Чашка на ферме, глава 3

Автор: Chatoyance
Перевод: Shai-hulud_16

Оригинал

Начало

Кобылка была молочно-белая, со слегка вьющейся вокруг головы и шеи, фиолетовой гривой. Её звали Чашка, (теперь, так было не всегда), и сейчас Чашка училась кормить цыплят.

— Ты должна насыпать им сейчас немног' зерна, потом ещё раз. Не повредит им овощ-другой. Они, конечн' жуков больше любят, но эт' им тож нравится. Потом ещё раз покормишь. Мы им иногда йогурт даём. Это секрет нашей фермы. Где-т' раз в неделю. — Мистер Провендер говорил медленно, даже медленней чем обычно, потому что Чашка до сих пор с трудом понимала некоторые слова. — Всё поняла?

Чашка крепко задумалась над ответом, и наконец выдала — на лучшем эквестрийском, на каком смогла:

— Дать цыплята зерно. Иногда. Овощи. Иногда. Молочно-желе раз в неделя.

Мистер Провендер коротко фыркнул на неё. — Не молочно-желе, а йогурт. ЙО-ГУРТ. Вот это вот. — Старый жеребец указал на обложенную сеном миску, где на дне ещё оставалось немного какой-то белой пасты. Он выговорил эквестрийское название продукта ещё раз, тщательно, чтобы Чашка смогла запомнить.

Белая кобылка старательно повторила по слогам странное, неземно звучащее эквестрийские слово, которое услышала. Мистер Провендер фыркнув, кивнул.

К разочарованию Чашки, она никогда она не думала, что выучить новый язык для неё будет так тяжело. Она, конечно, никогда не думала, что ей это когда-нибудь вообще придётся делать. Она опустила голову и понюхала миску. О! Она зналет, что это такое. Такую же штуку, только в запечатанных контейнерах, можно было взять в продуктопроводе, когда она жила в Вилмингтоне. Она мысленно поместила эквестрийское слово напротив восточно-английского «йогурт».

Чашка многое узнала за прошедшие полгода. Она, наконец, узнала, что её почему-то зовут как столовую посуду, но не стала это исправлять. «Чашка» — это вполне по-эквестрийски, такие уж имена были в ходу в этой удивительной стране. Миссис Провендер звали Корнфлауэр — «Василёк», Мистера Провендера – Дайрум, что, как смутно припоминала Чашка, было то ли сортом пшеницы, то ли ещё какого злака. Пони, видимо, предпоситали носить имена в честь предметов, жестов и даже продуктов. Они не выбирали имена так как люди.

Так что, учитывая то, что отныне и навек она тоже пони, Тиква Фейнштейн решила, что называться эквестрийским словом, означающим то, из чего пьют чай, её вполне устроит.
Имя было вполне благозвучным и отчего-то заставляло Миссис Провендер улыбнуться. Так что всё, нет больше Тиквы Фейнштейн, ей надо учиться быть белой кобылкой по имени «Чашка».

Но это как раз Чашку не беспокоило. За полгода в новой стране и в новом теле она узнала вполне райскую жизнь. Все…пони, поправила она себя, были её друзьями, на столе всегда была вкусная еда, она больше не чувствовала страха и всё кругом было невероятно чистым и ярким.

В прошломостались грязные, заваленные мусором улицы Вилмингтонского мегаполиса. Вода была чистой, вкусной и свежей. Воздух не обжигал лёгкие, всюду росла зелень, а дым если шёл, то только от плиты Миссис Провендер, да от домашнего камина три зимних месяца.

Чашка хотела научиться работать на ферме. Ферма была удивительным, волшебным местом. Она даже никогда не могла себе представить, что однажды попадёт на настоящую ферму. На Земле фермы были переданы в собственность корпоративного правительства и объявлены зонами стрельбы на поражение. Выращивать свою еду было против закона, даже на собственной крыше. Она, конечно, сомневалась, что это вообще бы получилось под вездесущим пепельным дождём. Но здесь не было ни пепельных дождей, ни смога, ни облаков нанопыли.

Она была благодарна Провендерам. Она отчаянно хотела как-то отблагодарить их за то, что они, почему-то, решили взять её к себе. Она чувствовала, что её вытащили из кошмара.

Только в сравнении она начала понимать, до какой же степени она ненавидела свою прежнюю жизнь. Странно было жить в чужой шкуре, ей понадобилось время, чтобы принять то, что она больше не человек. Но если такова цена за мир, полный ярких цветов и улыбок, где есть цыплята, но нет похитителей органов, то, возможно, быть человеком это не так уж и важно.

И всё же, именно ей приспосабливаться было особенно тяжело. Когда Тикву угоняли в лагерь массовой понификации, это уже после того, как закрылись Бюро, её преследовали жуткие мысли о холокосте, в какой-то момент ей показалось, что их всех везут уничтожать. Но когда её наконец осенило, что все вокруг говорят всерьёз, что последних людей и правда спасут, превратив их в пони, что вместо смерти их действительно ждёт странная, но всё-таки жизнь, страх её превратился в растерянность.

Это не укладывалось в её картину мира. В детстве её учили, что Человек создан по образу и подобию Господнему, а в Торе чётко прописано, как устроен мир, и что ждёт Человека, и вообще, что к чему. Но ни Книга, ни Свиток, ни Песня не говорили, что из Тихого Океана возникнет чужая вселенная и, что конец света обернётся люцерной и копытами. Эквестрия не только уничтожила её реальность, изменила её тело, она также убила в ней религию.

Невозможно было продолжать верить в отстранённого и невидимого бога её детства, когда два живых, говорящих и видимых божества каждый день поднимали и опускали Луну и Солнце. Вместо бога – богини, и они никакая не сказка – она при желании могла даже однажды навестить их. Эта мысль пугала. Одно дело — читать молитву. Другое – сесть за чай с настоящим богом.

Но опять-таки, если богини-принцессы действительно были теми, кого она встретила в том странном сне во время своего превращения, то, может, не такая уж и страшная вышла бы встреча.

Одно было ясно: ничто из того, во что она верила, думала, считала за истину, истиной больше не являлось. Насколько она могла понять, Земля больше вообще не существовала. Эквестрия стала единственной реальностью.

Изо дня в день Чашка всем сердцем старалась принять свою новую жизнь. Она стала работать над тем, чтобы освоить своё новое тело.

Слоняясь по ферме, она опробовала все его части. Она двигала ушами, она пыталась ходить задом наперёд. Она нюхала, и жевала, и каталась на спине по длинной, сладко пахнущей траве возле дома. В это время она услышала смех с крыльца: — Ты правда, как маленькая кобылка, не так ли? — Миссис Провендер очаровали её попытки понять своё тело. — Я любила кататься по траве, когда была маленькой. Так что наслаждайся, Чашка. Никому на этой ферме нет дела, сколько тебе лет.

Чашка немного смутилась, когда её застукали, но ещё немного подурачилась. Если Миссис Провендер одобряет, значит это её святой долг. И потом, трава была такая приятная на ощупь… и пахла так здорово.

Утро на ферме всегда означало бисквиты, и Чашка упорно пыталась научиться печь их сама. Ей каждый раз казалось, что она бестолочь, но Миссис Провендер была неизменно добра и терпелива.

— Простить меня! Простить меня! Простить-простить-простить! — Повторяла Чашка снова и снова, уронив ложку в стопятисотый раз.

— Ох, скорлупать, милая… всё нормально. Просто успокойся и начнём сначала, ладн’?

Чашке не нравилось, что у неё плохо получается работать зубами и копытами, как это делают настоящие пони. Она начала тренироваться по ночам, когда все уснут. Ещё до того, как, наконец, одолела лестницу, переселившись в гостевую комнату.

При лунном свете Чашка брала длинную деревянную ложку и тренировалась ночь за ночью. Она училась брать ложку, делать движения, будто что-то мешает, и класть её на место. Она даже пыталась подбрасывать ложку с переворотом и ловить ртом – а вдруг получится?

Однажды ночью она почувствовала, как с тёмной лестницы за ней кто-то наблюдает. Миссис Провендер спустилась вниз, наверное, всё-таки услышала. Чашка от неожиданности опять выронила ложку. Миссис Провендер стояла там со странным, хоть и добрым выражением на лице.

— Ты вот, прям’, настолько упорна, милая?

Эта ночь выдалась для Чашки особенно счастливой. Миссис Провендер зажгла масляный светильник и сварила им что-то похожее на мексиканскую орчату – тёплый сладкий напиток из ячменя, который пьют из кружек. Это было вкусно, а потом она стала рассказывать Чашке про кобылок, которых вырастила и про свою прежнюю жизнь. Рассказала, как выиграла голубую ленту за свои бисквиты, какой весёлой была та далёкая ярмарка. Рассказала, как встретила Дайрума и как он дарил ей на свидания засахаренные маргаритки.

— Что это я всё про себя, да про себя. Чашка, а ведь я про тебя до сих пор совсем ничего не знаю. — Миссис Провендер долила им ячменного напитка. — На что была похожа жизнь там, откуда ты пришла? Я ещё не слыхала историй про жизнь в другом мире!

Чашка начала было составлять в уме ответ, но остановилась. Что она могла рассказать этой доброй старой кобыле? Чашка оглядела славную, чистую домашнюю кухню и вспомнила детство в фавеле, еду, в основном состоявшую из гарантированного правительством рациона и иногда жареных мутакрыс. Своё первое изнасилование, или например как ей однажды отрезали ухо ни за что. Заново отросшее понячье ухо рефлекторно дёрнулось, когда она об этом вспомнила.

Даже если бы она как-то могла объяснить Миссис Провендер, на что была похожа жизнь в человеческом мире и как люди друг с другом обращались в нём – как она отреагирует? Заснуть-то она сегодня уже точно не сможет. Что она станет думать о новопони — таких как она, бывших людях из такого вот мира? Как рассказать ей о мире людей, о войне, алчности, насилии и ужасе?

Будет осквернением, святотатством, принести это в Эквестрию. Даже в простом разговоре о них будет что-то отравленное, ядовитое. Чашка ощущала и стыд, и скорбь, и внезапно — сильнейшее одиночество за обе свои жизни.

Здесь был рай по сравнению с миром, из которого она явилась, но она не сможет рассказать, через что она прошла, ни одной пони. Внутри неё будет жить боль, которая никогда не пройдёт, и каждое напоминание о прошлом будет отравлять ей новую жизнь, и наверняка, те кто принял её, будут считать её чудовищем из чудовищного мира. Всю свою прошлую жизнь она старалась им не стать, но это не отменяет того факта, что она видела, знала, трогала тот мир, в котором настоящие чудовища всегда правили — так, как им хотелось.

— Я… Я не говорить. Я извиняться. Извиняться, Миссис Провендер. Это больно место. Вы простить меня. — Чашка старалась не смотреть ей в глаза. Тяжело было отвечать отказом после такого прекрасного вечера.

— Всё в порядке, милая. Не надо мне ничего рассказывать. — Миссис Провендер наклонилась к ней и успокаивающе ткнулась в неё носом. — Давай допьём и пойдём спать, что скажешь?

Чашка с облегчением кивнула.

Годы полетели незаметно. Чашка выучила эквестрийский — до того хорошо, что могла бы сойти за местную, хотя не обошлось без пары конфузов. Она была толковой и полезной помощницей на ферме и Миссис Провендер ценила её. Чашке нравилось работать на ферме. Она любила и сезон сева, и уборку урожая. Свежее зерно, лучшее сено, люцерна и лучшие цветы всегда были на столе. Она открыла в себе любовь к кулинарному делу, и, в конце концов, сумела испечь бисквиты, не хуже чем у Корнфлауэр, чем определённо заставила старую кобылу ею гордиться.

Мир вокруг оставался таким же зелёным и восхитительным. В ближайшем городке Саус-Уизерсе встречались интересные магазины и вкусняшки, те, что на ферме не достанешь. Она знала по имени десятки местных пони, стала частью местного общества. Её знали и ценили. Но, почему-то, она так и не сошлась близко ни с кем, кроме Миссис Провендер и Дайрума. И даже с ними она говорила только о жизни на ферме, только об их прошлом, но никогда о своём.

Миссис Провендер это заметила и сочла интересным. Чашка была славной кобылкой, безотказной в помощи, доброй, честной – но замкнутой. Закрытой, как запертая дверь в тёмной комнате. У неё были пристрастия и интересы, но она не заводила друзей, ни с кем не проводила время. Ферма была всей её жизнью, и хотя иметь такого преданного работника было, конечно, здорово, глубоко в сердце Миссис Провендер чувствовала, что Чашка для неё больше, чем просто наёмный рабочий. Она считала Чашку чем-то вроде одной из своих дочерей.
А значит — это неправильно, что кто-то из её дочерей страдает от одиночества. Когда её жеребята покинули ферму, чтобы построить свою жизнь, у всех у них были друзья, любимые, или хотя бы, просто дорогие для них пони.

Миссис Провендер знала точно, что за счастливой улыбкой Чашки скрывается ужасная скорбь, и что это как-то связано с её прошлым, с тем самым, о котором она никогда не рассказывает.

Обозначив проблему, Корнфлауэр начала спрашивать народ.

Почти все "новые пони" из другого мира давно переселились в Расширенные Земли, далеко от окрестностей Кантерлота, Хуфингтона и даже Мейнхеттена. Поглощая другой мир, Эквестрия росла вширь, и теперь вокруг возникли бескрайние новые земли, о которых Корнфлауэр никогда раньше не слыхала. Но теперь это была часть Эквестрии. Они были настолько обширны, что их с лихвой хватило всем новопони – а тех было, надо сказать, великое множество — чтобы основать там города, посёлки, и ещё потомство развести.

Всё это было слишком громадно, чтобы Миссис Провендер могла себе представить, но на деле означало, попросту, что в ближайших окрестностях новопони не очень-то найдёшь. В этом была и беда, потому что Корнфлауэр считала, раз Чашка не может говорить с ней или любой другой урождённой пони, может ей стоит поговорить немного с кем-то вроде неё. С пони из другого мира. Пони с такой же бедой.

У Миссис Провендер ушло три года, чтобы разыскать подходящую кандидатуру. В городке по имени Клайдсдейл неподалёку. Дошёл слух, что среди его жителей есть одна новопони, кто-то, кто остался, когда остальные уехали на новые земли. Новопони, вообще похоже были народом непоседливым, да тут бы и места всем попросту не хватило.

Но в Клайдсдейле она нашла-таки новопони, и как по заказу, с собственными проблемами. Разузнав побольше, Миссис Провендер выяснила, что проблемы-то были практически те же, что у Чашки.

Новопони оказалась кобылкой. Она была душой всех компаний ещё несколько лет назад, но затем как-то поскучнела и начала всё больше ото всех отдаляться. Когда кобылка ещё вела бурную общественную жизнь – не то что Чашка – у неё тоже не было по-настоящему близких друзей. Те, кто знал её, говорили, что она выглядит счастливой снаружи, но внутри над ней будто висит тёмное облако, она несёт в себе тяжкий груз.

К тому моменту минуло десять лет, как Чашка попала на ферму, чтобы стать частью их семьи. Она в самом деле стала членом семьи для Мистера и Миссис Провендер. Поэтому Корнфлауэр решила, что ей стоит попытаться помочь почти-что-приёмной-дочери.

Она устроит вечеринку в честь десятой годовщины появления Чашки. И пригласит особого гостя из Клайдсдейла погостить на ферме, насладиться гостеприимством, сменить обстановку. Это будет частью оплаты за услуги – та кобылка занималась организацией вечеринок, и наём специалиста по их устроению станет идеальным прикрытием, чтобы свести двух новопони вместе.

Миссис Провендер улыбнулась своим мыслям. Умница она, так всё спланировала, провела тайные поиски – всё для того только, чтобы ненавязчиво заставить этих двоих поговорить. Корнфлауэр чувствовала себя настоящим тайным агентом короны, со своим хитрым планом.

Может, это наконец-то поможет её маленькой, одинокой, разбитой Чашке.