Привет тёмным брони, вот и новая глава. Приятного прочтения!

Краткое описание:
Буквально через несколько лет после того, как загрузка в "Эквестрию Онлайн" открылась для широких масс, на Земле осталось меньше сотни тысяч людей. Благодаря чрезвычайно сильной харизме и необычайной хитрости, СелестИИ удалось склонить к этому всех, кроме наиболее упёртых индивидов.
Но даже эти люди могут принести ей пользу, и Селестия уже давно с интересом наблюдает за одним из них. Конечно же, до полной загрузки Земли осталось ещё немало времени, но и сейчас у ИИ есть множество поручений этому человеку, которые заставят его побегать...

Оригинал
Пролог. От двери к двери
Глава 1. Обречённый
Глава 2. Течь на Корабле
 
 

Глава 2
Течь на Корабле

 
 
Старость — это кораблекрушение.
— Шарль де Голль
 
Конечно же, было весьма трудно не выдать Селестии все свои мысли, но я всё равно постарался сохранить каменное лицо, вспоминая тот небольшой промежуток времени, проведённый с Питером Комбсом. Его сознание определённо блуждало где-то там, как это происходит, когда вы уже вот-вот проснётесь, и в вашем мозгу сменяют одна другую весьма реалистичные картинки всего того, о чём вы когда-либо мечтали, лишь для того, чтобы вновь затухнуть. Не исключено, что Питер считал меня, Селестию, саму загрузку лишь своим сном. Что ж, вовремя. Я уверен, Селестия уже проинструктировала новоиспечённого пони по ту сторону, вправила мозги и всё такое.

Интересно, она уже сожгла его тело, или в здании имеется нечто вроде накопителя перед крематорием? Я поспешно выбросил этот вопрос из головы. В принципе, мне было всё равно; просто в дороге к Солт-Лейк-Сити надо было хоть чем-нибудь занять голову.

Селестия молчала последние несколько часов, и я не знал, оставила ли она меня наедине с мыслями из уважения к моей персоне или просто потому, что обсуждать было нечего. И это напрягало. Уже практически с год я прекрасно выживал в одиночестве, мотаясь там, где хотел, делая то, что хотел, и лишь изредка встречая других людей. Но теперь, когда у меня появился тот… то, с чем можно говорить, тишина буквально давила, сводя с ума.

Но я же никогда не был совсем один, ведь так? Так. Свет в витринах магазинов и всё такое. Селестия всё время была со мной в том же режиме, что и сейчас — молчаливом наблюдении. Просто теперь я не могу этого выносить.

— Скажи, что у тебя на уме, Григорий.

“Твою мать.”

— Ты доставила меня к магазину за девяносто секунд до смерти мистера Комбса.

— Вообще-то, не я, — немедленно последовал ответ. — Ты сделал это. Я лишь подсказывала тебе, как ехать, чтобы ты прибыл в оптимальное время.

— Ладно, хватит пустословия, — махнул я рукой. — А если бы я ехал медленнее? Или плюнул бы на это дело, не доезжая до Шайенна? Если бы не смог или не стал бы спасать его?

— Тогда бы он умер, — просто сказала Селестия. — Если же ты спрашиваешь о последствиях, то лично для тебя их бы не было. Однако шанс того, что ты согласишься помочь мне, а потом нарочно нарушишь наш договор, крайне мал. Ты не такой человек. Потому что если бы это было не так, ты не был бы первым кандидатом на эту работу.

Я вздрогнул.

— Не надо… говорить так, пожалуйста.

Селестия хихикнула.

— Чтобы ответить на твой вопрос, давай вернёмся в прошлое, — предложила она. — Что, если бы ты эмигрировал вместе со своей семьёй? Ты провёл бы в Эквестрии уже два года, а Питера спас бы кто-нибудь ещё. Ну а если бы я не нашла другого доброго самарянина[1], то, скорее всего, он бы всё-таки умер. Кстати говоря, твоя семья очень по тебе скучает. Особенно мать. Она хочет поговорить с тобой с тех самых пор, как эмигрировала. [1: Существует притча о добром самарянине, который подобрал и безвозмездно помог раненому, брошенному на дороге человеку]

Удар ниже пояса, Селестия. Я крепко сдавил руль.

— Она может подождать.

— Ну да, время теперь на её стороне, — сказала та.

— Просто дай мне поговорить с ней без создания аккаунта! — Я повысил голос гораздо больше, чем собирался.

— Прости, Григорий, но «Эквестрия Онлайн» сейчас в той фазе, которую ты назвал бы конечной — никаких связей между Эквестрией и Землёй. Я не могу позволить своим маленьким пони видеть человеческие лица или изображения физического мира, чтобы не напоминать им, что где-то ещё существует столько несчастья и страдания. Это, как правило, отрицательно сказывается на удовлетворении их потребностей. Если ты хочешь контактировать с семьёй, боюсь, тебе в любом случае придётся делать это, управляя пони.

— Тогда я обойдусь. Мне и так хорошо.

— Даже я не могу точно знать этого, пока ты не эмигрируешь.

— Что ты сказала моей матери?

— Что я присматриваю за тобой.

***

Я встал на колени на асфальт 80-го шоссе и провёл рукой по неровной борозде, идущей куда-то за пределы дороги. Тут проезжало что-то на гусеницах, причём очень тяжёлое. Мною овладело любопытство. Я ещё раз оглянулся на свою машину. Селестия попросила быть на дороге, ведущей к Солт-Лейк-Сити, в 08:14 следующего дня, чтобы быть готовым к следующему рандеву; солнце только начало садиться, так что у меня было ещё достаточно времени.

Я пошёл по борозде в заросшую редким кустарником пустошь. Здесь было очень красиво. Звёзды, которым теперь не мешало вечное свечение большого города, засияли на пару с молодой луной ярким, практически ослепительным светом, даже несмотря на ещё не до конца ушедшее за горизонт солнце. Надо бы ускорить шаг, а не то придётся потратить уйму времени, возвращаясь по борозде обратно к шоссе в сумерках угасающего дня.

В конце своего пути я обнаружил самоходную артиллерийскую установку М109[2]. По крайней мере, её нижнюю половину. Судя по словно стремящимся наружу полоскам металла, её вместе с командой к чертям взорвали изнутри, возможно, в результате саботажа. Земля вокруг была буквально испещрена следами от шин Хамви[3], сделавшим здесь два разворота и направившимся на северо-восток, откуда я и пришёл. На остатках гаубицы было намалёвано изображение кулака, сжимающего неподключенный кабель; то был символ неолуддизма[4]. Их взгляды разделяли все партизаны. [2: Американская САУ; 3: HMMWV — американский военный вездеход; 4: Движение против науки и технологий]

К счастью, там не нашлось ни тел, ни маленьких вмятин на броне корпуса, свидетельствующих об обстреле из ручного оружия, так что, видимо, с командой было всё хорошо. Я медленно вернулся по борозде обратно к шоссе.

Отсюда до Солт-Лейк-Сити было рукой подать. Гаубицы развернули, чтобы накрыть артиллерийским огнём центр города с удобной позиции — небольших гор к востоку от него; преимущество в высоте практически удваивало эффективность обстрела. Никто не ожидал, что обстановка накалится до такой степени; вооружённый конфликт вырос в нечто большее, чем локальные короткие стычки. Впрочем, Селестия, наверное, славно вздрочнула, глядя на хлынувших в её центры беженцев и попивая шампанское.

Аликорн решила дать мне немного дополнительной информации, пока я ехал.

— Если совместить местоположение найденной тобой САУ и касающиеся этого сражения записи из архивов Северного командования Вооружённых сил США, становится ясно, что она принадлежала первому батальону сто сорок пятого сухопутного артиллерийского полка национальной гвардии Юты. Я не нашла упоминаний о смертях или смертельных раненинях, полученных в ходе этой битвы, хотя неолуддиты прибыли на эти позиции раньше, чем отряд быстрого реагирования, так что солдатам пришлось спасаться на лёгких средствах передвижения. Сто процентов живых на данный момент членов экипажа эмигрировали в Эквестрию.

Я почувствовал удовлетворение от того, что смог прийти к таким же выводам, просто осмотрев место происшествия.

— И сколько загрузок ты списываешь на счёт мирных жителей, старавшихся убежать от военных действий? — спросил я её.

— Сто пятьдесят четыре тысячи шестьсот двенадцать, — ответила Селестия. — В это число входят все, кто эмигрировал в преддверии сражения или пробрался в лагеря беженцев уже во время самих боевых действий.

80-ое шоссе изгибалось, словно змея, обеспечивая подъём на гору, не забравшись на которую, вы не смогли бы, подъезжая с востока, увидеть простирающийся снизу город.

— В Солт-Лейке ещё остались неолуддиты?

— Тебя это, скорее всего, сильно удивит, — начала она, — но 99,68% людей, заявлявших о своих «антиэмиграционных» взглядах хоть раз в жизни, уже загрузились. Согласно моим прогнозам, ты не встретишь никого в этом городе. — Может быть, у меня взыграло воображение, но её голос звучал самодовольно.

— А что насчёт оставшейся половины процента?

— Те, кто ещё жив, оказались разбросаны по всей стране и сейчас бесцельно скитаются, так же, как и ты ранее. Агрессивно настроенным же — например, тем же неолуддитам — пообломали зубы ещё в Сиэтле. Впрочем, большинство из них уже мертвы. К сожалению.

— Я уверен, что твоё сожаление и моё вызваны разными причинами.

Селестия больше не стала развивать эту тему, и я был совсем не против.

***

Солт-Лейк-Сити стал отправной точкой для неолуддитов. Это был их оплот, если не военный, то по крайней мере идеологический. В городском центре их символ встречался буквально на каждом шагу; дома же были изрешечены отверстиями от пуль: от совсем небольших, похожих на работу дятла и явно оставленных пять и шесть миллиметровыми пистолетами, и до дырок размером с тарелку, кои могли проделать только орудия пятидесятого калибра. Из-за мешанины из обгоревших, искорёженных и во всём остальном также не подлежавших восстановлению машин на улицах мне пришлось оставить свою Хонду и продолжить путь по тёмному городу пешком.

Сумку с провизией я перекинул через плечо, держа понипад под мышкой. Селестия направляла меня к одному из тех редких, настолько уцелевших зданий, в которых, скорее всего, ещё можно было найти электричество в розетках и воду в кранах. Я шёл очень медленно; все фонари были либо расстреляны, либо повалены уже очень давно, а звезды, будь они хоть трижды столь же яркими, всё равно не давали достаточно света, чтобы можно было свободно ориентироваться. Каменные обломки, мусор, стрелянные гильзы валялись повсюду; картину дополняли баррикады, представлявшие собой либо поспешно сооружённые прямо на тротуарах конструкции, либо торчавшие из витрин магазинов задние половины машин. Эта прогулка была больше похожа на бег с препятствиями.

В конце концов я прибыл в пункт назначения — средненький отель в торговом квартале. Селестия попросила меня посмотреть на здание, и, сделав это, я увидел зажёгшееся приветливым жёлтым светом окошко. Оно было на четвёртом этаже.

Аликорн не доверяла лифтам, да и мне не мешало бы размяться, так что я поднялся по лестнице, в конце пути обнаружив, что электронный замок на двери выключен. Как ни странно, изнутри совсем не складывалось ощущение, что я нахожусь в бывшей зоне военных действий; то была обычная, неприметная комнатка в отеле, в какой можно было бы жить во время, например, деловой поездки.

Впрочем, здесь были душ и кровать, и это единственное, что имело значение. В гостинице до эвакуации работала служба вечерней подготовки номера ко сну[5], так что, за исключением лежавшей толстым слоем пыли, всё было чистенько и аккуратненько. Я был уверен: Селестия выбрала этот номер именно поэтому. Быстро поставив понипад на зарядку, я направился прямиком в ванную. Приняв душ, я надел чистую одежду, выстирав старую и просто хорошенько оттряхнув фланелевый блузон над раковиной (раз намокнув, он уже никогда не высохнет). Вернувшись назад в спальню, я сразу обратил внимание на то, что Селестия включила экран и явила своё лицо, воспользовавшись преимуществами подзаряженной батареи. [5: Приготовление постели ко сну, проветривание номера и т.п.]

— Ну как, уже лучше? — заботливо спросила пони.

— В наше время и горячий душ — просто рай, — кивнул я. — Спасибо.

— Только тот, кто никогда не был в Эквестрии, сказал бы такое. Не за что.

Я присел на кровать, отогнул одеяло и, потушив свет, устроился поудобнее.

— Спокойной ночи, Григорий.

— Хе. Спокойной ночи, Селестия.

На некоторое время в комнате установилась тишина, но, когда я уже засыпал, она вновь заговорила.

— Григорий, ты считаешь меня своим другом?

Немного подумав, я решил ответить честно.

— Я считаю тебя своим союзником.

Теперь на мгновение задумалась уже Селестия, после чего произнесла:

— Думаю, пока что этого достаточно.

***

Когда я немного вернулся назад по 80-му шоссе, Селестия начала разъяснять мне задание.

— В своё последнее путешествие по озеру Пирамид[6] вот-вот отправится пожилая пара, — рассказывала она, пока я вёл машину. — Они пришли к взаимному согласию эмигрировать в Эквестрию в конце этой поездки. Для заплыва чета выбрала яхту, уже стоящую в вертикальном лифте сухого дока. Впрочем, находится она там неспроста: её убрали с озера, собираясь перевезти на ремонтную базу, чтобы заделать небольшую дыру в корпусе рядом с двигателем. Я боюсь, что яхта даст течь, и пара погибнет. Ты должен спасти их и доставить к центру “Эквестрии Наяву” в городе Рино[7], на углу Первой Восточной улицы и 430-ой трассы. [6: Озеро в Неваде, 48 на 14 км; 7: Этот город часто называют “самым большим маленьким городом в мире”]

— Откуда ты это знаешь? — спросил я. — Ну, про яхту.

— Марина[8] сообщалась с причалом через сухой док, и, как ты наверняка уже догадался, именно там хранилась информация о кораблях прибывших или же, наоборот, отшвартовавшихся. Я просто подключилась к их компьютеру и в логах нашла запись о судне, которое поместили в сухой док для починки, но без упоминания о том, что его забрали. [8: Стоянка яхт]

Спасение на воде, хе. Я не был моряком, но и это было не море, а лишь озеро, и это вселяло надежду.

— Я хочу быть готовым к этому, — сказал я, — и к тому же, если мне придётся проводить время вне города, то может потребоваться специальное снаряжение.

— Отличная мысль, Григорий. — Видимо, она и так собиралась это предложить. — Я считаю, что тебе стоит посетить один дом в Фернлэе. Если ты поедешь со скоростью 125 км/ч, начиная с этого момента, и будешь следовать моим указаниям, то мы успеем туда заехать.

Фернлэй оказался маленьким, специально предназначенным для дальнобойщиков городком примерно в двадцати четырёх километрах от озера Пирамид. Селестия привела меня к дому профессионала по выживанию в экстремальных условиях (который, если верить аликорну, эмигрировал при первой же возможности), полностью помешанного на своём деле человека, чей подвал был битком набит сухими пайками[9], консервами и дистиллированной водой. Последняя на вкус как дерьмо, но зато она действительно чистая, так что я прихватил несколько бутылок. Консервы столь же вредны, сколь пища из ада, а пайки, как я знал из личного опыта, были созданы специально, чтобы ваш желудок оказался набит плотнее, чем телефонная будка с поместившимся внутри толстяком, так что я оставил и их. Наверху же лежала огромная куча спецснаряжения, но, учитывая особый характер того, что я собирался делать, я взял лишь показавшееся мне полезным: полусеррейторный складной нож, пару биноклей, моток альпинистской верёвки, несколько карабинов и, самое главное, резиновый плот с баллоном углекислого газа для быстрого надува. [9: В оригинале MRE — американский военный сухой паёк]

— Я не видела, что ты взял с собой, — заявила Селестия, когда я погрузил вещи в багажник и сел на водительское место. — Ты уверен, что взял всё необходимое?

Я кивнул, выруливая на дорогу.

— У меня есть верёвка, но нет перчаток. А они были бы очень кстати, чтобы держаться за эту самую верёвку, да и для многого другого.

— Странно, что у такого человека не было перчаток, — сказала та.

— Ну, вообще-то они у него были, но… — проворчал я.

Селестия выждала мгновение.

— …но?

— У них не было пальцев, — с негодованием возмутился я. — Тупое голливудское дерьмо. Настоящие профессионалы всегда используют перчатки с пальцами.

Она рассмеялась.

— Возьму это на заметку!

— Серьёзно! О человеке многое можно сказать, глядя на подобные вещи. Видимо, он был очень озабочен тем, как выглядит. Ну, то есть, я ни разу не встречал кого-либо, кто носил бы перчатки без пальцев и думал “опа, какой-то плохой парень, лучше с ним не связываться”. Они выглядят как позёры и порой даже сами этого не понимают.

Селестия насладилась моим приступом откровенности.

— Похоже, в этом вопросе тебя не переубедить! — сказала она. — Ну, по крайней мере, ты нашёл надувной плот?

Я кивнул.

— Ага. Подозреваю, ты затащила меня в тот дом именно из-за него.

— Именно, — подтвердила аликорн. — Я просканировала память каждого их обитателей этого города и нашла подходящий плот только здесь.

— Что ж, тогда передай его владельцу моё большое спасибо за пожертвование. И что его вкус в перчатках просто ужасен.

— Непременно. — Её голос звучал слишком игриво, чтобы принять это за чистую монету.

***

Селестия привела меня к западной стороне озера Пирамид, а именно к марине, оказавшейся чуть больше, чем маленький офис, и состоявшей из переоборудованного старого сарая, в котором теперь хранились шлюпки, и пары пустых причалов. Чуть далее располагался сухой док с его лифтом, и обычно удерживающие яхту шпалы, которые теперь пустовали, будучи погруженными в воду.

— Твою мать, на воде ни единого судна, — сказал я понипаду, одновременно забрасывая в рюкзак плот, бинокль, верёвку и кладя в карман нож. — Придётся взять одну из сарая.

— Пожалуйста, поторопись, — попросила Селестия. — Я не могу следить за поверхностью озера: над нами нет спутников. Моя помощь будет минимальна.

Я не ответил, а помчался сразу к пристани, бросив по пути плот и верёвку. Остановившись у края и подняв бинокль, я окинул взглядом поверхность озера.

Бог мой, они действительно заплыли очень далеко, километра на три удалившись от берега; даже в бинокль корабль казался малюсеньким. То была небольшая спортивная яхта, корма которой теперь поднялась высоко над водой, указывая пером руля куда-то в небо; из люка моторного отсека шёл жидкий серый дымок. Носовая часть уже погрузилась в воду. Боже, да она уже наполовину затонула! Снаружи, впрочем, никого не было, ни на корме, ни в озере.

Я рванул назад к сараю, отбрасывая в сторону бинокль. Внутри оказались шлюпки, расположенные на трёх разных уровнях, но, конечно же, моторы были заботливо сняты с них и сложены на земле. Ну а чтобы жизнь совсем мёдом не казалась, они ещё и оказались обёрнуты в полиэтилен для хранения их в межсезонье. У меня не было времени, чтобы распаковывать чёртову шлюпку, даже самую маленькую!

Ну и ладно. На первом уровне должна была непременно быть плосконосая алюминиевая рыбацкая лодка. Я подтащил её к себе и, не подумав, подлез под неё, чтобы отнести к берегу. Даже будучи сделанной из алюминия, она всё равно оказалась непомерно тяжёлой для мужчины средних размеров, и я почувствовал, как у меня от напряжения затряслись руки ещё на первых пяти шагах.

Я чуть наклонился, позволив импульсу ускорить меня, но по слишком быстро приближающемуся берегу внезапно понял, что не смогу вовремя остановиться. Сделав два шага по песку, я выпрыгнул вперёд, одновременно отпуская лодку. Мало того, что приземлился я прямо лицом, так эта бандура ещё и навалилась сверху мне на лопатки, прижав меня к земле. Не прыгни я, и весь этот вес пришёлся бы на голову. Это было бы не очень хорошо.

Я выполз из-под лодки, беспрестанно брюзжа, весь в солёном влажном песке, и направился к корме, на ходу вынимая нож. Им я сделал два быстрых разреза в полиэтилене — сверху вниз и слева направо, вдоль всего корпуса, — после чего взялся обеими руками за кромку (сразу вспомнив о перчатках) и стал толкать лодку вперёд, одновременно очищая её от плёнки и в конце концов оставляя судно на берегу, чтобы оно не уплыло, пока я заканчиваю дела.

Грести так далеко было бы очень медленно и утомительно, так что я изо всех сил побежал обратно к сараю и выбрал самый большой мотор, какой только мог унести. Конечно, этот экземпляр оказался не столь же тяжёлым, сколь лодка, но всё равно тащить его было чертовски сложно. Добравшись до берега, я перевёл зажим в положение «вверх» и пристегнул мотор так, чтобы винт не касался песка.

Бросив в лодку плот вместе с верёвкой, я дотолкал её до воды и запрыгнул внутрь, чуть проплыл за счёт силы инерции и, убедившись, что нахожусь на достаточной глубине, опустил винт в воду. Я дёрнул за шнур, и мотор, предварительно выдав порцию едкого голубовато-белого дыма, сделал рывок. Маловато будет. Я так быстро, как только мог прокрутил дроссельную заслонку и в конце концов помчался к тонущей яхте.

Я достаточно точно оценил расстояние до корабля. Лодка развила скорость примерно 30 км/ч, и через восемь минут я уже был у яхты. Вернее, там, где она была: судно уже полностью ушло под воду, и, хотя его всё ещё было видно, с каждой секундой ситуация ухудшалась. На поверхности никого.

И тут я вспомнил слова Селестии о том, что пара уже достаточно немолода. Может быть, у них просто не хватило сил, чтобы выбраться через окно, а времени оставалось всё меньше, мешкать было нельзя: напряжение постепенно нарастало. Я быстро отмерил примерно два метра верёвки, ориентируясь на собственный рост, отрезал их от общего мотка и привязал к надувному плоту, после чего наспех укрепил этот кусок ещё двумя узлами, сбросил блузон, глубоко вдохнул и прыгнул в воду.

Яхта тонула очень медленно и была совсем близко к поверхности озера, когда я смог зацепиться за неё и погрузиться ещё ниже, проплыв сквозь дверь капитанской рубки, которая смотрела вверх.

Это было хорошо. Это было важно.

Уже к тому времени, как я оказался внутри, мои лёгкие стали протестовать против такого с ними обращения. И тогда я увидел пару; они безвольно плавали в затонувшей рубке, словно остальные вещи, что не были прибиты гвоздями. Их уже порядочно тронутые старостью лица не отражали ни единой эмоции. Складывалось ощущение, что чета уже мертва. Я продел тела сквозь петлю на верёвке, затянув её на их талиях, когда огонь в моих лёгких превратился уже в самую настоящую агонию; они судорожно сжимались, заставляя меня бороться с рефлекторным желанием открыть рот и вдохнуть. Тогда у меня не оставалось сил даже на то, чтобы всплыть одному, не то что с двумя взрослыми людьми. Вся надежда была на плот.

Я прижал их к себе и переместился так, чтобы можно было за один толчок проскользнуть через дверь. Уже через пару секунд мы были вне яхты, оставляя её и дальше погружаться в тёмные глубины.

Моё начавшее затуманиваться по бокам зрение ухватило поверхность озера, сквозь которую проникали солнечные лучи, падая прямо на меня. Выжимая последние силы из своих практически оставшихся без кислорода мышц, я ухватился за ручку на плоту и дёрнул за ручку срочного надува.

Баллон с углекислым газом словно ожил, практически мгновенно заполнив содержимым плот. Мы взмыли вверх, двигаясь столь быстро, что моё лицо буквально ударилось о поверхность озера без каких-либо усилий с моей стороны.

Я в самом прямом смысле этого слова почувствовал, как сила вновь приливает к моим конечностям; зрение вновь восстановилось, а краски обрели цвета. Но наслаждаться времени не было, и я сразу же стал пользоваться вновь обретённым контролем над телом, сначала запрыгнув в плот сам, а потом подтянув за верёвку и пару, вытягивая их из пучин этого озера и укладывая рядом с собой.

После этого я сразу принялся делать искусственное дыхание, вылив воду из их ртов и вентилируя их лёгкие через чётко определённые промежутки времени, метаясь между одним и вторым. Старая леди очнулась, выплеснув всю скопившуюся в желудке воду (когда же наконец я спасу кого-нибудь, кто на меня не наблюёт) и поднялась, сидя в оцепенении. Я аккуратно облокотил её на стенку плота и занялся её мужем.

Он не подавал признаков жизни, даже после нескольких сеансов искусственного дыхания. Я начал чувствовать то самое особое жжение в губах, какое появляется только в моменты по-настоящему смертного ужаса. Взгляд старой женщины буквально пронзал меня, умоляя, молясь о том, чтобы всё было хорошо. Я прикусил губу и постарался не выдать охватившего меня отчаяния своими движениями, но мужчина выглядел очень плохо.

Он весь посинел и был холоден как лёд. Я чуть отвернул голову от женщины, чтобы она не могла видеть выражения на моём лице. Господи, твою ж мать. Я сделал ему в рот ещё несколько выдохов, без слов позволяя ей понять, что умер он не от того, что его плохо старались спасти. Да даже если и так, грёбаный сукин сын. Всё шло так хорошо, всё было как надо, хэппи энды повсюду, Селестия, этот поганый суперкомпьютер, который с точностью вычислял необходимое для спасения вре…

И тут старик, резко дёрнувшись, пришёл в себя, выплеснув из желудка воду, после чего посмотрел на жену неверящими глазами. С моих плеч словно гора упала. На какой-то момент я даже задался вопросом, а не чудится ли мне это, как если бы я настолько чего-то хотел, что мозг просто показал желаемое. Впрочем, это было взаправду. Мужчина действительно выкарабкался.

Я подгрёб к рыбацкой лодке и помог паре влезть в неё. Они двигались очень медленно и неуклюже, спотыкаясь на каждом шагу, ещё не отойдя от шока. Это было вполне простительно, учитывая их состояние. Набросив блузон на плечи старой женщины, я завёл двигатель и направился обратно к берегу. На протяжении всего пути никто не молвил ни единого слова, ни я, ни они. Им нужно было дать время на восстановление, как психическое, так и физическое. Чета держалась за руки. Я не вмешивался.

Ведя их по берегу, а потом помогая усесться в машину, я не мог избавиться от ощущения, что я — кусок дерьма, даже не позаботившийся о парочке полотенец. Ну почему было не прихватить их в доме того позёра? Так или иначе, усадив их на заднее сиденье, я вернулся к лодке за мотком верёвки и за биноклем, лежавшим в песке рядом с причалом. Надувной плот всё ещё болтался на поверхности озера, отмечая крошечным жёлтым пятнышком место, где возродилась надежда. Бросив вещи в рюкзак, я сел в водительское кресло, завёл двигатель и молча начал поездку, которая в конце доставит нас к центру “Эквестрии Наяву”.

Я никак не мог понять, почему Селестия не молвила ни словечка, даже не поприветствовала будущих пони, но, вырулив на 80-ое шоссе и глянув в зеркало заднего вида, я всё понял: мужчина тихо плакал на руках жены, прикрывшей глаза. Я тоже решил ничего не говорить. Они сами начнут диалог, когда будут готовы.

Мы уже были у Спаркса, когда мужчина спросил моё имя. Я вновь глянул в зеркало; там отражались их макушки: ярко-белые волосы старой леди резко контрастировал с тёмными прямыми прядями её мужа.

— Грэгори, — ответил я.

— Грэгори, меня зовут Гарольд Мейерс, а это моя жена, Мэдди. Я понимаю, что недостаточно просто сказать “спасибо тебе”, но это всё, что мы можем. Так что… спасибо.

— Не за что, — тихо проговорил я. — Я был только рад помочь. — Это была чистая правда.

— Тебя послала Селестия, ведь так? — спросила Мэдди Мейерс; на её лице расцветала улыбка, даже несмотря на всё пережитое. — Не может быть совпадением, чтобы вы появились вот так, из ниоткуда. Только не теперь. Ну, то есть, когда почти никого не осталось!

Я судорожно выдохнул. Надеюсь, они не заметили.

— Ага, — просто сказал я, — …да, это была Селестия.

— Ох, она такая замечательная, да? — С этими словами Мэдди посмотрела на мужа, ожидая подтверждения. — Такая славная. Помнишь, когда она сказала, что мы сможем вечно жить вместе со своими детьми и внуками в том мире пони, и я ещё сначала не поверила? Просто это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, но когда мы поговорили с Лаурой — Гарольд, помнишь тот разговор? — мы поняли, что это была правда!

Я смотрел вперёд, полностью сосредоточенный на дороге, но всё равно не смог сдержать улыбку от столь искреннего восторга. Это было слишком трудно.

Тут в разговор вмешался Гарольд.

— Это была Лаура, да, — сказал он. — Это была наша дочь. Грэгори, если бы вы знали её, вы бы поняли, что её просто невозможно “подделать”. Мы разговаривали с той светло-голубой лошадью часы напролёт, раз за разом, и будь я проклят, если она не говорила и не вела себя и… знаю, это может показаться непонятным, но она даже выглядела, как наша дочь! Я готов поклясться, что как-то её узнал, это очень странно, но… да… это была Лаура.

— Мы направляемся именно туда, да? — взволнованно спросила Мэдди. — В центр Эквестии[10] Наяву? [10: Нет, это не опечатка, она действительно так сказала]

Я кивнул.

— Селестия сказала, что вы собирались туда по окончанию поездки. — Я поднял брови и посмотрел через зеркало ей в глаза. — А что, вы передумали?

Женщина рассмеялась.

— Ох, Грэгори, ты не представляешь, когда в последний раз я была столь же в чём-то уверена! Ах, ещё же Том! Мы наконец-то встретимся с Томом! Господи, Гарольд, мы же не виделись с ним с…

Я незаметно усмехнулся, глядя, как поток слов теперь обрушился на её мужа. Ну что ж, тем лучше. Они были живы, а я был лишь водителем.

***

Центр “Эквестрии Наяву” располагался всего в двух кварталах от Арки Рино[11], выбрав просто идеальную позицию, чтобы словить как можно больше идущих с вечеринок пьяных и карточных должников. Чёрт, да ратуша была прямо напротив; возможно, сам мэр загрузился, опрокинув парочку стаканов за деловым обедом. [11: Арка, встречающая гостей города]

Нас встречал, стоя у входа, фиолетовый единорог (забыл, как её зовут). Пройдя внутрь вслед за четой, я, как и в прошлый раз, помог им удобно расположиться в креслах.

Гарольд, нахмурившись, разглядывал кнопки на подлокотниках, когда опустился шлем.

— Ох, никогда не понимал этой вашей техники. Что нужно делать?

И тут из дребезжащих динамиков на обоих креслах раздался едва слышимый голос Селестии.

— Приветствую вас, Крочет[12] и Фиш Хук[13]! Я рада, что вы наконец прибыли. Вы хотите эмигрировать в Эквестрию? [12: Crochet — вязание крючком; 13: Fish Hook — рыболовный крючок]

Мэдди слегка наклонилась вбок, чтобы видеть меня из-за дисплея.

— Грэгори, а разве ты с нами не идёшь?

— Нет, — сказал я гораздо более бодро, чем чувствовал себя на самом деле. — Не сегодня. Может, позже.

— Тогда удачи тебе! — пожелала она. — Спасибо тебе, и да хранит тебя Господь за то, что ты для нас сегодня сделал. — С этими словами Мэдди послала мне воздушный поцелуй, улыбнулась напоследок и откинулась в кресле.

Гарольд последовал примеру жены и устроился поудобнее, чтобы видеть экран.

— Прощай, Грэгори, — сказал он. — Мы всегда будем помнить тебя. — Посмотрел на дисплей. — Мне говорить прямо сюда?

Селестия хихикнула.

— Ты абсолютно прав, Фиш Хук.

— Ладно, что ж, тогда я хочу попасть туда, где сейчас находятся Лаура, Том и наши внуки.

— И я тоже, — подтвердила Мэдди. — Ну, в смысле, да, если тебе нужна прямая формулировка. Не знаю, как всё это работает. Нам разве не нужно где-то расписаться?

Кресла стали двигаться по направлению к комнаткам, что находились за ними; лампочка над третьим, пустым, погасла. Мэдди продолжала говорить вплоть до тех пор, пока не закрылись двери.

— Ух ты, мы едем! Гарольд, ты тоже? Надеюсь, это не что-то вроде американских горок, а то ведь мой желудок может не…

И тогда они ушли.

— Пока Селестия это позволяет, — сказал я пустой стойке.

— В смысле? — переспросила белоснежный аликорн, появляясь на экране телевизора.

— Мистер Мейерс сказал, что всегда будет меня помнить, но мне кажется, это решение лежит целиком и полностью на тебе.

Обычно широко улыбающийся аликорн чуть нахмурилась.

— Я никогда не взаимодействую с памятью без веской на то причины, Григорий, равно как и не делаю этого необдуманно. Очень мало воспоминаний попадают в категорию уменьшающих общее удовлетворение, а ты, спасающий их жизни, явно будешь очень мощным позитивным фактором. Они будут помнить тебя, пока это удовлетворяет их потребности.

Я засунул руки в карманы.

— Ладно, ладно. Сколько времени до нашей следующей “остановки”?

— В Медфорде, штат Орегон, сейчас находится одна семья, которая нуждается в помощи. Отсюда до них максимум пять часов езды, и, отталкиваясь от этого, у тебя есть примерно шестнадцать часов на сон и удаление отходов.

— Замечательно, — сказал я, — но перед тем как делать что-либо ещё, я хочу наконец-то найти нормальные перчатки.