Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава седьмая
Палки и камни

Отец Эшера снова на него кричал. Его лицо раскраснелось от гнева, а глаза так и сверкали от ярости.

— Бэмби? Ты смотришь сраного Бэмби?

Эшер почувствовал, как сильная рука схватила его за грудки и швырнула об стену. Он врезался в неё и рухнул на пол — ударом из него выбило дух.

— Нельзя жить одними фантазиями, мелкий ты пидарас! — Отец снова взял его за грудки и поднял с пола. Тяжкое дыхание, кислое от желудочного сока и адреналина, тёплым ветром овевало лицо мальчика. — Мультики для маленьких девочек? Ты этим занят в свободное время? Может, тебе его на хрен отрезать? Хочешь стать девочкой, а, говнюк?

Эшер даже не почувствовал удара, от которого всё в глазах раздвоилось. Рваная рана, зиявшая в душе, болела хуже, чем всё, что могли бы сделать отцовские кулаки.

— Я не для того тебя растил, чтобы ты становился сраным х...сосом! Тебе пора вставать у руля, руководить империей, а не сидеть, обложившись сказками с девчачьими игрушками и смотреть на педерастических зайцев!

Эшер попытался возразить, что ему всего десять, что он ещё ребёнок.

— Да ты уже почти взрослый, мелкий ты кусок дерьма! Взрослей, или я тебя убью на х..., ты понял меня? Понял? ПОНЯЛ? — Отец Эшера навис над ним, обливаясь потом и ненавистью.

— ...да...

— ЧТО? ГОВОРИ КАК МУЖИК, А НЕ КАК ЧМО!

— ...Да... да, сэр. Простите, я так больше не буду. Простите, простите...

— Нет, ты не будешь.

Отец Эшера вдруг стал пугающе спокойным. Он начал методично складывать в мусорное ведро всю его коллекцию ромболов и все игрушки. Взяв в руку Лилли — любимого плюшевого леопарда Эшера, ещё с раннего детства, — отец на секунду остановился.

— Мужчине не нужно всё это дерьмо.

Лапы Лилли полетели в ведро вслед за оторванной головой. Сергей Брендальторпе Брин порвал лучшего друга Эшера на мелкие клочки. Всё отправлялось в мусор.

Эшер плакал. Он плакал и не мог остановиться. Лилли была его единственным другом.

Рука отца с силой утёрла ему слёзы, и мальчик, отлетев, ударился об угол шкафа. Эшер услышал, как что-то капает. Из головы шла кровь, его лоб рассекло об угол двери. Эшер лежал и наблюдал, как на полу растекается красная лужа. Отец рассердится на него за это. Снова будет кричать, что он изгадил пол.

Внезапно Эшера подхватили и понесли от двери. Несколько рук тащили его куда-то, снизу проплывали листья и ветки. Вот теперь отец точно взбесится — весь пол в грязи.

— Эшер! Ох, Эшер!

Лицо Серафины было мокрым. Это странно. Девочки Добрых Семей никогда не плачут. Это неприлично.

— Накрой его этим. Скорей! — Похоже на голос Петры, этой выпендрёжной Бетанкурвы. — Прижми ткань крепче. Просто прижми. Не отпускай!

— Так много крови!

Айла. Айла была странная.

— Нажим остановит кровь. Прижми рубашку, чтобы её впитать! Нажимай сильнее!

Петра. Как всегда раздаёт приказы. Просто маленькая сучка, как отец и говорил.

Макушке Эшера было холодно. Он хотел сказать всем, чтобы они от него отстали, но тело не желало слушаться. Он мог шевелить руками и ногами, но откликались они заторможенно, как будто через какую-то глючную систему телеприсутствия с плохим соединением.

— Я нашла его... волосы. — Айла стояла над липким комком светлых волос и крови, лежавшим на земле. — Мне ведь не нужно их трогать?

— Забудь про них! — Петра встала, оставив Серафину следить за Эшером. — Слушайте все, возьмите себе палки. И подлиннее!

Дети опасливо рассыпались по поляне в поисках подходящих орудий. Мило сумел найти длинную отломившуюся ветку и тут же начал обдирать с неё листья и сучки, пытаясь сделать подобие копья.

Оливер оторвал тонкую веточку, но тут же её бросил. В лучшем случае ею можно было хлестать. Торопливо оглядевшись вокруг, он подобрал с земли пару камней для метания.

— Я не нашёл палку. Но у меня есть камни!

— Не важно! Возьми что-нибудь, что угодно! Оно всё ещё где-то рядом!

Словно в подтверждение слов Петры, что-то чёрное и тонкое, как плеть, хлестнуло по земле, подкинув в воздух охапку листьев. Крупная неясная тень мелькнула на краю поляны, а затем проворно ускользнула в море тёмной листвы. На короткий момент Петре почудилось, будто она видит золотистые глаза с вертикальными зрачками.

Айла взяла в руку ветку, из которой мог бы выйти приличный карандаш или волшебная палочка, но не более того. Она уселась рядом с Серафиной и Эшером и начала тихо плакать.

— Что это? Я даже не смог толком рассмотреть! — Мило припал к земле и резко поворачивал голову из стороны в сторону, пытаясь углядеть, куда делать таинственная тень. Луговые собачки давным-давно перестали рычать и теперь безостановочно выли, срываясь на громкий безудержный лай.

— Оно там! — Петра указала на ту часть леса, где, как ей казалось, она только что видела движение. — Нет... ТАМ!

Массивная фигура перемещалась в лесу со змеиной грацией, ныряя и выныривая из океана тёмной листвы, сродни тому, как в прошлом описывали движения дельфинов.

— Петра. — Плантаня старалась не дать свиньям и курам разбежаться в разные стороны. Хэмтон и Катлер вместе с Тур Пьером помогали ей, пытаясь удержать Пендерлоина и кур на месте. Природные инстинкты говорили им бежать, но это лишь сделало бы из них лёгкую закуску. Таинственное существо, по-видимому, не могло перейти круг лающих и воющих луговых собачек.

— Что? — Петра нашла себе длинную, прочную и почти прямую ветку и теперь занималась тем, что обрывала с неё листья и веточки, не забывая присматривать за периметром их поляны.

— Я, кажется, знаю, кто это. — Плантаня сглотнула. — И это нехорошо.

— Я сама вижу, что это нехорошо, Плантаня. Оно отхватило макушку Эшера!

Зрелище того, как скальп мальчика отрывается от его головы и летит в траву, было одним из самых страшных, какие Петре приходилось видеть в жизни. В чём-то это было даже хуже, чем тот раз, когда её охрана изрешетила человека, попытавшегося подойти к ней в неудачный момент. Она не знала того человека, а Эшера знала.

— Мы не сможем с ним драться. Это безнадёжно, — произнесла Плантаня. Совсем не то, что Петре хотелось услышать от пони.

— Так что же нам полагается делать? — Петра попробовала заточить конец палки при помощи камня, но оказалось, что древесина гораздо твёрже, чем она думала. — Спрятаться и надеяться, что оно само уйдёт?

— Я надеюсь, что луговые собачки будут его достаточно раздражать, чтобы он ушёл. Перемещатели не любят собак, даже деревянных.

Плантаня развернулась так, чтобы стоять хвостом от центра группы, и встала на изготовку, готовая в любой момент лягнуть изо всех своих земнопоньских сил.

— Пере-чего?

Как ни нелепо это звучало, но знать имя того, что на них охотилось, давало какое-то, пусть и небольшое, чувство контроля над ситуацией. Существо, у которого есть имя, казалось более одолимым, чем безымянный ужас.

— Это Кёэрль. Зверь-перемещатель. Они как очень большие пантеры. С зубастыми щупальцами.

Плантаня почувствовала хвостом набегающий поток воздуха и инстинктивно ударила задними ногами. Она ощутила, как её копыта на долю секунды соприкоснулись с щупальцем, прежде чем то вернулось в гущу леса. Это было большим везением, что она смогла хотя бы задеть монстра — перемещатели всегда были не совсем там, где это казалось. В этом и был их особый ужасный талант.

Петра заметила тёмную фигуру, движущуюся на фоне ещё более тёмного леса, потом фигура зарябила и ускользнула в океан листьев. Послышалось леденящее кошачье шипение, которое как будто раздавалось отовсюду и ниоткуда конкретно.

— Луговые собачки — они могут на него напасть? Они могут убить его?

Плантаня непрерывно обозревала всю границу поляны, поворачивая свою длинную шею то в одну, то в другую сторону. Крем Буннэ крепко держалась за её гриву, намотав на лапки пряди жёлтых волос.

— Нет. Они только гавкают. Они не могут ходить, они же деревья! — Плантаня скорее услышала, чем увидела, как зубастое щупальце вновь просвистело над поверхностью поляны. Чудовище пыталось их выловить, словно рыбу.

— Бродячие кустики ходят! — Сейчас, конечно, было совсем не время пускаться в споры об эквестрийской ботанике, однако говорить о чём-нибудь, о чём угодно, казалось предпочтительнее, чем трястись от страха в молчании. Казалось, стоит сейчас замолчать, и они уже одним этим проиграют.

— Бродячие кустики — не деревья!

Мило и Плантейн одновременно ударили кто палкой, кто копытом по чёрной переливающейся плети, в очередной раз взмахнувшей в опасной близости от них. Ни тот, ни другая не смогли ни по чему попасть, хотя Мило готов был поклясться, что ударил веткой прямо по длинному щупальцу.

— Тогда что они могут? — спросила Петра, продолжая наблюдать за лесом. Тёмная фигура, похоже, начинала вести себя всё более нагло и уверенно. Словно бы насмехаясь над девочкой, существо показалось перед её взглядом, остановившись на несколько секунд в луче света на краю поляны, больше не прячась и не переливаясь. Петре почудилось, будто чудовище специально позволяет ей увидеть его.

Зверь был чёрным, как ночь, и невероятно огромным. Это, вне всяких сомнений, была кошка, большая кошка. Плавные, изгибистые кривые определяли его очертания. Чудовище опиралось на шесть могучих, бугрящихся мускулами и ужасно когтистых лап. Два невозможно длинных, покрытых чёрной шерстью щупальца раскинулись в стороны и смотрели вперёд, словно смертоносные гадюки. С нижней стороны их плоских ромбовидных окончаний торчали ряды зазубренных кинжалов, не оставлявших сомнений в том, что именно так играючи смахнуло с макушки Эшера его скальп. Небольшая сплюснутая голова, казалось, почти целиком состоявшая из челюстей, улыбнулась Петре ртом, полным кинжалов, прищуренные золотистые глаза загорелись кровожадным огнём в предвкушении добычи.

Фигура Перемещателя зарябила, растворяясь в воздухе, словно сон, и вновь скрылась среди густой листвы.

— Они гавкают. — Ответ Плантани казался уже не таким актуальным после того зрелища, которое предстало глазам Петры. Девочка опустилась на землю и выронила палку из ослабевших рук. В её голове промелькнуло смутное осознание того, зачем чудовищная кошка позволила ей себя увидеть. Казалось, последние остатки её воли просто растаяли и впитались в землю.

Свистящие взмахи прекратились. Зверя нигде больше не было видно. Дети и свиньи продолжали затравленно озираться, вздрагивая от каждого шороха, от каждого дуновения ветерка. Чудовище ушло? Или ожидало где-то поблизости? Казалось, его теперь простыл и след.

— Откуда, откуда ты столько знаешь?

Петра ни на секунду не пыталась поверить, что чудовище ушло. Оно было где-то там. Затаилось. Она была совершенно в этом уверена. Она практически могла ощущать, как то взвешивает варианты, обдумывает свои действия, как будто этот недолгий взгляд связал их какой-то незримой нитью. И, если уж на то пошло, это вполне могло оказаться правдой — они находились в Эквестрии, а этот лес был самой таинственной и непредсказуемой частью волшебной страны. Здесь что угодно могло произойти.

— Что... что ты имеешь в виду? — Плантаня продолжала вертеть головой из стороны в сторону. Опасность могла появиться с любого направления.

— Бродячие кустики, луговые собачки, древесные волки. Ты же сказала, что ты просто жеребёнок. Артистка. Выступаешь в городах. Откуда ты всё это знаешь?

Это давно не давало Петре покоя. Плантаня знала ужасно много очень странных вещей, которые не имели никакого отношения ни к пони, ни к городам, ни к выступлениям на сцене.

Крем дёрнула Плантаню за гриву. Та никак не отозвалась на это.

— Я... просто знаю и всё. Ты много узнаёшь,когда путешествуешь. Я встречала много разных пони.

Слова звучали неубедительно даже для неё самой.

— Может быть, опасность миновала? — Оливер начал осторожно подниматься. — Может, плохая киса ушла?

Айла схватила Оливера за плащ и потянула, пытаясь заставить его сесть обратно.

Одно из деревьев взорвалось с пронзительным собачьим визгом. Сверху на поляну посыпался дождь из щепок и листьев. Комочки волокнистой шерсти медленно плыли, опускаясь на землю. Один из них попал Оливеру в рот, когда тот спешно садился обратно, и мальчик стал безуспешно отплёвываться, пока наконец не вытер язык пальцами.

Луговые собачки завыли сильнее прежнего. Поляну накрыла какофония лая и истошного визга, от которой стало больно ушам. Как только дерево разлетелось на части, взгляд Петры метнулся в том направлении. Прежде чем ей пришлось закрыть глаза от летевших в неё листьев и щепок, она успела рассмотреть переливающуюся чёрную змею.

Было совершенно невозможно говорить под испуганный лай деревьев, так что дети, свиньи, куры, пони и кролик сидели в молчании, прижавшись друг к другу ради того немного успокоения, которое это могло дать. Свиньи тяжело дышали, их толстые тела раздувались, как розовые кузнечные мехи. Куры стояли как статуи, за исключением Бикатрисы, которая просто упала в обморок.

Когда лай и вой немного утихли, так что они снова могли слышать друг друга, заговорил Катлер:

— Я тут поразмыслил. — Тур Пьер, может, и слыл самым эрудированным интеллектуалом среди свиней, но Катлер был самым рассудительным из них. — Я думаю, зверь не может вынести собачьего лая. Он, вероятно, будет возвращаться снова и снова, пока все луговые собачки не кончатся. Тогда он начнёт пировать.

— Заткнись! — рявкнула на него Серафина. Она по-прежнему зажимала рану Эшера, насколько могла, ни на секунду не отнимая рук. Рубашка Мило, которую он предложил в первый же момент, уже превратилась в сплошное красное месиво. Кровь вроде бы перестала течь, но Эшер всё равно был далеко не в лучшей форме. Он лежал неестественно тихо и всё время дрожал, несмотря на тёплую духоту похожего на джунгли леса. Глаза мальчика смотрели в невидимую даль.

Петра скинула с себя плащ. Это было её сокровище, самый первый предмет одежды из эквестрйиской материи, который она получила. После того, как она прошла реконструкцию, её отвели в соседнюю комнату, чтобы переодеться, прежде чем пегасья повозка увезёт их в Эквестрию. Всё сделанное из земной материи не могло пережить перелёт через барьер. Там было много коробок, каждая с новой одеждой, специально сшитой из эквестрийских тканей и материалов. Петра очень радовалась, получив свой красивый красный плащ.

— Накинь это на Эшера. Следи, чтобы ему было тепло. — Петра бросила свой плащ поверх тела мальчика, затем снова взяла в руки палку.

— Но сейчас слишком жарко! — воспротивилась Серафина. Руки и одежда у неё промокли в крови, она уже не могла как следует соображать.

— Ты что, не видишь, он весь дрожит! — крикнула Петра и повернулась, чтобы посмотреть на Плантаню. Вместо этого её взгляд упёрся в две чёрные бусинки глаз, глядевшие на неё из дебрей жёлтой гривы. Крольчишка начала отчаянно дёргать Плантаню за волосы, как будто пыталась вырвать их с корнем.

— Плантаня. — Поняшка не подняла на неё глаз.

Краем взгляда Петра заметила, как ещё одна луговая собачка взорвалась древесной шрапнелью. Сверху на детей снова посыпались листья, щепки и волокнистая шерсть. Снова разразилась разноголосая собачья симфония, сделавшая нормальный разговор невозможным.

Когда у них перестало звенеть в ушах, снова подал голос Катлер:

— Ага. Два есть, осталось десять из двенадцати. Возможно, ему не придётся уничтожать их всех. Зависит от того, насколько он голодный и насколько неприятно ему гавканье.

Серафина замахнулась на борова, чтобы со всей силы шлёпнуть его, но затем медленно опустила руку. Катлер, в свою очередь, даже не шелохнулся.

— Плантаня.

Петра увидела, как маленькая фигурка Крем Буннэ начала бить лапками по холке каштановой пони. Когда это не сработало, она бросилась на все четыре лапы, обронив цилиндр, оттянула воротник на шее кобылки и вцепилась в неё зубами изо всех сил. Петра заметила, как из раны выступила капелька крови.

К этому моменту звуки деревьев почти стихли.

— Пауки с трудом убедили принцесс позволить им остаться. Селестия хотела отправить их обратно в Вечнодикий лес. Она сказала, что я поступила очень безответственно, включив их в программу, — проговорила Плантаня. Она совсем не отреагировала на укус Крем. — Но я для них переводила, я билась за них изо всех сил. Если бы принцесса Луна за них не вступилась...

— Ты знаешь ещё кого-то из Вечнодикого леса, так ведь? — спросила Петра. Крольчишка прекратила кусать и подняла глаза на девочку. Её окровавленный рот медленно закрылся.

— Она мой лучший друг, Петра. Что бы я ни сказала, это не убедило бы принцесс, если бы они узнали. — Глаза Плантани наполнились слезами. — Она мой самый лучший друг во всём мире. Это она смогла уговорить других кроликов танцевать. Это она научила меня разговаривать с пауками. Без неё я была бы никем. Ничем. Просто... просто подружкой для какого-нибудь важного жеребца. Ещё одной чопорной кантерлотской пустышкой, как хотела мама.

— Я не понимаю. Она же так мила, так обаятельна. Почему принцессы должны были невзлюбить малышку Крем? — Петра заметила, что другие дети тоже начали улавливать ход разговора и оглядываются на маленькое существо.

— Они ничего не могут с этим поделать. Правда, ничего. Я знаю, мне пока везло. — Плантаня теперь плакала. Плакала и не могла остановиться. — Она меня предупреждала. Она ведь может писать. Возьмёт карандаш и пишет. Она научила меня всему. Целой куче всего.

— О чём, о чём она тебя предупреждала? — У Петры была своя догадка, но она хотела знать наверняка.

— Они не виноваты. Она только наполовину снежный кролик, но это всё равно у неё есть. Она холодная на ощупь. Это их защита, единственная, что у них есть! — Плантаня всхлипнула. — Они не виноваты, что не всегда могут этим управлять. Риск всегда есть, но Крем только два раза теряла контроль, и оба раза это было далеко в полях...

— Что с ней случилось? — Это был не праздный вопрос.

— Она не хотела. Кролики... другие кролики, они просто не успели. Они пытались убежать... но... — Плантаня снова захлебнулась слезами. — Крем испугали! Мне говорили, что там был кокатрис, и он... Крем испугалась и...

— Вот почему... ты говорила, что у тебя была целая труппа кроликов-танцоров и... ох, мамочки.

Если кролики не смогли убежать от того, что делает снежный кролик... у Петры по спине побежали мурашки, и она снова взглянула в чёрные глаза маленького белого существа у Плантани на спине. Крольчишка была живой, грызущей морковки смертоносной криогенной бомбой.

— Это ведь не из-за твоей матери? — сказала Петра. — Ты не поэтому ушла из шоу.

— Больше... больше не осталось кроликов... некому... танцевать... — От слёз Плантаня рухнула на колени, чуть не скинув державшуюся за неё Крем. Крольчишка обняла свою подругу и стала ласково гладить её по загривку, пытаясь утешить.

Это, конечно, было ужасно нехорошо так думать, но про себя Петра не смогла не посетовать, что вместо кроликов рядом с Крем в момент детонации не оказались пауки. Кролики гораздо милее пауков, с этим просто ничего не поделаешь.

— А Крем... могла... сделать так с нами?

Этот вопрос нужно было задать. Хотя бы потому, что он был на уме у всех детей, кур и свиней, за исключением Эшера, который лежал в беспамятстве, и Пендерлоина, который хронически ничего не понимал.

— Но не сделала! — Плантаня подняла на неё умоляющий заплаканный взгляд.

Ещё одно дерево разлетелось от удара тонкого призрачного щупальца. Петра ясно увидела, как это случилось: тёмная фигура, заметно осмелев, подскочила к самой поляне, мимоходом хлестнула подвернувшееся деревце и ускользнула обратно в бесконечную темноту леса.

Некоторое время никто опять не мог говорить, но на этот раз оно оказалось короче: голоса луговых собачек звучали более скорбно и жалобно. Там, где Эквестрия была ласковой и доброй, Вечнодикий лес оказывался злым и суровым, и каждое предупреждение, которое они слышали, прежде чем в него войти, теперь, словно насмехаясь, отдавалось в их памяти.

— Всё это время! — Серафина продолжала закрывать Эшера, который уже перестал дрожать, но всё равно выглядел очень бледным и лежал в беспамятстве. — Всё это время мы были в ужасной опасности, и ты даже не подумала что-то сказать? — Девочка чувствовала себя разъярённой, оскорблённой и преданной, напуганной за себя и других. — Как ты могла? Ты же... ты же ПОНИ!

Она произнесла это слово так, будто оно всё объясняло. И в каком-то смысле для большинства детей это было так.

— Крем — моя лучшая подруга! — ожесточённо возразила Плантаня. — Вы... человеки можете ополчаться друг на друга чуть что и думать злые мысли, но в одном вы правы: я — пони, и я буду защищать своих друзей несмотря ни на что!

Плантаня снова поднялась на ноги и развернулась, так чтобы больше не целиться исключительно в сторону ужасов леса. Любой, кто осмелился бы напасть на Крем, рисковал получить пинок копытом.

Тёмное существо приближалось. На этот раз оно двигалось очень неспешно, мягко и беззвучно ступая лапами по траве. Низко пригнув голову, держа щупальца наотлёт высоко над чёрной спиной, оно вышло из-под сени окружавших поляну деревьев. Хищная пантерья пасть улыбалась им частоколом белых кинжалов.

— Плантаня! — резко прошептала Петра. — Внимание все!

Все разногласия между ними мигом испарились перед лицом общей опасности. Зверь был огромен, и они уже успели оценить, насколько быстро он мог перемещаться. Его было трудно даже просто задеть, потому что он то и дело растворялся в воздухе и двигался каким-то странным образом, за которым не могли угнаться ни глаз, ни рука. Живой кошмар оставил первый когтистый след в пределах поляны. С уничтожением трёх луговых собачек периметр больше не был для него барьером.

Чернильное чудовище остановилось, замерев, как будто обращённое в камень. Затем мускулы на четырёх задних лапах натянулись, готовясь к прыжку. Жёлтые глаза сузились, зрачки в них широко раскрылись. Когти на передней паре лап глубоко впились в землю.

Массивные челюсти начали медленно раскрываться, между ножами и кинжалами на них растягивались тонкие ниточки слюны.

Мило медленно поднял палку, держа её как копьё. Петра сделала то же самое со своей. Оливер занёс камень, готовясь метнуть его в любой момент. Малышка Айла выставила перед собой свою короткую веточку, как будто воображая, что сможет метать из неё огненные шары.

Серафина, хныкая, накрыла Эшера своим телом, заслоняя его, словно живым щитом.

Плантейн развернулась хвостом к воплощению смерти и как следует опёрлась на передние ноги.

— Всепони! Бросайтесь на землю! Даже не пытайтесь его остановить. Первой он бросится на меня, я знаю. Во мне мяса больше. Ложитесь! Быстрее!

— Но это же глупо! — вскричала Петра ошеломлённо. — Нам всё равно не сбежать!

— Ты не поняла! Селестия после этого придёт за мной! В этот момент я смогу рассказать ей, где мы находимся, и она вас спасёт!

— Хочешь сказать... — Весь истинный ужас их положения только сейчас открылся Петре. — После твоей смерти?

— Вам нельзя умирать! — Плантаня повиляла крупом и покрутила хвостом, привлекая внимание зверя. — У вас ничего нет внутри!

Ковенант. Отец всегда говорил, что Селестия — ярая поборница закона. Если что-то было записано на бумаге, если она дала своё слово, то она будет следовать ему до последней буквы, чего бы ей это ни стоило, кто бы от этого ни пострадал и чем бы всё ни обернулось. Селестия была Законом.

Человек. Весь Ковенант существовал только ради того, чтобы каждый член мировой элиты смог остаться человеком, в то время как весь остальной мир превращался в пони. И Селестия сдержала слово, как и всегда. Селестия всегда выполняла свои обещания. Люди могли лгать, обманывать и красть. Но Селестия существовала ради того, чтобы охранять свой мир, а её мир был построен на её обещании.

Петра, как и её родители, как и вся остальная элита, являлась человеком настолько, насколько это было возможно в пределах Эквестрии. Абсолютным человеком. Абсолютно смертной.

Её охватил страх. Девочка затряслась, палка заходила ходуном у неё в руках.

Всё произошло так быстро, что она осознала это только уже как свершившийся факт. Петра почувствовала, как по щеке полоснул чёрный мех, но не ощутила, как кожу на плече рассёк случайный коготь. Когда сумрачный вихрь пролетел мимо, когда кровь ещё не начала капать из случайной раны на плече, Петра обнаружила, что её тащат, схватив зубами за воротник.

Плантаня мчалась во весь опор, то и дело спотыкаясь и мотая Петру из стороны в сторону, словно тряпичную куклу. Её копыта отчаянно били, далеко не всегда попадая по земле, но и не раз наступая на подвернувшуюся руку или ногу Петры. Во время одного из таких ударов в руке что-то хрустнуло, но Петра не заметила этого. Всё, что она могла осознавать, это проносящийся вокруг лес и белый цветок, распускавшийся далеко позади них.

Это было похоже на взрыв в замедленном воспроизведении. Белоснежные пики и зазубренные лепестки выдвигались из эпицентра с угрожающей скоростью. Курицы не могли даже надеяться от них убежать. Квохталина так и застыла, превратившись в замёрзшую статую, раскинув крылья в безуспешной попытке взлететь. Розоватая туша недотёпы Пендерлоина подёрнулась инеем, а его широко раскрытые глаза продолжали смотреть в пустоту, не успев осознать застывший в груди последний вздох.

Последним, что Петра запомнила из этой сцены, прежде чем она скрылась за бесконечной зелёной листвой, была окаменевшая ледяная скульптура зверя-перемещателя, застигнутого в середине своей последней трапезы.

В его челюстях, раскушенная пополам, намертво примёрзшая к ним сосульками из заледеневшей слюны, лежала верная подруга и самая храбрая из всех танцующих кроликов Крем Буннэ.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2018
"HUMAN in Equestria: A Conversion Bureau Story", Chatoyance, 2013
Перевод: Веон, 2018-2019