Автор картинки — Chatoyance

Автор: Chatoyance
Перевод: Многорукий Удав, Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава 9
Вторая ночь

В тёмной, запертой и запечатанной конверсионной комнате стоял бронированный красный кейс. Он тоже был заперт и запечатан, словно египетский саркофаг, построенный на тысячелетия.

Внутри красного кейса, в тёмно-сером противоударном пенопласте, покоилась колба, закупоренная стеклянной пробкой.

Это была простая коническая колба, прозрачная, блестящая, с надписями, мерной шкалой и схематичным силуэтом эквестрийца.

В колбе содержалась причина всех замков, брони и противоударной защиты. Девять унций густой вязкой фиолетовой жидкости медленно клубились, слабо поблескивая таинственными огоньками.

Погружённые в жидкость, толкаясь и дёргаясь от броуновского движения, плавали микроскопические машинки. Они были изобретением человека — собранные из металла, пластика и органических молекул миниатюрные механические демоны, способные перекраивать ткань самой жизни. А внутри этих машинок, в субмикроскопических канальцах, в крохотных полостях и трубочках гудели и ярились могучие неземные силы — сполохи света и жгуты эфирной энергии, концентрированная эквестрийская магия.

Три унции на порцию, три порции осталось; лекарство, дарившее новую жизнь, пересобирая её из старой, что-то тихонько напевало про себя, и слышать эту музыку могли лишь осенённые магией.

В тёмной комнате, в красном кейсе, девять унций в конической колбе терпеливо ждали своего часа.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ■

Пони Элайджа лежал в темноте на широком, мягком, бугристом предмете мебели, более-менее напоминавшем диван; ноги он подобрал под себя, а хвост откинул назад. Сзади, прижавшись к нему, устроился пони Логан, ещё не успевший освоиться со своим новым телом. Время от времени Элайджа взмахивал хвостом, поглаживая Логана по спине. Логан, пристроивший голову между крупом и спиной Элайджи, при этом каждый раз ощущал, как хвост легонько хлопает его по длинной шее. Обоим жеребчикам было тепло и уютно.

Логан только что закончил рассказывать новому другу свою историю, о том, как он попал в Бюро, о том, каким пони он был. В ответ Элайджа потянулся назад и ткнулся носом ему в щёку. Логан почувствовал, как его нежно лизнули в ухо, почти что с материнской заботой. От этого тоска, которая овладела им после рассказа о своей жизни, улетела прочь.

— Хех! — тихонько усмехнулся Элайджа.

— Чего? — Логан, заинтересовавшись, полностью открыл полуприкрытые глаза.

— Кто бы мог представить, что мы однажды будем лежать вот так? — довольным, хоть и несколько изумлённым тоном спросил Элайджа.

— Угу. — Логан и сам чувствовал себя так же. Все эти две недели они непрерывно цапались, без конца споря.

Сегодня в три часа дня Логан впервые очнулся на столе в конверсионной. Когда сознание вернулось к нему, доктор Пастерн и её медсестра Линн о чём-то болтали. Прислушавшись, он понял, что они обсуждают какое-то старинное кино, которое Линн любила, но доктор Пастерн никогда о нём не слышала, и Линн пыталась уговорить доктора посмотреть его.

Логан тихонько пошевелил тем, что раньше было его руками, подвигал ими по столу, на котором лежал. Руки стали теперь передними ногами, и оказалось, что они покрыты коротким серым мехом. Его шёрстка напомнила ему удобный старый свитер, цвета летнего грозового облака. Приятный цвет, подумал он. Не грубый, но мужественный.

Или, наверное, жеребцовый. Надо привыкать к новому лексикону. Он больше не мог быть мужественным, потому что уже не имел отношения к самцам Человека Разумного.

Логан не стал пока ничего говорить. Линн и доктор Пастерн углубились в дискуссию, ну и отлично — он пока не хотел, чтобы они обратили на него внимание и начали хлопотать вокруг. Они были рядом, и это придавало ему ощущение безопасности, но сейчас ему хотелось просто полежать и прочувствовать своё новое тело, познакомиться с ним, дать ему привыкнуть к себе.

Логан принялся изучать свои передние копыта. Он боялся шевелиться слишком активно, это могло привлечь внимание. Копыта, твёрдые и гладкие, словно полированные, блестели на свету. Как гигантские ногти, действительно, но более сложные. Он стукнул ими друг об друга, легонько, чтобы не шуметь, но достаточно сильно, чтобы почувствовать удар. Копыта оказались более чувствительными, чем он себе представлял, они были не просто инертными предметами, но живыми частями его самого.

Он прислушался к тому, что его окружало. Уши, большие и подвижные, теперь высоко торчали у него над головой. Он пошевелил ими на пробу и восхитился, как при этом менялись звуки, исходящие от доктора и медсестры. Он легко мог определить, где они находятся по отношению к нему, и даже мысленно представить себе обстановку помещения по одному лишь эху от их голосов. Прежние, человечьи уши в сравнении с этими смотрелись бледно.

Чувство собственного тела изменилось очень сильно. Этого, конечно, и следовало ожидать, но Логана всё равно удивили масштабы изменений. Он ощущал, что общая схема приблизительно сохранилась, но одни части тела теперь стали длиннее, например, кости в задних ногах, а другие гораздо короче, например, то, что раньше было плечами и локтями. Самое странное, что ничто в его новом теле не казалось "странным" или "неправильным" — должно быть, внутренняя "карта" тела в голове тоже изменилась так, чтобы мозг воспринимал его новую форму как новую норму.

Логан обратил внимание, что женщины замолчали. Его заметили, он слишком активно пошевелился, так что его время наедине с собой подошло к концу. Ну и хорошо. Всё равно ему уже хотелось попробовать встать.

Входя наконец в столовую, по дороге к себе в комнату, Логан не ожидал, что его встретят приветствиями, и оказался прав. Все остальные, и люди, и пони, были сейчас заняты, слушали подготовительные лекции или — в случае конвертированных — обучались владению своим телом и основам ухода за собой в общем спортзале Бюро. Логан и сам собирался присоединиться к последним, что позволило бы ему остаться в клинике ещё на неделю, оплачиваемую эквестрийским казначейством. Став пони, он автоматически стал и гражданином Эквестрии, подданным принцесс Селестии и Луны. В конце этой последней недели у него было два варианта: эмигрировать или уйти.

Логан собирался эмигрировать. На Земле у него не осталось никаких интересов, а значит, и никаких причин топтать её хоть на миг дольше, чем необходимо. Он принялся воображать себе чудеса, которые будут ждать его после того, как он сядет на корабль в Эквестрию. Корабли, предоставленные Бюро, уходили от причала, недавно построенного рядом с комплексом, и отправлялись к плавучей платформе, стоявшей далеко в океане, возле самого Барьера. По ту сторону Барьера была пустыня, так что дальше, видимо, оставалось лишь пройти по сходням и прыгнуть сквозь сверкающую стену на песок. На эквестрийской стороне организовали что-то вроде приёмного центра с персоналом, чтобы помогать новопони искать жильё, работу и...

Внезапно он нос к носу столкнулся с пони Элайджей.

Погрузившийся в раздумья Логан вздрогнул и отпрыгнул назад, точнее попытался, и шлёпнулся на пол, запутавшись в собственных ногах, копытах, гриве и хвосте. На несколько мгновений он полностью перестал понимать, где у него что; он пока ещё не разобрался, как устроено его новое тело. Затем он постепенно определил, что он вроде как сидит, его задние ноги раскинуты в стороны, передние перекрещены, а неуклюжие пока что копыта каким-то образом мешают друг другу. И хвост болит, потому что он на него упал.

— Ох! Прости меня! Я не смотрел, куда иду и... — Элайджа ужасно устыдился и тоже обеспокоился, глядя, как Логан пытается понять, как снова подняться на ноги.

— Элай-ДЖА! — Логан был не столько зол, сколько чувствовал себя по-дурацки; в конверсионной ему помогли встать Линн и доктор Пастерн, но сейчас копыта вдруг стали тяжёлыми и он не знал, что и как делать. Он ощущал себя не взрослым, а беспомощным ребёнком.

— Просто упади на бок. Давай, это поможет, поверь мне! — кажется, Элайджа действительно говорил искренне. Деваться Логану было некуда, так что он последовал его совету. Лёжа на боку посреди столовой, он чувствовал себя ещё более по-дурацки, но хотя бы хвост болеть перестал.

— А теперь перекатись на живот. Тогда всё станет ясно. Обещаю, — мягко, даже заботливо, произнёс Элайджа.

"Ай, да какого чёрта". Логан перевалился на живот; при этом его ноги расцепились и, как и сказал Элайджа, ему внезапно стало понятно, что к чему. Теперь он почувствовал себя даже ещё глупее, потому что не представлял, как всего секунду назад мог быть настолько сбит с толку.

— Это вроде как снова стать ребёнком. Я сам так падал и тоже запутался. Тогда я просто сдался и расслабился, и всё само получилось. Нужно всего лишь немного времени, вот и всё, — улыбнулся Элайджа, пока Логан поднимался на ноги и наконец вернулся в стоячее положение. — Ты очень здорово выглядишь, Логан. Твоя грива такая красивая! — Элайджа сказал это так радостно, что Логан забыл, как недоволен был минуту назад.

— Гм... — Логан неосознанно чуть наклонил шею вниз и теперь смотрел на Элайджу снизу вверх. — Прости, что я на тебя накричал. Просто я был зол из-за того, что упал как идиот.

— Всё в порядке, Логан. Мне, наверное, не стоило скакать галопом в конверсионную, чтобы посмотреть, не проснулся ли ты уже. Мне не терпелось поприветствовать тебя после конверсии. — Элайджа по-прежнему улыбался ему. Логан думал, что Элайджа его недолюбливает, судя по их вечным спорам и вообще; что бы всё это значило?..

— Послушай, Элайджа... — Логан сам не очень понимал, что он хотел сказать, но... — Прости, что я всё время к тебе цеплялся. Мне, видимо, слишком нравилось с тобой спорить. Я не со зла, честно. — Логан опустил взгляд на собственные копыта. — Я... ну, мне приходилось разбираться с кучей проблем, а ты всё время был поблизости и...

— И? — спросил наконец Элайджа, решив, что пауза чересчур затянулась.

— И... — голос Логана сел до тихого, почти писклявого шёпота, — ...и ты казался мне милым, и я стал приставать к тебе со спорами, потому что не мог признаться. — "О чёрт. Как глупо вышло".

Наверное, это был пони-мозг. Зашибись, теперь из-за него он стал идиотом. Просто потрясающе. Логан густо покраснел и попытался поскорей развернуться, чтобы сбежать к себе в комнату. Как у него вообще язык повернулся такое сказать?..

Затем он ощутил, что его тянут за хвост, и не смог никуда уйти.

— Фтой! — неразборчиво послышалось сзади.

Логан медленно обернулся. Элайджа выпустил его хвост.

— Логан, постой. Я это знал. Я понимал, что ты ко мне цепляешься, потому что не знаешь, что сказать. Я видел, что нравлюсь тебе, видел, как ты на меня смотрел.

Да чёрт побери. Похоже, он вообще неспособен ни от чего отвертеться! Логан лишь вздохнул. Но затем приободрился: Элайджа не уходил.

— Элайджа?.. — Логан поднял голову и взглянул прямо в лицо своему прекрасному собеседнику. О, эти яркие бордовые глаза!..

Элайджа шагнул вперёд, вплотную к Логану, и положил голову ему на спину. Ощущение было тёплое и очень уютное. Логан моментально сообразил, что это такое; это было понячье объятие. В отсутствие рук пони обнимались именно так. Последовав примеру Элайджи, Логан тоже опустил голову ему на спину.

Так они стояли довольно долго.

Логан первым нарушил спокойную тишину:

— Значит... я тебе тоже нравлюсь?

— Ты мне тоже нравишься, Логан.

Ну конечно! Элайджа поэтому и ввязывался в споры. Хотя мог уйти в любой момент. Но не уходил и продолжал спорить. Должно быть, Элайджа не был уверен насчёт Логана, точно так же как сам Логан не был уверен насчёт Элайджи. Их споры были просто способом прощупать друг друга, проверить, нет ли ответного интереса! Логан обрадовался. Очень обрадовался.

Пока что падение было лучшим, что с ним случилось в новом теле. Раз оно привело вот к этому.

До чего же счастливое это было воспоминание, хоть и совсем свежее.

Старый диван был мягким, время очень позднее, а Логан и Элайджа устали. Это был большой день. Удивительный день. Они впервые по-настоящему встретили друг друга без преград, честно и открыто, хотя для этого им пришлось понифицироваться. Логан поудобнее улёгся сзади от Элайджи, пристроив голову ему на спину.

— Логан? — он поднял голову. Слишком близко?.. Элайджа изогнул шею, и его лицо было в дюйме от лица Логана. Элайджа потянулся ещё чуть-чуть, и их губы встретились. Это был простой поцелуй, нежный и ласковый. Жеребцы улыбнулись друг другу.

— Ничего, если мы полежим так ещё немного? — сонно спросил Элайджа.

— Я, наверное, просто засну на тебе. — Логан вновь устроился в изгибе его спины.

— Как раз этого... — Элайджа зевнул, — ...мне больше всего и хочется.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ■

Сегодня вечером доктору Пастерн не понадобились её "Золотые книжки". Она лежала, не раздевшись, на поролоновой кровати, которую несколько месяцев назад раздобыл ей Алекси. И она была счастлива. Более чем счастлива.

Её переполнял восторг! Триумф! Сегодня был особенный день. Две простых конверсии, без проблем, и самое главное — она успешно разобралась с Райаном! Насколько Розалин знала, она вошла в историю. Ей удалось найти способ обеспечить надёжную конверсию для FtM-трансмужчин. Но что важнее всего, она спасла своего пациента, Райана Никвиста, двадцати шести лет. Это был чертовски отличный день.

Ненадолго Розалин вообразила, как принимает сыворотку сама. Насладилась возникшей в уме картиной, как она стоит на новых копытах среди зелёных лугов. Сыворотка была прямо тут, в конверсионной. Понадобится всего пятнадцать минут...

Тут её мысль свернула в более мрачную сторону. Если бы она только знала всё это семь месяцев назад. Нет... даже так ей всё равно ничего не удалось бы сделать. Тогда, в той ситуации, она была такой же пленницей корпорации, как и те люди. Те из них, кто получил достаточную дозу, остались жить на какое-то время, как кобылицы, разумеется. Первая, красного цвета сыворотка была создана на основе лишь женских эквестрийских образцов.

Но они прожили недолго. Чтобы убедиться в полноте трансформации, требовалось вскрытие. Пастерн поёжилась и перевернулась на бок. Хоть в этом ей не пришлось участвовать. Напрямую, по крайней мере.

Но ей пришлось изучать срезы, сечения и образцы тканей. Нужно убедиться, сказали ей. Нужно полностью разобраться, как действует Конверсия, прежде чем подвергнуть ей весь мир, всё человечество. Нужно понять, насколько хорошо она работает, понять, правду ли говорила Селестия.

И, попав в проект, выйти она уже не могла.

Её труды пригодились при разработке некоторой части процедур для всех Бюро. Небольшой части, совсем маленькой, но немаловажной. Доза, эффективность, и даже небольшой кусочек финальной программы, по которой наносмесь делала своё дело. Не самый ответственный кусочек, но всё-таки.

Но как она ни пыталась убедить себя в ценности своей работы, лица тех пятерых продолжали беззвучно кричать на неё. О Селестия. О Селестия милосердная.

Розалин постепенно начала видеть в правительнице Эквестрии ту, кем её многие и считали: живую богиню. Доктор Пастерн не выбирала эту точку зрения, просто так само получилось. Голоснимки аликорницы увлекли Розалин во время работы в секретной нанотехномагической исследовательской программе; её должность давала ей доступ к информации и изображениям, полностью закрытым для публики.

Она видела в записи, полученной от зонда, как Селестия поднимает в небо эквестрийское солнце. Мироправительство строго засекретило эти данные. О самом их существовании имели право знать только обладатели высшего уровня допуска. Розалин воспользовалась своим положением, чтобы изучить их, под предлогом того, что раз наномашины должны были работать на магии, то ей требовалось понимать, что такое магия.

Как одержимая, она снова и снова просматривала все доступные материалы о Селестии. Она изучала её лицо, мелкие детали короны, выражение глаз, бесплотное колыхание поля чародейной энергии, служившее ей гривой. Нет, это была не ошибка и не иллюзия. Селестия оказалась не просто живым существом. Она была чем-то значительно большим. Большим, чем плоть и кровь.

Селестия буквально управляла фундаментальными силами вселенной, которой правила. Розалин Пастерн не могла вообразить себе ничего ближе к понятию "божество".

Розалин совершенно не представляла, слышит ли эта чужая богиня чьи-то молитвы. Самым глубоким её секретом было то, что иногда она молилась Селестии. У себя в воображении она мысленно рассказывала Селестии о том, что хорошего она сделала, чтобы помочь другим, и умоляла простить её за то, что она сотворила в прошлом. За тех людей.

Ей было ужасно стыдно и неловко за этот бзик. Он был дурацким, глупым, детским. Оскорбительно антинаучным. Розалин ни за что бы никому не призналась, что верит в какое-то божество. У неё даже не было оснований думать, что Селестия может слышать её убогие мыслишки, или, если и может, что ей не всё равно. Розалин даже не была пони. Она была всего лишь очередной обезьяной-убийцей из человечьего мира. Те бедные люди. Она не могла представить, как заслужить прощение за такое.

Чёрт, это же был такой прекрасный день. Почему ей обязательно надо об этом думать? Почему это старое воспоминание должно было вылезти именно сейчас, сразу после того, как она наконец сделала что-то по-настоящему хорошее?

Спать. Ей просто надо поспать. Розалин принялась готовиться ко сну, разделась, почистила зубы.

В комнате стало темно. Розалин свернулась вокруг подушки, прижав её к груди, словно куклу. Крепко обняла её. Сегодня она поступила хорошо. Она помогла Райану. Она принесла пользу. Она проявила сочувствие. Почему этого всегда было недостаточно?.. "О Селестия, я сегодня была хорошей. Я помогла одному человеку обрести своё истинное "я" в теле пони. Моя работа в будущем поможет другим. Я всегда буду и дальше всем помогать. Пожалуйста, когда-нибудь... если сможешь, позволь и такой, как я, тоже вернуться домой?"

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ■

Алекси не мог заснуть. Он хотел спать. Но он понимал, что зашёл слишком далеко. Нехороший человек не будет торговаться. Он никогда не торговался. Алекси никак не мог достать красный кейс. Он знал это, почему же сказал, что сможет? Как он мог настолько сглупить?..

Он просто хотел помочь доктору Пастерн. Она сказала, что это очень-очень важно. Самое важное, что только может быть, человеческая жизнь. Как Алекси мог её подвести? Никогда никто не скажет, что Алекси стоял и смотрел, как умирает невинный. Его мама, упокой господи её душу, ни за что бы его не простила. Тогда, у терминала, всё случилось как-то само, очень быстро. Нехороший человек пугал Алекси.

И теперь он втянул во всё это Каприс. Не надо было ей говорить. Он мог бы защитить её, если бы ответил "Я буду лгать тебе когда захочу!" или "Уходи, глупая пони!", но не стал. Почему?.. Глупый, глупый Алекси. Ты думал, что между тобой и этой девушкой что-то будет. Но она не девушка. Она пони, а ты глупый человек. Алекси зарылся головой в подушку.

Его постель уже не казалась ему такой роскошной. Она казалась слишком большой для такого маленького человека и слишком хорошей для такого глупого человека.

Но в основном она казалась ему пустой. Ужасно одинокой и пустой.

Каприс заслуживала кого-то лучшего, чем он. Он знал это. Она найдёт себе в Эквестрии какого-нибудь хорошего и доброго жеребца. Сильного пони, который будет беречь и защищать её. Если, конечно, в Эквестрии вообще надо от кого-нибудь защищаться.

Ему нужно порвать с ней. Алекси задумался над этим. Да, он должен сказать ей оставить его в покое. Тогда она будет в безопасности. Он должен найти какой-то способ ей разонравиться. И тогда, когда случится неизбежное, она не пострадает. Самое правильное, что можно сделать, если любишь.

Нет, он же её вовсе не любит. Нет. Это... поступок человека ответственного. Вот так. Алекси должен поступить правильно.

Он снова перевернулся в кровати. Мысль о том, чтобы велеть Каприс уйти, резала словно ножом.

В эту ночь Алекси так и не заснул.

▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ▀  ▄  ■

Пампкин Ликрис поплотнее прижалась к Каприс в темноте. Это было её новое имя, имя пони, гораздо лучше, чем "Шэрон". Они с Каприс так и оставили матрасы рядом друг с другом, очень уж хорошо получилось. Каприс ещё сказала, что это естественно. "Мы теперь пони, не люди. Мелкие зверюшки любят прижиматься друг к другу, а чем мы хуже них?" Пампкин точно знала, что рядом с Каприс ей тепло и безопасно. Каприс была такой хорошей!

Пампкин представила себе, как где-то внутри неё растёт её жеребёнок. Линн предлагала просканировать её и сказать, будет это жеребчик или кобылка, но Пампкин попросила её этого не делать. Она хотела, чтобы у неё всё было как у любой другой пони, и почему-то задействовать технику казалось... неправильным. Кем бы ни был её жеребёнок, она будет его любить.

Пампкин нравилось мечтать, как она играет со своим жеребёнком. В основном она воображала, что у неё родится кобылочка и они будут вместе скакать по просторным зелёным полям и лакомиться цветочками. А её любимой фантазией было то, как её малышка спит рядом с ней, свернувшись калачиком. Точно как сейчас спят они с Каприс. Это было так мило, что у неё сердце замирало.

Ей действительно нравится быть пони, решила она. Пока что это было лучшее, что с ней случалось в жизни. Она ещё чуть-чуть придвинулась к Каприс; теперь она слышала, как бьётся её сердце. Так тепло. Так мягко... и ещё запах чудесной персиковой шёрстки.

Перед закрытыми глазами Пампкин поплыли сны о том, как они с её жеребёнком скачут куда-то. И маленькая беременная кобылка тихо улыбнулась в темноте.

 

Читать дальше

 

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2016
"27 Ounces", Chatoyance, 2012
Перевод: Многорукий Удав, Веон, 2016