоносной хирургической операцией. Нет. Вообще-то, это было ни то и ни другое. Она была уникальной, эта Конверсия. Он знал, что не умрёт, Бюро официально не потеряли ни единого конверсанта, хотя ходили слухи о том, что самые первые подопытные не выжили. Логично, если подумать. Каждый человек, который на его глазах входил в конверсионную, выходил из неё счастливее, здоровее и, в общем-то, добрее, чем когда входил туда.

Но это всё равно было огромной переменой. Смена биологического вида! Совершенно новая жизнь. Совершенно новое... всё. Новое тело, новые глаза, новые чувства, новый мозг. Логан знал, что после этого он всё равно останется по сути собой, но он также знал по опыту общения с другими конверсантами, что станет другим в некоторых отношениях. Пожалуй, понификация была сравнима с инсультом, который слегка меняет личность; человек всё равно остаётся прежним, но в чём-то меняется. Хотя нет, инсульт — это повреждение мозга, потеря. Конверсия никого не калечила, так что она не была повреждением. Но она была переменой.

Перемены это всегда немного страшно, подумал он. Кем бы он был, если бы...

Раздавшийся по грокоговорителю голос звучал слегка запыхавшимся, как будто Алекси пришлось бежать, чтобы успеть к микрофону:

ПРИВЕТ ВАМ, ПОНЯШИ И ПОНЯШКИ, и всем вам, НЕДОПОНИ (не грустите, ваше время ещё придёт), СЕГОДНЯ МЫ ВСТРЕЧАЕМ В НАШЕМ ГОРОДЕ НОВОГО ЖЕРЕБЦА, ТАК ЧТО ДУЙ ВО ДВОРЕЦ ПОНИФИКАЦИИ, СЧАСТЛИВЧИК. ПОПРИВЕТСТВУЙТЕ, ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ ЛОГАН БЕРТРАМММММ!!! Пора обувать копыта, чувак!

Откуда-то из общей комнаты послышался чей-то одинокий сдавленный возглас, словно бы кто-то решил за него поболеть. Логан не понял, кто это мог быть.

Оглядев напоследок комнату, в которой он провёл последние две недели, Логан начал собирать вещи. У него почти ничего не было, только одежда, что была на нём, да пара вещей первой необходимости: несколько смен нижнего белья, запасные носки, зубная щётка, паста и одеколон, который Николас однажды принёс ему со склада военной базы. Логан сложил все вещи в тряпичный мешок, в котором их и принёс, и вышел из комнаты.

Проходя через общую комнату, он заметил новопони, лежащего на диване. Пони был бежевым, с белой гривой и хвостом. Логан не видел раньше такого новопони. Должно быть, это был... Элайджа. Элайджа ведь конвертировался сегодня утром. Точно, это был Элайджа в форме пони. Логан вспомнил, что слышал чей-то одинокий возглас из общей комнаты. Быть может, это был он?

— Привет, Элайджа. Как ты себя чувствуешь?

Взгляд двух больших бордовых глаз поднялся на Логана. Взгляд был добрым, только немного робким.

— Это очень здорово, Логан. Совсем по-другому, но... очень приятно. — Внезапно пони Элайджа одарил его самой уверенной улыбкой, от которой веяло солнцем и одуванчиками. На душе у Логана отчего-то сразу стало легче.

— Пожалуй... увидимся позже, маленький пони. — Логан сделал шаг и снова замер. Он обернулся вполоборота, чувствуя внезапный стыд за все их с Элайджей жаркие споры. — Спасибо. И просто... спасибо. — Логан повернулся и зашагал через кафетерий в сторону конверсионной. Он не слышал, как Элайджа тихо произнёс ему вслед: "Сладких снов".

Оказавшись в кафетерии, Логан поднял мешок со всем своим имуществом над большой мусорной корзиной. Ни одна из этих вещей ему больше не потребуется. Там были все последние останки его земной жизни, если не считать одежды, что была сейчас на нём. Он бросил мешок в корзину. Внезапно ему вспомнился Николас. Логана охватил гнев, и он сердито вышел из кафетерия.

Линн уже ждала его возле большой металлической двери конверсионной.

— А, мистер Бертрам, заходите, будем вас конвертировать. Сегодня ваш день! — Линн завела Логана внутрь и закрыла дверь за собой.

— Так, посмотрим... Логан Бертрам, возраст 24, пол мужской, две армейские опознавательные метки: одна в запястье, другая... в ягодицах, очевидно. Подкожный внешнечерепной разъём, индуктивного типа, других серьёзных модификаций нет. Всё верно? — Розалин сосредоточено работала с терминалом.

— Всё верно, доктор Пастерн. — Логан приподнял руку, чтобы Линн смогла измерить у него пульс и давление. Манжета автоматического тонометра начала надуваться, стискивая руку. — Доктор, а можно задать вам вопрос?

— Конечно... эм, секундочку, аллергенный тип... C. Придётся достать другой анестетик. Как же хорошо, что я всё перепроверила, а? — Доктор Пастерн повозилась немного с флаконами и пластиковыми стаканчиками, пока Логан терпеливо ождал. — Ну вот. Всё приготовлено, осталось только налить сыворотку. Так что же вы хотели спросить? — Пастерн повернулась и выжидающе посмотрела на пациента.

— Через вас тут, наверное, много людей прошло... насколько сильно они меняются вот здесь? — Логан показал на свою голову.

Доктор Пастерн улыбнулась:

— Вообще-то, Логан, "вот здесь" они не меняются вовсе. Все перемены происходят скорее вот тут. — Розалин постучала пальцем по середине груди. Потом задумалась на секунду и передвинула его немного левее. — Окей, здесь, если точнее. — Только врач мог беспокоиться о таких деталях в простом жесте. Логан почувствовал, что его это несколько успокаивает, учитывая то, что ему сейчас предстояло.

— Если бы вас попросили кратко описать, как понификация меняет людей, что бы вы сказали? — Логан уже разделся и, по знаку Линн, стал забираться на стол, пытаясь удержать футболку, чтобы она хоть немного прикрывала его промежность. Ему было неловко из-за своей наготы.

— Что ж... это хороший вопрос. — Пастерн нацедила ровно три унции пурпурного зелья в белый стаканчик. В большой конической колбе оставалось всего двенадцать унций. — Если бы мне нужно было выбрать всего одно слово, проще всего было бы сказать, что она делает их "добрее", хотя это не очень ясный ответ. Хм-м. Пожалуй, я бы сказала, что понификация превращает людей в нечто более похожее на то, чем они хотят себя видеть, но чем, как показывает история, они совершеннейшим образом не являются. — Пастерн взяла стакан, повернулась и подошла с ним к Логану, устроившемуся на столе.

— Человеческим существам нравится думать, что они честны и преданны, добродетельны и благородны, здравомыслящи и разумны — множество прекрасных качеств. Идеалистичные представления о том, каким должен быть "хороший человек". Но всё это, в общем-то, не про нас. — Пастерн размешала содержимое стакана. — Мы очень хотим такими быть, всегда хотели, но пятьдесят тысяч лет эволюции в степях южной Африки, борьба с миром и друг против друга говорят о другом. Понификация делает из людей что-то, что действительно может потянуть все эти идеалы. Эта чаша... — доктор Пастерн подняла белый стаканчик перед собой и пристально вгляделась в него, — ...даёт нам, несостоявшимся ангелам, по паре крыльев, чтобы подняться из ада. Пожалуй, так.

Логан принял у доктора Пастерн протянутый ему стакан.

— Мне не нравятся религиозные образы, но... спасибо, доктор. Думаю, я вас понял. Я потеряю жестокую обезьяну, сидящую внутри, но моё настоящее "я" останется неизменным. Мне всё равно никогда особо не нравилась эта моя сторона.

— Выпейте это всё и как можно скорее, Логан. Действовать оно начинает быстро, а вам будет нужна каждая капля.

Логан на секунду задумался, изучая содержимое стакана: пурпурная жидкость тихо мерцала, и временами в ней вспыхивали искорки. Лёгкий аромат искусственного винограда тронул его ноздри. Глядя, как клубится в стакане зелье, Логан вспомнил озеро Мерсед. Он вспомнил мутакрысок и как мирно и безмятежно он чувствовал себя тогда. Ни секунды больше не медля, он осушил стакан.

Приторная слизкая жидкость скользнула по его глотке, рот на секунду наполнился вкусом фальшивого винограда, прежде чем резко онеметь. Следом онемело и горло, внезапно утратив всякую чувствительность. Логан почувствовал, что падает, но удар об стол ощутить уже не успел.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  

— Алекси? Я о тебе волнуюсь. Пожалуйста, скажи мне, что не так?

Каприс протолкнулась в дверь комнаты. Алекси удивился этому, ведь он думал, что запер дверь. Он всегда запирал свою комнату. Похоже, тревога о последнем деле отвлекала его даже больше, чем он полагал.

— Моя маленькая персиковая принцесса, о чём ты говоришь? У Алекси всё хорошо. Больше, чем хорошо! — Он призвал самую неотразимую из своих улыбок и старательно натянул её на лицо.

Каприс опустила глаза, обиженно надув губы, и переступила ногами.

— Всегда говори мне правду, Алекси. Я тебе всегда только правду говорю.

Ещё никогда в жизни Алекси не чувствовал такого стыда.

— Прости... прости меня, Каприс. Я не хотел тебя волновать. Я не хочу приносить тебе никакого несчастья. Обещаю, я больше никогда и ничего не буду утаивать от тебя. — Алекси говорил это совершенно серьёзно. Он сам не совсем понимал почему, но теперь он не мог даже помыслить о том, чтобы соврать ей.

Каприс просияла, и у Алекси стало в тысячу раз легче на сердце.

— Я должен был кое-что добыть для доктора Пастерн. То, что ей было нужно, очень тяжело найти, и я решил обратиться к своим старым деловым партнёрам, ещё до Бюро. Они не добрые люди, muruseni, и если я не смогу найти способ им отплатить, дела мои будут не очень хороши. — Алекси пожал плечами, но в его лице прорывалась тревога.

— Если кто-нибудь попробует тебя обидеть — получит от меня копытом.

Каприс смотрела на него с абсолютной серьёзностью, и всё же Алекси трудно было не улыбнуться в ответ. Если кто-нибудь придёт сюда, то придёт он с оружием, а тогда последнее, чего хотелось бы Алекси, это видеть Каприс где-либо вблизи от себя. И всё-таки, до чего же она была... кхем-кхем, подумал Алекси.

— Чего они хотят? — спросила Каприс, глядя на него ясными зелёными глазами.

— В этом-то и проблема. Большая проблема. — Алекси провёл рукой по своим светлым волосам. — Они хотят красный кейс. Они хотят двадцать семь унций понячьей сыворотки в оригинальной упаковке. Я сглупил. Я сказал им, что это возможно, а на самом деле нет. И теперь Алекси в очень большой беде. Вот почему я не сказал тебе сначала правду. Это моя вина, и я, пожалуй, теперь сам должен искать выход.

Некоторое время Каприс изучала лицо Алекси с такой серьёзностью, что он начал тревожиться, как бы она чего не натворила.

— Тебе не придётся искать выход одному. Ты всегда стараешься помочь другим, невзирая на цену. В этом одна из причин, почему я тебя хочу. Не бойся. Я защищу тебя.

С этими словами Каприс внезапно развернулась и вышла, оставив Алекси без слов. "Она защитит меня?" — подумал он. Это было нехорошо. Эти люди — совсем не добрые люди. Они могли её ранить или даже убить.

Теперь Алекси нужно было беспокоиться о кое-чём поважнее, чем его жалкая жизнь. Зачем только он рассказал ей всё... Глупый Алекси. Глупый.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  

Было уже пять часов. Доктор Пастерн попросила Алекси не делать традиционного объявления в четыре — он вроде бы огорчился, но отнёсся с пониманием.

Едва только получив посылку, доктор Пастерн вызвала Райана, чтобы начать колоть ему небольшие дозы тестостерона. Розалин выяснила, что обычно трансмужчины принимали от пятидесяти до ста миллиграмм тестостерона в неделю, но некоторые доходили до двухсот пятидесяти или даже тысячи миллиграмм. Проблема, однако, была в том, что при такой большой концентрации тестостерона организм начинал перерабатывать его в эстрогенные соединения, то есть эффект получался прямо противоположный тому, чего хотел пациент. Но перед тем как организм начинал это преобразование, существовала некоторая задержка, на что Пастерн и рассчитывала.

Поскольку двухнедельное пребывание Райана в клинике подходило к концу, а за пределами клиники он не чувствовал себя в безопасности, Райан решился пройти конверсию в этот же день. Взвесив всё, Розалин решила, что проводить Райану длительный курс гормонов нет смысла — после пяти лет инъекций он уже был готовее некуда. Но была ещё пара вещей, в которых она хотела как следует убедиться.

Розалин хотела, чтобы в крови и тканях Райана было как можно больше тестостерона. Так наномашины будут твёрдо убеждены в том, что перед ними пациент-мужчина, пусть даже первичный хромосомный анализ будет убеждать их в обратном. Ещё ей хотелось дать всем "разболтавшимся" или отсутствующим метиловым меткам на хромосомах Райана дополнительный толчок, чтобы все генетические переключатели встали в "мужское" положение. Скорее всего, это уже было так, но история приёма гормонов у Райана вышла "пятнистой", поскольку у него бывали трудности с получением препарата.

К пяти часам любой обычный врач очень встревожился бы за Райна — уровень тестостерона в его крови прямо-таки зашкаливал. Через считанные часы его печень начала бы разлагать гормон на эстрогеноподобные соединения, но Райану недолго оставалось жить как с этой печенью, так и с опасной концентрацией гормона. К тому времени он уже преобразится в представителя эквестрийского вида.

Розалин сделала всё, что могла. Она добавила в зелье Райана дозу мужского эпигенетического регулятора. Она ввела Райану большую дозу тестостерона, и он уже чувствовал это по головокружению, боли в спине и мышцах, тяжести в ногах. Настало время для Конверсии.

— Вот, Райан, держите. — Пастерн протянула Никвисту белый стаканчик, в который было налито его будущее. Зелье в стакане стало теперь не пурпурным, а глубокого цвета индиго — результат добавления регулятора. Но пахло оно всё равно искусственным виноградом. — Я сделала всё возможное. Я честно считаю, что теперь у вас есть огромные шансы стать жеребцом.

Райан сидел нагишом на конверсионном столе. Ему очень не хотелось раздеваться и разматываться, но минутный стыд был всё же лучше, чем перспектива задохнуться во время трансформации. Линн дала Райану одеяло, чтобы прикрыться, это было очень любезно с её стороны, но в конечном итоге бессмысленно — когда он упадёт без сознания, доктор Пастерн и Линн всё равно увидят его тело. Да какого чёрта, подумал он. Это будет последний раз, когда ему придётся иметь дело со своей злокозненной грудью и отсутствующим достоинством. Пусть подлая плоть прокричит своё последнее "ура".

— Доктор Пастерн, Линн. Я хочу сказать вам спасибо за всё. Я знаю, вы сделали всё, что могли. Я понимаю, что поставил вас в неудобное положение, не рассказав про себя до последнего момента. Простите меня. — Райан опустил взгляд и посмотрел на своего врага — своё тело. На груди, на широкие бёдра. Все те черты, что отрицали его мужскую идентичность. — Что бы ни случилось, я верю, что вы сделали всё, что от вас зависело. — Он поднял взгляд на доктора Пастерн. — Спасибо вам.

Райан запрокинул голову и залпом выпил стакан. И тут же упал на бок и замер.

— Док?

— Да, Райан?

— Я только хотел ск...

Секунду ничего не происходило.

Затем кожа Райана начала становиться похожей на воск. По её поверхности побежали маленькие волны, как будто тело Райана стало прудом, в который доктор Пастерн бросила камешек.

Линн наклонилась, пристально изучая руку конверсанта. Плоть его пальцев начала течь, как будто воск тающей свечи. Пальцы прижались друг к другу, стянутые извивающейся плотью, и слились вместе. Ладонь Райана стала мягкой и начала постепенно вытягиваться. Волны мускулов, жира, крови и кожи устремлялись вниз по его руке, вливая всё больше массы в удлинявшуюся кисть. Большой палец скрылся в руке, словно маленький розовый кит, нырнувший в океан плоти. Вскоре все пястные кости срослись, образовав одну большую новую пясть лошадиной передней ноги.

Пока Линн наблюдала за этим, из пульсирующей луковицы, в которую слились пальцы Райана, начало выдвигаться копыто. Приглядевшись, она смогла хорошо рассмотреть, как формируются роговая кайма и венчик, обрамлявшие копыто по самому верхнему краю. Линн никогда раньше так пристально не смотрела на превращение руки в копыто. Почти каждая конверсия преподносила ей какой-нибудь новый опыт. И когда-нибудь все эти удивительные превращения произойдут и с её телом.

Эта мысль всегда вызывала у Линн благоговение.

— Линн! — Доктор Пастерн показывала пальцем. — По-моему, всё-таки сработает!

Две женщины сгрудились над пациентом, пристально вглядываясь в тень бёдер стремительно формирующегося эквиноида.

— Взгляни сзади.

Линн обошла стол и начала рапортовать:

— Половые губы полностью срослись и опустились... они формируют мошонку. Прямо как обычно происходит в утробе. Яичек пока не видно, но им ещё предстоит долгий путь. Что видно с твоей стороны?

Проблему обзора можно было бы решить приподняв ногу Райана, но доктору Пастерн очень не хотелось мешать процессу конверсии. Ей иногда снились кошмары о ненароком вывернутых посреди трансформации суставах, оставлявших пациентов калеками на всю жизнь. Вместо этого она изо всех сил старалась заглянуть под ногу в узкое пространство между бёдрами.

— Что-то... что-то выдвигается. Оно всё ещё выглядит немного клиторально, но... нет, вижу полностью сформированную уретру в середине. Почти в середине. Вокруг уретрального канала формируются ткани. По-моему, всё чисто. Чёрт, жаль, что так плохо видно.

Линн казалось, что они как спортивные комментаторы, описывающие происходящее на автогонках. В каком-то смысле так оно и было. В этой гонке решалось, успеют ли мужские гениталии Райана полностью сформироваться, прежде чем трансформация подойдёт к концу. На кону стояла его жизнь. Если что-то серьёзно пойдёт не так, последствия могли быть катастрофическими. У Райана могла зарасти уретра, могла возникнуть гипоспадия, либо же он мог просто остаться с нечётко выраженными гениталиями. Могла возникнуть тысяча ужасных осложнений, и некоторые из них были потенциально фатальны.

— Яичек нет?

Если яичники Райана выйдут в новообразованную мошонку, по дороге превратившись в яички, это будет верным знаком того, что огромное количество неприятных исходов можно смело исключить. Именно это происходило при нормальном развитии: все существа начинали с прото-женской формы, а мужественность фактически являлась внутриутробной мутацией эмбриона. Внезапно Розалин поняла, что ей, наверное, следовало бы всё это голографировать. Вот невезуха.

— Нет, пока ничего. — Линн скрестила пальцы. Выглядело это глупо, но отчасти помогало — эмоционально.

Линн поднялась на ноги. Процесс, кажется, двигался к завершению. Оставалось только отрастить шёрстку, гриву и хвост.

— Не вышел, похоже, у нас полноценный мальчик. Яичек нет. Есть мошонка, но... — И всё-таки она держала за него пальцы. Линн всё ещё не хотелось оставлять надежду. — Как там дела на пенисуальном фронте?

Пастерн заглянула под ногу.

— Насколько я могу судить, сработало. У нас есть полностью сформированная уретра. По крайней мере так казалось, пока всё не скрылось под препуцием. — Розалин на секунду задумчиво замолчала. — Я не успокоюсь, пока не услышу, что он может нормально мочиться. Если не сможет... придётся резать. Это будет совсем не весело.

До чего же Конверсия была проста, пока не появился Райан. Даёшь стаканчик зелья пациенту, а дальше просто сиди и смотри, как наноботы делают своё дело. И результат всегда удачен. У них обеих вошло в привычку относиться к этому неординарному процессу практически как к весёлой забаве. Розалин теперь было стыдно, что она так легкомысленно относилась к столь радикальной трансформации: шутить и делать ставки на то, пони какой расы выйдет из пациента. Впервые за более чем шесть месяцев она поистине осознала, сколь невероятной и грандиозной на самом деле была Конверсия.

Насколько же легко было сделать самое удивительное повседневным. Видимо, человеческий ум как-то так устроен, подумала она. Человек — это животное, которое превращает чудеса в обыденность.

У Райана начала прорастать шёрстка, постепенно покрывая всё тело. Его голова была явно жеребцовой, с длинной прямой переносицей, характерной для эквестрийцев мужского пола. Шерсть начала покрывать голую кожу на голове: сначала тонкий подшёрсток, затем и более длинные и густые покровные волосы. Райану выпало стать тёмно-серым пони, почти чёрным. Его шерсть мягко поблескивала на свету.

Линн ещё раз заглянула Райану под хвост. Ничего. Ей стало жаль молодого жеребца. Оставалось надеяться, что даже если он останется эквивалентом мерина, всё остальное выйдет как надо.

Хвост и грива Райана заколосились долгими бирюзовыми прядями, сдобренными золотисто-жёлтым. Они напоминали рассвет, поднимавшийся над тёмным пейзажем. Линн это показалось весьма эффектным.

Прошёл целый час, прежде чем Райан наконец проснулся. Он поначалу был сонным, как все новопони, но быстро приходил в сознание. Естественно, первый его вопрос был о том, сработал ли эксперимент доктора Пастерн.

Розалин тщательно обследовала Райана. Насколько она могла судить, он стал совершенно нормальным жеребцом, за вычетом двух важных исключений.

— Ничего, док. Серьёзно. Это ближе, чем всё, на что я мог надеяться. Это самое близкое к тому, чтобы стать собой, на что может надеяться парень вроде меня. Серьёзно. Вы очень постарались ради меня. Без них я как-нибудь... проживу.

Райан выглядел искренним, но Розалин всё равно была расстроена. Она очень хотела помочь несчастному парню.

Райан захотел поскорее встать на ноги. Пастерн предпочла бы, чтобы он подождал ещё немного, но Райану, похоже, было очень важно почувствовать, что это новое тело действительно его, а способность стоять на собственных копытах как раз для этого подходила. Потребовалось немало усилий, чтобы снять его со стола, учитывая то, как он ослаб, но с помощью Линн и доктора Пастерн ему это постепенно удалось.

Задние ноги Райана медленно соскользнули со стола, и его копыта впервые коснулись пола. В ту же секунду он громко вскрикнул от боли. Пастерн и Линн тут же замерли, подхватив жеребца.

— Что такое? Что с вами происходит?

В голове у Пастерн закружились возможности одна ужасней другой. Что, если её вмешательство ослабило кости Райана, и одна из них сломалась? Что, если его мочеиспускательный канал зарос, или получился искривлённым и сдавленным, или мочевой пузырь порвался внутри тела?

— Ох... ох боже, вот сейчас опять... — Райан снова резко вскрикнул, на этот раз ещё громче. На глазах у него навернулись слёзы. — О боже, о боже, о боже.

Райан положил голову на стол, тяжело дыша. Ему явно было очень больно.

— Ты хочешь забраться обратно на стол? Ты хочешь остаться тут? Что тебе нужно, Райан? — Линн была почти в панике.

— Останусь... тут. Пока, — просопел Райан. Кажется, его дыхание постепенно выравнивалось.

— Можете как-нибудь объяснить нам, что происходит? Опиши, что ты чувствуешь, Райан. — Жеребца-новопони становилось всё тяжелее держать, и Розалин не была уверена, что сможет долго поддерживать его вес, полусвешенный со стола.

Хех. — Райану всё ещё было больно, но он улыбался. — Они опустились.

— Они... Линн! Ну конечно! Проверь! Что видно? — Линн была ближе, так что она наклонила голову, пытаясь заглянуть Райану под хвост. Райан послушно приподнял хвост вверх.

— Вижу яйца! Повторяю, у нас тут яйца!

За стенами конверсионной, вниз по коридору, в переполненном кафетерии шёл ужин. Здесь, как всегда, было шумно: гремели подносы, пони и люди смеялись и болтали, радостно уплетая еду. Но весь этот гам затмило одно-единственное слово, выкрикнутое с такой силой, что его звук преодолел даже бронированные стены конверсионной.

ЙЕ-Е-Е-ЕСССТЬ!!!!!

 

Читать дальше

 


"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2016
"27 Ounces", Chatoyance, 2012
Перевод: Веон, Многорукий Удав, 2016

9 комментариев

Многорукий Удав

Как же меня здесь всё-таки БЕСИТ Логан...одновременно и жаль его, и прибить хочется.

Многорукий Удав, Апрель 3, 2016 в 12:13. Ответить #

Marietta

Очень сочувствую Алекси. Волнуюсь за него, как бы беды не было.
Логана я как-то вообще другим представяла по предыдущим описаниям.
И последний вопль прекрасен :)

Marietta, Апрель 3, 2016 в 12:23. Ответить #

"— Вижу яйца! Повторяю, у нас тут яйца!"

mlpmihail, Апрель 3, 2016 в 17:01. Ответить #

shaihulud16

Было очень трудно не заспойлерить эту фразу. Все эти недели =)

shaihulud16, Апрель 3, 2016 в 19:32. Ответить #

shaihulud16

А перевод "Рекомбинант 63" когда? Я не возьмусь, такой шедевр жалко портить. (Вместо этого лучше испорчу что-нибудь другое). Просто там сцена с особо извращённым походом на рынок — она прекрасна. И можно пошутить про ёжика, который посвистывал дырочкой в правом боку. И порадоваться, что злЫи рЮские даже в чатоверсе делают хорошие винтовки.

shaihulud16, Апрель 3, 2016 в 19:47. Ответить #

Многорукий Удав

Ну, у меня в списке оно есть, но в лучшем случае нескоро. Вообще, при всём уважении к Шатоянс, я в ближайшее время займусь другим автором, пишущим по другой вселенной. Надо разнообразить всё же.

Многорукий Удав, Апрель 3, 2016 в 19:53. Ответить #

Кстати про списки и переводы..
кто нить знает куда подевались бойцы, переводившие кроссы пони&звёздные врата и пони&мехварриор ? А то как то молчаливо-безответно сгинули в тумане..

мечтающийОпони, Апрель 3, 2016 в 22:23. Ответить #

Да, концентрацию тестостерона можно довести хоть до смертельной, угнетающие ароматазу препараты существуют и активно юзаются стероидщиками, чтоб грудь не отрастить.

Шу, Апрель 10, 2016 в 08:28. Ответить #

Ребята, Бог есть! :)

ANNOnymous, Май 12, 2016 в 15:03. Ответить #

Ответить юзеру shaihulud16

Останется тайной.

Для предотвращения автоматического заполнения, пожалуйста, выполните задание, приведенное рядом.