Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава третья
Смерть в Масаде

Уоррен Ренсселер спешил изо всех сил. Стефану опять что-то ударило в голову, и он созвал большое совещание в Мулескиннере. Загородный клуб был обычным местом, где мужчины Человечьей Масады обретались в течение дня, но Стефан зарезервировал большой зал, а это было более чем необычно. Хотя Земли давно не существовало и все материальные следы их империй пропали навсегда, Добрые Семьи сохраняли свою иерархию. Бетанкур был вожаком стаи, когда не стало Земли, и он по-прежнему оставался вожаком здесь, в изгнании.

Утро Уоррена началось не с той ноги. Сегодня он ни с того, ни с сего проспал, чего с ним обычно никогда не случалось. Когда ему стукнуло семьдесят, несмотря на приём лучших имевшихся на тот момент анагатиков, он начал рано просыпаться и рано ложиться спать. Уоррен всегда был "совой", но за семьдесят у него вдруг сформировался режим сна пожилого человека. Это вызывало в нём дикое негодование — разве не должны все эти новомодные нанопрививки от старения это самое старение замедлять?

В этом нелепом лошадином мире не было никакого нанотеха. И Уоррен не собирался позволять какому-нибудь ослу с рогом играть с ним в доктора, чего бы там их понячья принцесса ни говорила. Но факт заключался в том, что с тех пор, как Добрые Семьи переехали в новый мир, Уоррен вновь начал ощущать свой возраст. И многие из старших членов Добрых Семей чувствовали себя так же.

Вся эта старческая чепуха не представляла собой ничего, с чем нельзя справиться, приложив немного терпения и труда. Уоррен поздно поднялся, но он всё равно выполнил все свои утренние процедуры. Он как следует поел, справил все свои дела в туалете, а затем принялся делать зарядку.

Уоррен сам разработал для себя комплекс упражнений. Эти горе-лекари на старой Земле хотели, чтобы он вёл себя так, будто уже обеими ногами стоит в могиле. Чтобы он щадил себя. Вздор! Это же верный способ превратиться в кисель! Уоррен начал свой день с жимов для пресса, а закончил зарядку отжиманиями. И это были энергичные отжимания, чёрт подери, какие и должен делать мужик!

В Клубе он возьмёт себе ещё один двойной кофе. Будет попивать его, слушая, что там ещё выдумал трудяга Бетанкур. По крайней мере, у них есть кофе в этой богом забытой...

Что-то ударило Уоррена по лицу. Он не сразу понял, что происходит. Насколько можно было судить, он налетел на стену. Проклятье! Он совсем не смотрел, куда бежит. Это непростительно, успешный человек всегда и ко всему внимателен.

Стоп. Это была не стена. Это была земля. Уоррен попытался встать, но не смог. В ушах шумел какой-то звук, словно водопад. Он становился всё громче и громче. Уоррен слышал стук своего сердца за шумом, но стук был нерегулярным. Он был прерывистым, каким-то бессвязным.

Дьявол! Похоже, эта чёртова Селестия уснула на работе и уронила солнце. Стало совсем темно. Кто только доверил этой проклятой пон

— Это несерьёзно! — Николай Астор ткнул указательным пальцем в гигантскую фигуру. — Мы все знаем, как долго живут ваши пони! Три сотни лет! Вы издеваетесь?

Селестия, принцесса Эквестрии, Диарх Солнца, сидела на золотом с обивкой пьедестале. Чего бы Стефан Бетанкур ни планировал для этого совещания, оно было полностью забыто в волне возмущения, которое охватило мужчин Добрых Семей. Они призвали Селестию в соответствии с четвёртым параграфом второго раздела Ковенанта. Принцесса явилась перед ними, как и ожидалось. И, разумеется, в строго установленный срок. Что-что, а законы принцесса-эквиноид блюла совершенно неукоснительно.

Николай ждал, нетерпеливо притопывая ногой. Необъятное белое существо вздохнуло.

— Господин Астор, когда обсуждались детали Ковенанта[1] между Эквестрийской Диархией и правящими семьями Земли, важнейшим поставленным условием было то, что каждый член Добрых Семей должен "во всех смыслах и во всех отношениях, за исключением требований специально оговоренных в Приложении Б, полностью и безраздельно оставаться человеком, что определяется как представитель вида Homo sapiens sapiens с планеты Земля, как он известен на момент подписания соглашения, и ни в каком отношении не должен быть изменён, видоизменён, преобразован, реконструирован, модифицирован или трансформирован, за исключением минимально требуемых изменений, необходимых для здорового и успешного существования в пределах Эквестрии".

— Уоррен Ренсселер мёртв! Я сам видел, как он замертво упал прямо на лужайке перед своим домом! Я перевернул его труп, чтобы он не лежал лицом в грязи! — Лицо Николая побагровело, глаза грозили вылезти из орбит.

— И? Я не понимаю, что вы пытаетесь этим сказать, — произнесла вечная принцесса спокойным, расслабленным тоном. — Возможно, если вы прямо укажете причину своего беспокойства...

— Он МЁРТВ! — чуть ли не прокричал Астор. Почему эта инопланетная туша никак не может понять очевидное?

— Я думаю, Николай пытается сказать, что нас очень смущает тот факт, что кто-то из нас почил от чего-то столько прозаичного, как сердечный приступ, находясь в мире магии, где даже самый обычный пони... — Корнелий Вейрхаузер произнёс это слово так, будто речь шла об элементе "Бристольской шкалы стула", — ...живёт втрое дольше, а некоторые... — он многозначительно посмотрел на принцессу, — ...гораздо дольше этого. Такое едва ли можно назвать справедливым.

Мужчины, собравшиеся в зале, а их было около сотни, согласно загомонили. Принцесса Селестия молча сидела, терпеливо дожидаясь, когда волнение успокоится.

— Я сожалею о вашей утрате, искренне сожалею. — Один из Королевских Гвардейцев на мгновенье прервал принцессу, прошептав ей что-то на ухо, затем отступил назад. — Но факт заключается в том, что человек по имени Уоррен Ренсселер жил и скончался, будучи человеком, которым так настоятельно хотел оставаться. Я в точности выполнила условия Ковенанта, вплоть до мельчайших деталей. Условия, в составлении которых вы сами принимали участие и на которые вы все согласились.

— Селестия! — Альберто Фонтбона выступил вперёд и поднял руку, чтобы его заметили. — Принцесса. — Губы Альберто расплылись в любезной улыбке. — Ваша великая сила перестроила нас, клетка за клеткой, в людей, способных жить в вашей вселенной! Масштаб такого деяния трудно переоценить — перевоплотить живого человека в магической материи! Некоторые могли бы назвать вас богом!

Принцесса немного нахмурилась.

— Я есть и всегда буду вашей принцессой. Я выбирала свой титул с величайшей осторожностью и не потерплю, чтобы меня называли ничем большим. — Её глаза сверкнули, остановившись на Фонтбоне. — И ничем меньшим.

— Разумеется, моя принцесса. — Альберто Фонтбона изящно поклонился. — Но бьюсь об заклад, что существу, подобному вам, не составит никакого труда вернуть Уоррена назад, куда он сейчас ни отправился. — Альберто вновь улыбнулся. Другие мужчины закивали, уловив, к чему он клонит. — Быть может... быть может, мы могли бы прийти к новому соглашению, такому, которое...

— Уоррен никуда не отправился. Его тело лежит в соседней комнате, где вы его и оставили. Для меня и правда не составит труда устранить ущерб, понесённый его телом, перезапустить его механизмы и заставить его очнуться. — Принцесса оставалась внешне спокойной, но в её взгляде появился лёд. — Тем не менее, вскоре после этого он умрёт опять, и умрёт снова, если процедуру повторить. Говоря просто, он достиг конца своего срока службы. Чтобы продлить его жизнь сколько-нибудь осмысленным образом, мне потребуется изменить сами внутриклеточные механизмы, посредством которых работает его плоть. Он больше не будет считаться человеком в строгом соответствии с условиями Ковенанта. Я связана Ковенантом, а потому то, что вы очевидным образом предлагаете... — Прицнесса обвела всех присутствующих взглядом. — ...будет являться грубейшим нарушением нашего договора.

Это было совсем не то, что мужчины из клуба Мулескиннера хотели услышать, по залу вновь прокатился ропот.

— А теперь, прошу меня извинить, но я вынуждена уйти. Другие дела требуют моего участия. Я откликнулась на ваш призыв и теперь вынуждена удалиться. — Принцесса поднялась с подушек и приготовилась идти, оставив своё золотое сидение на попечение почётного караула.

— СТОЙТЕ! — вновь прокричал Николай. — Уоррен... Уоррен ведь в вашем... понячьем раю, так? Он ведь не просто исчез, он в вашем... посмертии, или как его там называть, верно? — Его голос звучал отчаянно, почти умолял.

Принцесса в очередной раз вздохнула. Вздох показался всем немного печальным.

— Мистер Ренсселер жил и умер, полностью оставаясь человеком, в точности как и написано в...

— Но вы нас изменили! — Николай был почти что в слезах, что заставило нескольких других мужчин смутиться. — Вы лично конвертировали всех и каждого из нас в эквестрийскую материю, вы лично пересобрали нас из магических частиц, чтобы мы могли жить как люди, чтобы нам не пришлось становиться пони! В этом же был весь смысл! Мы теперь состоим из того же вещества, что и пони, вот почему мы можем жить здесь!

Селестия и правда выглядела печальной. Теперь каждый мог это видеть.

— Верно, Николай Валери Астор. Каждый из членов правящих семей Земли состоит теперь из эквестрийской материи. Я была очень осторожна, воссоздавая каждого из вас. Все вы остались в точности такими, какими были тогда, когда состояли из атомов вместо двеонов. За исключением изменившегося материала, а также небольшого, оговоренного в Ковенанте изменения, касающегося вашей способности к насилию, как указано в Приложении Б, вы целиком и полностью остаётесь людьми. Я не меняла вас ни в каком отношении, кроме тех, что явно указаны в Ковенанте.

Николай упал на колени прямо на деревянный пол, лицо его стало бледно, взгляд потух, как у человека потерянного и лишённого всякой надежды.

— Я очень сожалею о вашей утрате. — Принцесса наконец-то смогла уйти. Уже проходя сквозь широкие двери Мулескиннера, она остановилась и оглянулась назад: — Я в точности следую каждому написанному в Ковенанте слову. Пожалуйста, помните о Разделе Шесть. — И с этими словами Властительница Солнца скрылась из виду.

В соответствии с положениями Ковенанта, её нельзя было принудительно призвать на протяжении всего следующего года.

— Раздел... шесть. — Николай выдохнул эти слова вместе с последним вдохом, остававшимся в лёгких, затем сделал новый.

— Он просто... умер. Верно? — Форрест Арно отступил назад, как будто хотел удалиться от собственных мыслей. — Просто... мёртв. Как на Земле. Мёртв. Просто... мёртв.

— Раздел шесть. — Николай поднялся с пола на негнущихся ногах. — Репаративная трансформация в эквестрийскую форму.

— Зелье здесь не сработает. Ей придётся делать это вручную, как в тот раз, когда она пересобирала нас, чтобы мы могли жить здесь. — Альберто пригладил лысеющую макушку. — Понификация.

— Вкопытную. — Николай разгладил морщины на бруках. — Не вручную. Вкопытную. Так они тут говорят.

— Да что за чертовщина с вами творится? — наконец заговорил Стефан Бетанкур. — Ренсселер умер не лучше и не хуже, чем любой человек, который ходил по Земле до него! Земли больше нет, но он всё равно умер человеком. Вы все становитесь вялыми и мягкотелыми, как эти плюшевые пони! Встряхнитесь! Мы избранные Земли! — Бетанкур вышел на то место, где перед этим сидела Селестия, и встал там, пытаясь стать новым центром внимания. — Вот почему я вас сегодня собрал. Смерть Ренсселера лишь подчёркивает настоящую проблему, а она состоит в том, что мы потеряли способность размножаться!

Но слова Стефана пролетали мимо их ушей. Каждый человек, каждый бывший промышленный магнат с исчезнувшей Земли, был теперь погружён в своё горе. Многие молча стояли, поглощённые мыслями и эмоциями, некоторые открыто плакали.

— Вот что она имела в виду. Я никогда не обременял себя вещами вроде магической души, пока жил на Земле. Идея-то смехотворная, простая сказка для народных масс. — Николай утёр рукой лоб. Он оказался холодным и влажным от пота. Слова выходили медленно, словно во сне. — Но затем... даже когда Селестия показала нам правду... я всё равно... о боже... смерть для нас всё ещё смерть! Вот что она имела в виду, говоря, что мы целиком остаёмся людьми...

Стефан Бетанкур нахмурился. Похоже, никто тут не собирался слушать о невозможности рождения новых людей.

Петра воспользовалась шумом развернувшейся громкой дискуссии, чтобы выйти из шкафа, где она до этого пряталась. Вход в Мулескиннер был строго-настрого запрещён для женщин и детей, за исключением последних дней недели — Селестений, когда мужчины могли привести на ужин своих жён. Петра совершенно не хотела, чтобы её поймали. Но в Мулескиннере была самая лучшая кладовая во всей Человечьей Масаде, и когда приходила новая партия припасов, для неё всё отбирали в первую очередь.

Погода часто бывала жаркой на этой стороне Кантерлотской горы. Причина крылась в банановой плантации, на которой жили Плантаня и Крем. Пегасы держали всю эту область в поясе вечного лета. Здесь никогда не бывало осени, никогда не было зимы. Дождь иногда проливали, конечно, но даже дождь здесь был тёплым. Мать говорила, что здесь совсем как в тропиках на Земле.

С приближением обеда Петре захотелось предложить своим новым друзьям (её самым первым друзьям, если быть точным) какое-нибудь особое угощение. Плантаня рассказывала ей о том, какие кушанья она ест каждый день, и Петра обнаружила, что очень завидует маленькой пони. Эквестрийцы, конечно же, ели траву и сено, злаки и овощи, но они также могли есть сколько угодно сладкого без малейшего вреда для здоровья. Они могли бы питаться тортами, пирожными и конфетами все дни напролёт и никогда не болеть, как болели бы на их месте люди. Некоторые пони именно так и делали — каждый день на протяжении всей своей долгой и здоровой жизни.

В Мулескиннере всегда были самые замечательные десерты. Мать иногда приносила часть своего селестеньского ужина, чтобы угостить Петру. Если верить ей, в Клубе были целые полки, забитые вкуснейшими лакомствами. Они даже ничего не заметят, если кое-что из этого забрать на доброе дело.

С появлением Плантани и её маленького кролика Петра начала чувствовать, словно что-то внутри неё разрывается на части. Её переполняли чувства, которые просто трудно было удержать внутри. Она уже сделала самое ужасное, что только можно вообразить — впустила пони в свою комнату. Она попыталась сохранить присутствие пони, и маленького кролика, в тайне от матери и отца, и это в самом деле ей удалось! В Эквестрии не было камер, не было "шпионских глазков" и агентов отца, прятавшихся в тенях. В первый раз за всю свою жизнь Петра осознала, что у неё действительно есть своя собственная жизнь, которая принадлежит ей и никому ещё.

Она никогда не осмеливалась идти против воли своих родителей. В общем-то, это было и невозможно. Но теперь здесь, в Эквестрии, невозможное становилось возможным. Петра чувствовала страх, волнение и тревогу, каких не знала никогда в жизни. От осознания того, что всё, что она делает, не подвергается пристальному наблюдению и изучению, у неё чуть закружилась голова. Это было трудно принять. Она обнаружила, что постоянно осматривается в поисках маленьких линз или крохотных чёрных точек, которые уже привыкла воспринимать как вездесущую примету своего мира. Не было и нарочито непримечательных мужчин и женщин, дежуривших поблизости, сменяясь по часам.

Петру Бетанкур наконец озарило, что впервые за всю свою жизнь она живёт совершенно сама по себе, как самостоятельная личность, а не как дочь Стефана Альбрехта Бетанкура, генерального директора человечества.

Трижды она чуть было не повернула назад на пути к Мулескиннеру. Она была совершенно уверена, что за следующим деревом прячется агент. Но когда она решалась подойти ближе и посмотреть, там оказывались только кусты и ветки. В это было почти невозможно поверить. В первый раз в своей жизни Петра знала, что она действительно... свободна.

Именно там, стоя позади дерева, Петра и увидела, как какой-то человек выбежал из чёрного хода своего дома. Дом был не очень большим, так что человек явно не являлся одним из членов внутреннего круга. Скорее всего, он был главой одной из младших Семей. Даже среди их маленького сообщества выделялись сообщества поменьше, всё в соответствии со статусом и влиянием, которыми его члены обладали на Земле.

Человек обежал дом, а затем просто... упал. Человек упал и не шевелился, и не пытался встать.

Петра уже хотела подойти к нему и спросить, почему он так странно себя ведёт, но тут к человеку, лежавшему на земле, подбежали ещё несколько людей и начали суетиться над ним. Один перевернул его на спину. Другие стали щупать его шею и запястья и прикладывать ухо к груди. Ещё один взрослый начал делать глубокие вдохи и целовать человека снова и снова. Наконец они бросили свои занятия и просто стояли вокруг упавшего человека, глядя на него.

К тому времени прибыло ещё больше взрослых, они взяли упавшего человека и понесли его прочь. После этого Петра смогла выйти из-за дерева и добежать до клуба Мулескиннер. Упавшего человека тоже несли туда.

Это оказалось большой удачей. Взрослые были так заняты человеком, который упал, что у боковой кухонной двери совсем не было людей, и сама кухня тоже оказалась пуста. Большая часть здания была пуста, потому что все взрослые пошли смотреть на упавшего человека.

В кухне Петра нашла удобный пустой мешок. Раньше в нём хранили рис, а скоро он будет полон вкусных угощений для Плантани и Крем.

Петра нашла чудесные шоколадные рулетики, нисколько не пачкавшиеся и легко помещавшиеся в её мешок. "Ах, как жаль, что у меня нет маленькой чёрной маски! В последнее время я стала такой ужасно непослушной. Теперь вот ещё и взялась за кражу!" Набивать рулетиками мешок из-под риса было, пожалуй, самым волнительным и опасным приключением в жизни Петры. Несколько раз она невольно озиралась в поисках скрытых сенсоров или шпионских насекомых с искусственным интеллектом. Но ни единого металлического паучка не было видно.

Когда ей попалась полка маффинов с тыквенными семечками, и она стала складывать их в мешок, Петра начала опасаться, что её сердце вот-вот выпрыгнет у неё из груди. Ей пришлось присесть на минутку, просто чтобы прийти в себя. Большую часть своих тринадцати лет она жила с постоянным осознанием, что каждое её действие или поступок находится под неусыпным надзором. За ней постоянно следили, наблюдали и присматривали, и ничто, чего бы она ни делала, не могло считаться её собственным. Каждая деталь её жизни, пусть даже самая личная, была доступна для изучения её родителями. Всё это пристальное наблюдение служило как тому, чтобы защитить её от опасностей, так и тому, чтобы вылепить из неё настоящую наследницу династии Бетанкур.

Пока Петра сидела, пытаясь успокоиться, она стала вслушиваться в голоса, доносившиеся из-за стены. Взрослые в главном зале, который сообщался с кухней для проведения больших ужинов, говорили всё более взволнованно.

Внезапно Петра услышала самый дорогой, самый прелестный голос, какой она когда-либо слышала в жизни. Принцесса была в большом зале. Принцесса Селестия была рядом!

Петра пробежала половину расстояния до двери, прежде чем успела схватиться за край стола. На мгновение она почувствовала, как её тело борется с самим собой, пытаясь побежать дальше, и только крепкая хватка удерживает его на месте. Желание побежать к принцессе, её принцессе, было ошеломляющим.

Целых полгода принцесса была её постоянно спутницей, как и для всех членов Добрых Семей, молодых и старых. Полгода принцесса пела ей, рассказывала сказки, смеялась с ней, играла. Принцесса была больше, чем другом, больше, чем просто няней, несмотря на то, что Петра сказала Плантане.

Целых полгода, впервые за всю свою жизнь, Петра ощущала, что её по-настоящему искренне любят.

Когда взрослые уступили, когда они достаточно насмотрелись на то, чем на самом деле является мир, когда Добрые Семьи наконец подписали Ковенант между Землёй и Эквестрией, который разрешал построить Бюро Конверсии, чтобы спасти всех обречённых простолюдинов Земли, Селестия ушла. И хотя принцесса была предельно ласкова и добра, объясняя ей причины, её уход стал самым ужасным и травматичным событием в жизни Петры.

После нескольких месяцев лечения, после искусственных кормлений и бесконечного шквала психиатров и терапий, после бесчисленных ухудшений на протяжении года, Петра постепенно вновь обрела способность существовать. Она вернулась к своей жизни под круглосуточным надзором. Она учила уроки и говорила вежливо, высказывая правильные мнения и суждения, которых от неё ожидали.

Единственным её утешением, единственной вещью, которая позволяла ей снова существовать, была её голопрограмма. Только по этой причине отец вообще разрешал ей её смотреть. Программу она впервые увидела в больнице, куда её доставили после очередного ухудшения. Она как раз лежала на койке с трубкой для искусственного кормления в горле, уставившись пустым взглядом в головизор, когда начался первый эпизод "Мне бы в пони".

Программа была пропагандистским реалити-шоу, устроенным одним из отделов Мирового Правительства, чтобы продвинуть понификацию в массы. Похождения молодой двупровской девушки в Бюро Конверсии совершенно захватили воображение Петры. Саншайн Лафтер — девушка уже успела выбрать себе понячье имя — а потом и Роуз Вейл, её подруга-новопони, которую Саншайн встретила в Бюро, стали самыми лучшими друзьями Петры или самым близким, что у неё когда-либо было, к настоящим друзьям. Каждый раз, когда она вставляла ромбол в проигрыватель, её друзья вновь были с ней, проживая жизнь, о которой Петра могла только мечтать.

Снова и снова она пересматривала каждый эпизод "Мне бы в пони". Она смеялась каждый раз, когда Саншайн начинала дёргаться, ожидая, когда же её наконец вызовут в конверсионную. Она вздыхала каждый раз, когда Саншайн и Роуз признавались друг другу в любви. Она запомнила имена всех и каждого членов маленького завтракового клуба, который образовался, когда Саншайн наконец-то стала пони. Для Петры её голопрограмма была настоящей жизнью, единственной вещью, благодаря которой жить день за днём и вести себя "как подобает Бетанкуру" было вообще возможно.

Когда пришло время переезжать в Эквестрию вместе со всеми остальными Добрыми Семьями, Петра возликовала от радости!

Именно тогда она была жестоко избавлена от её постоянной фантазии, её заветного желания. Ей говорили об этом раньше, но она просто не могла этого принять. В конце концов отец сделал всё кристально ясным.

Ни один из членов Добрых Семей не будет понифицирован. Это удел плебеев, отребья, низших слоёв общества. По-настоящему важные люди, цвет человеческой расы будут удостоены личного внимания принцесс. Каждый из членов трёхсот истинных семей пройдёт прямую реконструкцию из эквестрийской материи. Процесс был трудоёмким даже для самих правительниц Эквестрии, но в конечном итоге, когда миллионы беженцев с Земли стали простыми пони, элита осталась настоящими людьми.

Петру отдали для реконструкции принцессе Луне. Она потребовала, чтобы её отвели к Селестии, и закатила настоящую истерику. Наконец, растрёпанная и с опухшими от слёз глазами, Петра упала на колени и взмолилась, сложив руки у груди, чтобы её вместо этого превратили в пони.

Тогда отец ударил её по лицу — единственный раз, когда он делал это при посторонних. Принцесса ночи была шокирована, но её связывал долг. После этого Петра стала вялой и ко всему безразличной. Она стояла молча и с опустевшим взглядом, пока тёмная принцесса заменяла каждую частичку её тела частицами эквестрийской материи. Целый час стояла она так, чувствуя себя лишённой всяческой надежды. Она даже почти не обратила внимания, когда принцесса объявила, что закончила над ней работу, и, ничего не сказав, позволила увести себя прочь.

Последним, что она помнила из своей реконструкции, было то, как отец кричит на принцессу, но за что — она не могла вспомнить.

Селестия была прямо за дверью кухни.

Петра постепенно овладела собой, и её ноги перестали пытаться побежать сами собой. Это было бесполезно. Чего она могла бы достичь, если бы выбежала в главный зал? Селестия не захотела её видеть в тот раз, когда это было важно, а теперь уже слишком поздно. Она осталась человеком. Она никогда не сможет стать пони — отец очень ясно дал ей это понять. Сыворотка понификации не сработает ни на ком, кто уже состоит из эквестрийской материи. Земли больше не было, а с ней и всех Бюро, да если бы даже они и были, то Петра могла бы выпить хоть целое море сыворотки, и это ровным счётом ни к чему бы не привело.

Единственные среди всех жителей старого мира Добрые Семьи остались и всегда будут оставаться людьми.

Петра вздохнула. Поздно было об этом горевать.

Но услышать голос принцессы всё равно было так чудесно. Петра вслушивалась в сладкие звуки своей любимой принцессы, вспоминая те драгоценные полгода, и свою коллекцию "Мне бы в пони" на ромболах, и...

Теперь говорили двое мужчин. Голос одного из них казался тощим и хилым, голос другого был рокочущим и глубоким. Похоже, тот человек, который упал, на самом деле... умер. Петра никогда раньше не видела, как кто-нибудь умирает. Это было так странно. Тот человек просто упал и больше ничего.

Голоса двух мужчин звучали странно. Он были расстроены, но не по какой-то причине связанной с тем беднягой, который упал. Двое мужчин беспокоились за себя.

Петра подкралась ближе к стене, чтобы лучше слышать их разговор.

— Раздел шесть. — Послышался шорох ног по полу, затем тощий человек заговорил снова: — Репаративная трансформация в эквестрийскую форму.

— Зелье здесь не сработает. Ей придётся делать это вручную, как в тот раз, когда она пересобирала нас, чтобы мы могли жить здесь. — Последовала пауза, прежде чем рокочущий голос добавил: — Понификация.

Из глаз Петры брызнули слёзы, но она шлёпнула себя по лицу, и слёзы прекратились.

Пока в зале продолжался разговор, Петра начала методично набивать мешок так быстро, как только могла. В ход пошли не только пироги и пирожные, но теперь и овощи, хлеб, сыр и фрукты. В кладовой стояли бутыли с сидром, и она решила, что может унести с собой одну, в дополнение к уже довольно плотно набитому мешку.

Петра быстро и тихо подошла к двери, через которую попала на кухню, и осторожно выглянула наружу, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет.

Ах, появление пони Плантейн и крольчишки Крем сделало её такой непослушной. Но отец и мать были гораздо более непослушными, чем она могла и мечтать. Они были больше, чем просто непослушны. Они врали.

Петра приоткрыла дверь и выскользнула из клуба Мулескиннер.

Когда после слов двух мужчин из её глаз брызнули слёзы, в тот самый миг, когда она хлопнула себя по лицу, Петра вспомнила, почему отец кричал на принцессу Луну. Она затолкала это поглубже в память, потому что отец и мать даже слышать об этом не захотели бы. Петра вспомнила слова Луны — слова, которые довели её отца до крика.

"Утри слёзы, маленькая! Внемли нам, ибо то, что содеяно сегодня, не обязано таким оставаться навеки! Приди к нам, когда минует твоё совершеннолетие, и буде желание твоё останется прежним, то в пони мы с радостию тебя претворим!"

Петра предполагала, что отец, в соответствии с его ценностями, мог бы посчитать, что она была довольно непослушной сегодня.

Но вот теперь Петра твёрдо решила: придёт ночь, и она станет абсолютно, безоговорочно злой.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2018
"HUMAN in Equestria: A Conversion Bureau Story", Chatoyance, 2013
Перевод: Веон, 2018