Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава вторая
Неожиданно тревожный завтрак

Когда Добрые Семьи все вместе переехали в Эквестрию, их жизни разительно переменились. В первый раз за всю свою жизнь Петра начала регулярно видеть своих отца и мать. Она видела отца за завтраком и за ужином тоже. Она видела свою мать не только в это время, но часто и в середине дня. Всё это было довольно неприятно и неловко для них.

Петру, пока она жила на Земле, растили и воспитывали слуги, выбранные личным администратором её отца. Никому из слуг не позволялось оставаться рядом с девочкой больше одного года. Это было нужно для того, чтобы Петра не привязывалась к ним, а также чтобы её защитить. Чем дольше кто-нибудь оставался при ней, тем выше был шанс, что его обнаружат, выйдут с ним на контакт, а потом используют, чтобы похитить Петру или причинить ей вред.

Всё это отец объяснял Петре множество раз: о том, как члены семьи делают его уязвимым, и почему требуется такая тщательная осторожность, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Отец всё время где-нибудь пропадал, занятый управлением миром, так что его визиты, когда они случались, бывали очень короткими. Занятия, которые он для них выбирал, всегда вращались вокруг чего-нибудь весёлого и увлекательного и постоянно представляли его в наилучшем свете.

И вот теперь, сидя за обеденным столом, Петра была вынуждена мириться с реальностью своего отца и своей матери с таких сторон, которых она даже не представляла.

В Антарктиде отец и мать были идеальными богоподобными существами, всегда безукоризненно ухоженными и одетыми. Это были грациозные создания, которые тепло и нежно общались друг с другом и особенно с Петрой. Они появлялись перед ней лишь время от времени, когда позволяли их напряжённые расписания. Когда Петра была совсем маленькой, она представляла, что её родители — феи, словно сошедшие с анимированных страниц её книжек со сказками. Родители-феи, которые всегда были просто... безупречны.

В Эквестрии отец оказался совсем другим и зачастую сложным. Он всё время брюзжал по поводу поместья, ворчал на слуг — алмазных псов, постоянно разглагольствовал о будущем Семей и бесконечно беспокоился о вещах, которых Петра не понимала. Ещё он горько жаловался на принцесс, особенно по поводу Ковенанта Селестии. Отец больше не был безукоризненным и безупречным и не всегда бывал приятным и весёлым. Большую часть времени отец и мать зло и сердито спорили между собой. Иногда поздно ночью можно было даже слышать, как они кричат друг на друга.

Когда это случилось в первый раз, Петра была так напугана, что спряталась под кровать и не вылезала оттуда весь следующий день. Только Крейвен, старший дворецкий, смог разнюхать, где она скрывалась. Петра специально обложилась подушками, спрыснутыми духами, чтобы не дать себя обнаружить таким образом. В тот момент она не знала, чего именно хочет, кроме как того, чтобы каким-то образом взять и исчезнуть.

— Моя приносить вкусные яйца и толстый сочный бекон, хоз-зяин!

Снивелина внесла большой серебряный поднос и поставила его на полированном столе. Дородная алмазная пёсиха была одета в передник и поварской колпак, а также в белые штанишки и белую же блузку. Члены Добрых Семей всегда твёрдо настаивали, что их слуги должны подобающим образом одеваться, независимо от того, есть у них шерсть или нет.

— Очень вкус-сный бекон, хоз-зяин! Грунтас выбрать свинья, которая самая говор-рливая. Умная свинка делать вкусный бекон! Снивелина готовить бекон хорошо, совсем не сырой, как человек больше всего любит!

Стефан Альбрехт Бетанкур, в прошлом самый влиятельный человек на Земле, обратил свой взор на лебезящее нечеловеческое существо, которое принесло ему завтрак. Когда-то малейшее его неудовольствие могло сулить перемены планетарного масштаба. Ныне же вся его карьера состояла из единственного загородного клуба и бесчисленных партий в гольф, и всё это будучи вынужденным терпеть гадких когтистых монстров в качестве прислуги.

Стефан придирчиво взглянул на бекон. Как ненавистная тварь и утверждала, он не был сырым. По правде сказать, он был мастерски приготовлен, но Стефан был не в настроении раздавать похвалу, ради которой маленькая тварь жила. Человек брезгливо фыркнул.

— Мне казалось, Грунтас водит мою повозку.

Снивелина склонила голову набок, совсем как обычная земная собака, и озадаченно уставилась на него.

— Но Грунтас и есть водит, хоз-зяин! Грунтас убивать свинка, которая слишком много болтать, а не Грунтас.

— Чего?

Пёсиха торопливо поправила колпак кончиками когтей и разгладила лапами передник, отчаянно пытаясь угодить своему работодателю.

— Хоз-зяин?

— Ты сказала, что Грунтас забил свинью, а также водит повозку, а затем стала всё отрицать.

Стефан подцепил ломоть бекона и переложил его к себе на тарелку. Он не имел желания доверять сервировку еды монстрам — некоторые вещи лучше было делать самому. "Нужда обязывает," — как он всегда себе говорил.

— Моя осмелиться не согласиться, хоз-зяин! Снивелина не сказать Грунтас убивать свинья и водить повозка, Снивелина сказать Грунтас убивать свинья, а Грунтас водить повозка! — Сконфуженная собака стала заламывать лапы, не понимая, чего от неё хотят. — Грунтас очень хорошо водить повозка! Он работать с брат Грунтас, который хорошо тянуть упряжка.

Человек, когда-то являвшийся фактическим богом-императором планеты Земля, воззрился на всё более паникующую мелкую тварь и за секунду принял решение, подобные которому вознесли его на вершину человеческой иерархии:

— Знаешь что?

— Что, большой человек хоз-зяин?

— Заткнись. И иди вон. — Лицо Стефана, как всегда, оставалось бесстрастным. — Затем принеси мне апельсиновый сок, не произнося ни слова, а когда принесёшь — уходи опять.

Снивелина повесила ушки и побрела назад, заламывая лапы и не понимая, чем же прогневила любимого хозяина. Её хозяин был вожаком стаи, вожаком всего мира! Снивелина на всё была готова ради хозяина.

Петра аккуратно переложила одно поджаренное яйцо на свою тарелку. Убедившись, что яйцо лежит как надо, она потянулась за вторым. После этого она бережно отложила приборы, взяла салфетку и расстелила её на коленях. Каждое своё движение она старалась проделывать с чёткостью и грацией, как её всегда и учили.

— Ты не положила себе бекон. — Лилиана, мать Петры, произнесла эти слова чётко и спокойно, но в них безошибочно угадывался тон. Это было не утверждение и не вопрос. Это было обвинение.

— Я не хочу сегодня бекона, маменька, — сказала Петра и села как можно ровнее, зная, что её сейчас ждёт.

— Ты возьмёшь себе сейчас бекона, Петра. Каждое утро ты не ешь свой бекон. За обедом ты не ешь ни бекона, ни курицы, а за ужином ты не ешь никакого мяса вообще. — Мать была сегодня особенно сердита. Вероятно, из-за того, что Петра не смогла вовремя проснуться и за ней пришлось посылать горничную Круддлс, чтобы та её подняла. — Ты не ешь никакого мяса кроме яиц, и это совершенно никуда не годится. Ты всё ещё цепляешься за эту дикую навязчивую идею, но ты не пони, ты никогда не будешь пони, и я не позволю тебе есть, как одна из них.

Петра немного съёжилась. Сегодня мать была особенно не в духе.

— Положи себе бекона. Живо. — Это уже без сомнений был приказ. И такой, которого нельзя ослушаться.

Петре не хотелось есть бекон. Свиньи могли разговаривать, и их очень расстраивало, что их убивают. Всё в Эквестрии, что имело копыта, могло думать и разговаривать, однако ни отца, ни мать это как будто не волновало. Петра не хотела, чтобы, когда она пойдёт к своей новой подруге, от неё пахло убитыми и зажаренными свиньями.

Петра собрала всё свою смелость и приготовилась, чтобы сказать:

— Не хочу вам перечить, маменька, но я правда не хочу сегодня бекона, — произнесла она. Петру трясло, но вот, она всё-таки сказала то, что чувствовала.

Взгляд, который она увидела в глазах матери, был каким-то новым и весьма пугающим.

— Петра Алиса Бетанкур! — Мать отчеканила эти слова, словно старый искин, управлявший их домом в Антарктике. — Ты возьмёшь себе три куска бекона, ты положишь их на тарелку, а затем съешь. Ты поняла?

Петра не могла посмотреть матери в глаза. Вместо этого на внимательно изучала свою яичницу. Яйца не могут, ни думать, ни говорить. Когда ешь яйца, никто не страдает.

— Сп-пасибо, маменька, но я правда искренне не хочу сегодня бекона. — Петра почувствовала какую-то тесноту в груди. Или, может быть, в животе, было трудно разобрать. В любом случае, ей было ужасно неприятно.

— Ах ты чертовка!

Петра сидела и не сводила глаз с яичницы. Она боялась пошевелиться, боялась начать есть. Она уже даже не была голодна из-за этого неприятного чувства в теле.

Внезапно на её тарелку обрушился кусок бекона. Затем ещё один и ещё.

— Ешь... свой завтрак... Петра.

Подняв глаза, она обнаружила, что мать смотрит на неё горящими от едва сдерживаемой ярости глазами. От ярости и... от чего-то ещё. Петра чуть было не подумала, что это может быть страх, вот только мать никогда ничего не боялась. Девочка опустила глаза. Яйца были безнадёжно испорчены. Их осквернило запахом и жиром несчастной свиньи, которую убил Грунтас — алмазный пёс, занимавшийся охотой и содержанием пойманных животных для семьи Бетанкур.

У Петры навернулись слёзы. Бекон лежал перед ней, прямо поверх яиц. Зачем маменька так с ней жестока? Наконец Петра, вся дрожа, подняла взгляд и посмотрела матери в глаза:

— Я правда искренне не хочу есть бекон.

Зрачки матери сузились, вперившись в неё.

— Ты не хочешь есть бекон? — сказала мать притворно ласковым тоном. — Не хочешь есть бекон сегодня? А как насчёт завтра? Ты будешь есть бекон завтра? Когда ты уже будешь есть бекон, Петра?

С удивлением и ужасом Петра заметила, что её мать мелко трясёт.

— Когда же именно ты собираешься есть бекон? Я правда искренне хочу знать, Петра. Надеюсь, ты понимаешь, что ты человек, и тебе нужно есть мясо, чтобы жить. Более того, ты Бетанкур. Ты не какая-то мелкая черномазая оборванка из фавелы, набивающая рот синтетическим белком. Ты не одна из этих мерзких радужных скотов, которые целыми днями расхаживают на копытах и изрекают банальности с умным видом. Ты дочь гордой семьи, высший хищник на вершине человеческой цивилизации... или того, что от неё осталось... и ты. БУДЕШЬ. ЕСТЬ. МЯСО!

Это был первый раз, когда Петра слышала, чтобы мать повышала на неё голос. Мать стояла над столом, уперевшись в него руками, так что костяшки пальцев у неё побелели, а сами пальцы раскинулись во все стороны, словно когти. Если бы это были когти, подумала Петра, то они бы сейчас наверняка глубоко впились в стол.

— Ну хватит, — тихо произнёс отец. Отцу никогда не нужно было говорить громко.

— Дорогой? — Мать посмотрела на него так, словно только что очнулась ото сна.

— Если ребёнку не хочется есть бекон, пусть будет так. Если окажется, что нужды её организма не выполняются, будут приняты меры. Пока же пусть спокойно ест свои яйца. — С этими словами отец поднялся из-за стола. — Я буду в клубе, как всегда. И я ожидаю, что в этом доме будут царить мир и порядок.

Мать села на своё место и сосредоточенно принялась за завтрак. Руки её слегка дрожали, а губы плотно сжимались, когда она откусывала каждый кусок.

Стефан остановился в дверях и оглянулся назад.

— Петра?

— Да, папенька? — Петра с беспокойством взглянула на отца — уж не решил ли он передумать и переменить своё решение.

— Сколько тебе уже лет?

— Тринадцать, папенька. — Петра хорошо понимала, что отец слишком занят, чтобы помнить такие мелочи, как её возраст или день рождения. К тому же, для этого всегда были слуги.

— У тебя уже шла кровь?

Вопрос звучал странно, и Петра была не уверена, как его понимать. У неё не было на него ответа.

Отец ждал. Видя, что ответа не последовало, он сделал шаг в её сторону.

— Петра, мне очень нужно кое-что знать. Это очень важно. У тебя уже начались менструации? У тебя уже шла кровь между ног?

А, так вот он о чём. Петре очень рано разъяснили всё, что касается её тела и секса, и чего она должна ожидать с наступлением полового созревания. Они это сделали ещё на Земле.

— Нет, папенька. У меня ещё не шла кровь.

— Стефан? — Весь гнев из голоса матери испарился, оставив лишь страх. Петре не показалось, он действительно был там.

Отец повернулся к матери и посмотрел ей прямо в глаза.

— Ни у одной из девочек среди всех Семей не начались менструации. Они растут, их тела должным образом меняются, но они не кровоточат. Когда у тебя в последний раз были месячные?

— У меня... не было. — Мать села, как оглушённая, как будто осознала что-то только сейчас.

— Я думаю, у нас есть проблемы куда поважнее, чем то, ест ли наш ребёнок бекон. — Отец вновь повернулся, направляясь к дверям. — Я созвал комитет, чтобы обсудить эту проблему. Могу задержаться в клубе допоздна. Поспрашивай и узнай, верно ли то же самое в твоих кругах.

Мать встала сразу же, как только отец ушёл:

— Ты будь сегодня умницей. Мне нужно навестить подруг. Не донимай прислугу и постарайся хорошо заниматься. Я могу не прийти к обеду. Ты знаешь, что делать.

Всё недовольство по поводу бекона было совершенно забыто. Петра проводила мать взглядом, пока та не скрылась за дверями столовой.

После этого ей уже не составило труда собрать отличную тарелку неиспорченных яиц, хлеба, фруктов и сока. Она также заглянула в магически охлаждаемую кладовую и нашла там несколько свежих ростков сельдерея, а заодно и морковок. Кролики любят морковки, по крайней мере так всегда было в книжках.

С заходящимся от волнения сердцем, Петра выскользнула из столовой и прошмыгнула мимо кухни, так что ни Снивелина, ни Круддлс, ни даже Крейвен ничего не заметили, и направилась в северное крыло.

Поднявшись до площадки второго этажа, Петра почувствовала, что должна передохнуть. Она поставила серебряный поднос, доверху наполненный едой для её новых друзей, а сама присела рядом. Когда стук её сердца немного утих, она всё равно продолжала слышать какое-то слабое постукивание. Оно звучало довольно настойчиво, и Петра начала беспокоиться, что её эквестрийские гости каким-то образом заперли себя и теперь стучат в стены, пытаясь выбраться.

Подобрав серебряный поднос, Петра прошла остаток лестницы так быстро, как только смогла, чуть не расплескав по дороге сок. У дверей третьего этажа стук приобрёл сложный ритм и уже не казался таким уж слабым. Снова опустив поднос, Петра поспешила схватиться за ручку и распахнуть дверь в комнату.

То, что предстало её глазам, заставило девочку ахнуть от удивления. Плантаня и Крем отплясывали чечётку по всей комнате. Мебель они сдвинули поближе к стене, а освободившееся место использовали как импровизированную танцевальную студию.

Плантаня исполнила двойной крэмп-ролл, используя сразу все четыре копыта, отчего звук получился такой, будто по комнате проскакал целый табун лошадей. Следом она перешла в парадидл, а за ним в шафл-хоп-степ и добавила несколько слёрпов и риффлов, когда заметила, что на неё смотрит Петра.

Крем поддержала звук копыт серией четырёхтактных шаффлов, отбивая их лапами, а закончила пятизвучным рифф-воком, в то время как Плантаня исполнила в завершенье пуллбэк, два браша и пикап.

— ТА-ДА-АМ!

Кобылка встала в эффектную позу, скрестив попарно все четыре ноги, беззаботно и элегантно. Крольчишка Крем, закончив одновременно с ней, прислонилась спиной к её передней ноге, словно к фонарному столбу, а в качестве финального штриха сдвинула цилиндр на лоб, так что её глаз не было видно из-под широких полей.

— Ой, мамочки! — Петра, конечно, знала, что её друзья артисты, но вот теперь, увидев крохотную долю того, что они умеют, она была очень впечатлена. Было совсем нетрудно вообразить, что пони и кролик могут танцевать, но то, что они делают это так хорошо и умело — было настоящим открытием!

В восторге Петра захлопала в ладоши.

Плантаня вышла вперёд и уставилась на хлопающие руки. Петра замерла, испугавшись, не оскорбила ли она чем-нибудь желтогривую эквестрийку.

— О! Я поняла! — Пони широко улыбнулась и подмигнула. — Вы, люди, так цокаете своими копытами! Значит, понравилось?

— Ах, очень! — Петра просияла, обрадованная, что её аплодисменты были поняты правильно. — Я ещё никогда не видела... вообще-то, я ещё совсем не видела, как танцуют кролики и пони. У вас так здорово получается! Прямо-таки непринуждённо!

— Эх, если бы так. Мы с Крем уже целых шесть лет репетируем почти каждый день. Начали ещё до того, как поступили в труппу мистера Пейна. Мы раньше практиковались у мамы кухне, потому что там очень хороший пол. Она, бывало, очень сердилась, особенно когда мы стали приводить других кроликов-танцоров!

— Других кроликов-танцоров? — Петра внесла и поставила поднос с завтраком посреди комнаты на пол, а затем села рядом. Поскольку вся мебель была сдвинута к стене, это казалось самым логичным решением.

— У нас целая труппа образовалась. "Эйкерс и Бунней, при участии танцоров Банана Мун!"

Плантаня тут же легла, подогнув под себя ноги, и принялась вместе со своей длинноухой компаньоншей бесцеремонно уплетать яичницу и тосты.

— Танцоров Банана Мун? — переспросила Петра. Она была рада, что её подношения уплетают с такой радостью.

— Мнн... ага. У моей мамы банановая плантация. Мннн... Мнмф. — Плантаня глотнула апельсинового сока и продолжила есть. Было видно, что пони и кролик совсем изголодались. Малышка Крем практически с головой ушла в миску с фруктами, так что только плащ и цилиндр указывали на её местоположение. — Как говорит мама, "Пони от бананов без умов". Самой мне они, правда, давно надоели.

— Но!.. — Плантаня сделала паузу, чтобы всё как следует прожевать. — Если бы я не жила на плантации, я бы никогда не подружилась с банановыми пауками.

— С банановыми... пауками? — Петра содрогнулась. Она думала, что все вчерашние разговоры про арахнидную синкопацию были просто какой-нибудь шуткой. — Должно быть, с ними ужасно иметь дело!

— Ну... торгуются они будь здоров. — Плантаня присоединилась к своей длинноухой подруге в поедании фруктов. — Пауки избрали себе менеджера, и он захотел тридцать процентов выручки! Кекс тебе с маслом! — это я ему. — Плантаня глотнула ещё апельсинового сока и вернулась к тосту. — Пауки ужасно подкованы в математике. Задачи на проценты щёлкают как орешки. Они чуть было не забастовали прямо перед нашим первым большим выступлением, но я держала колени защёлкнутыми, и они в конце концов сдались. — Кобылка улыбнулась. — Нет выступления — нет оплаты. Это их убедило!

— Но... что же пауки будут делать с деньгами? — изумилась Петра. Голова у девочки опять пошла кругом, совсем как вчера ночью. Казалось, практически всё, о чём бы Плантаня ни говорила, рано или поздно приводило к этому ощущению.

Плантейн остановилась и уставилась на неё, как будто удивлённая таким вопросом.

— Как что? Купят себе землю, конечно! Они ведь фактически сидят приживалами у мамы на плантации. Они сбежали из Вечнодикого и не хотят туда возвращаться. Пауки очень много трудились, чтобы доказать, что они совсем не плохие пауки и заслуживают признания. Они даже обратились с прошением к принцессам, чтобы им дали собственную плантацию. Сошлись на том, что если они смогут честно заработать деньги на покупку земли, то это докажет, что они достаточно цивилизованы, чтобы влиться в эквестрийское общество. Я для них переводила, а Луна стала их покровительницей. Здорово, что ей нравятся пауки!

— Ну надо же! — Петра была весьма поражена всему этому. Разумные пауки, отщёлкивающие мелодии и подающие прошения о гражданстве самим принцессам, никак не меньше! Эквестрия и правда волшебная страна. — Я тоже когда-то виделась с Селестией. Она целых полгода жила вместе с нами. Любила донимать меня, чтобы я не забывала чистить зубы по утрам.

Теперь настала очередь пони изумляться.

— Чего? — Плантаня потрясла головой. — Принцесса Селестия, сама принцесса полгода жила вместе с вами?

Даже Крем решила отвлечься из миски с фруктами, главным образом потому, что фруктов в миске уже не осталось.

— О да. Она пришла и жила с каждым из членов Добрых Семей. Взрослые, дети, даже младенцы. Мы все жили рядом с Селестией и днём, и ночью. — Петра вздохнула. — Я по ней очень скучаю. Иногда я мечтаю, чтобы она снова была рядом, когда я чищу зубы. Я бы всё отдала, только бы её снова увидеть.

— Я никогда о таком не слыхала, — сказала Плантаня, допивая сок. — А как это она жила с вами со всеми? Вы что, жили в одном большом доме?

Петра засмеялась.

— О нет! Конечно нет! Существует триста глав Добрых Семей, и у каждого из них жена и дети. Мы бы ни за что не уместились под одной крышей. Селестия сделала много копий себя и раздала каждому из нас по одной. Только мы могли видеть эти копии, только члены Добрых Семей. Они были как призраки. Они могли разговоривать, и мы могли их видеть, но каждая Селестия могла пройти прямо сквозь стену! Моя Селестия любила дразнить меня, стоя в середине моей кровати!

Плантаня смотрела на девочку широко раскрытыми глазами. У Крем на лице и вовсе не осталось места от глаз.

— Папенька был очень зол на неё. Маменька чуть с ума не сошла. Все взрослые жаловались и говорили не переставая о том, как это ужасно. Но я совсем так не считала, и никто из других детей тоже. — Петра откинулась назад и оперлась на руки, чтобы дать отдохнуть спине. — Мне это казалось чудесным. Каждый вечер Селестия рассказывала мне сказку на ночь или пела колыбельную. Когда я просыпалась, она уже была тут как тут, играла со мной в прятки, выглядывая из подушек. Она проводила со мной дни, мы играли вместе, и охрана ничего не могла с этим поделать! Все остальные поначалу думали, что мы сошли с ума, пока Селестия им всё не объяснила.

Маленькая пони села и попыталась переварить всё, что только что услышала.

— Петра, но зачем принцесса это делала?

Лицо Петры на мгновение стало грустным.

— Потому что папенька приказал разбомбить Эквестрию. От этого никто не пострадал, но жест точно был недружелюбный. Никто из Семей не хотел разрешать понификацию. Все хотели, чтобы Селестия ушла. И сколько она ни объясняла, что миру скоро настанет конец, они не слушали. — Петра легла на бок, вытянувшись на полу, и некоторое время смотрела на своих новых друзей. — Поэтому Селестия сделала много копий себя и отправила по одной к каждому из нас. Для нас, детей, она была настоящей сказкой. Лучшая няня на свете.

Плантейн колесила по все Эквестрии, много раз встречалась с Селестией и Луной и видела такое, чему многие пони просто бы не поверили. И всё-таки это, пожалуй, было самое невероятное, что ей приходилось услышать.

— А... для взрослых?

— О, она очень и очень сердилась на папеньку и на всех остальных взрослых. Папенька говорил, что она сделала самое ужасное, самое мерзкое, что можно сделать с человеческим существом. — Последние слова Петра произнесла почти с гордостью.

— И чт... что Селестия сделала с твоим отцом и с другими взрослыми людьми?

Плантаня слышала истории. Истории, в которые не хотелось верить. О лабиринте в Кантерлотском Замке. О том, как Селестия пойдёт на всё, чтобы сохранить мир и защитить своих пони.

— Папенька говорил, что она показала им Правду.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2018
"HUMAN in Equestria: A Conversion Bureau Story", Chatoyance, 2013
Перевод: Веон, 2018