Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава восьмая
Тяжбы Солнца и Луны

Тегтейл Угодливый ждал, пока Сомноленс не закончит процесс тонкого телекинетического разделения замёрзших тел. Сомноленс Неустрашимый был величайшим мастером телекинеза в Королевском Корпусе Единорогов, и только он мог выполнить столь требовательную к точности задачу.

Сомноленс направил свой разум глубоко в двеоникулярные слои и выполнил простое заклинание, которое составил прямо на ходу. Это было заклятье, которое отыскивало двеоникулы, составлявшие плоть человеческой кобылки по имени "Серафина" и отмечало их как отличные от двеоникул, составлявших частично замёрзшего жеребчика по имени "Эшер". Как только граница между ними была чётко определена, Сомноленс вызвал нагревание тонкого слоя между ними, чтобы заставить его растаять. Таким образом отделить "Серафину" от "Эшера" стало гораздо проще. Два жеребёнка фактически смёрзлись вместе.

Лишь после того как тела были успешно разделены, Тегтейл Угодливый смог пустить вход своё выдающееся медицинское мастерство. Человеческая кобылка промёрзла насквозь, каждая клеточка её тела была пронзена многочисленными ледяными кристаллами. Продолжая сканирование, Тегтейл обнаружил, что тело человеческой кобылки, а так же изолирующие свойства красного плаща сумели предохранить голову и торс человеческого жеребчика от вреда. Очевидно, она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти юного человека. Тегтейл отметил благородство этого поступка.

Жеребчик всё ещё был жив, однако его руки и ноги полностью замёрзли, также как уши и большая часть лица. Внутренние органы, а так же весь мозг остались нетронуты холодом, и их можно было спасти, однако стоило ли это считать милостью или же ужасным проклятьем являлось вопросом, который предстояло решать принцессам.

Тегтейл уже закончил работать над остальными человеческими жеребятами. Одна из кобылок смогла вырваться почти невредимой, отделавшись только порезом и переломом передней ноги, а также различными ушибами. Имя этой кобылки было "Петра". Все остальные жеребята, за исключением смертельно раненного "Эшера" и погибшей "Серафины", выжили в той или иной мере, но не могли прожить долго.

Кобылка по имени "Айла" была поднята в воздух крупным человеческим жеребчиком "Оливером", который держал её над головой, пока его ноги и живот не превратились в лёд. "Оливер" находился на постоянном чаротронном жизнеобеспечении, выполняемом двумя лучшими медицинскими магами, находившимися под началом у Тегтейла. Без постоянной концентрации двух единорогов "Оливер" погиб бы в течение нескольких секунд. Единороги Королевского Корпуса и так прибыли почти поздно.

"Айле" предстояло потерять руки, ноги и лицо, но она выживет благодаря усилиям жеребчика, поднявшего и удерживавшего её над лютым холодом. Поразительная любовь, самоотверженность и самопожертвование юных пришельцев тронули сердце Тегтейла и заставили его впервые за много лет начать пересматривать его личное убеждение в том, что Селестия совершила ошибку, ввязавшись в спасение человеков. Если их дети были способны на такое, тогда, возможно, их род и стоил той ужасной смуты и цены, которую Эквестрии пришлось заплатить за их спасение.

Человеческий жеребчик по имени "Мило" тоже остался жив, пускай и только на уровне головы и половины груди. Он тоже был на чаротронном жизнеобеспечении.

Из четырёх свиней выжил только Тур Пьер. Трое других — Пендерлоин, Катлер и Хэмтон — погибли, целиком превращённые в лёд защитной реакцией снежного кролика, которого отряд обнаружил в пасти замороженного зверя-перемещателя. Судя по всему, снежный кролик был одомашненным, носил сценический костюм и, вероятно, пожертвовал жизнью в попытке спасти других.

То, что свиньи погибли, оказалось весьма удачно. Это они после смерти сообщили принцессам о трагическом происшествии. В считанные секунды после этого единороги Королевского Корпуса были направлены на место.

Были также две курицы и петух. Петух и одна из куриц полностью превратились в лёд, однако вторая, Квохталина, додумалась подпрыгнуть и ухватиться клювом и лапой за ветку. Изо всех сил карабкаясь по ветке вверх, она смогла забраться на дерево и избежать холода, отделавшись только незначительными повреждениями, которые легко исцелялись простейшей регенерацией тканей.

Человеческие жеребчики и кобылки, однако же, представляли собой обескураживающую проблему. Тегтейл Угодливый являлся ведущим чаротронным хирургом Королевского Корпуса, лучшим специалистом по медицине во всей Эквестрии — после принцесс, конечно же — и он совершенно не мог взять в толк, что же ему делать с человеками. Он не имел даже понятия, как эти существа функционируют, не говоря уже о том, какие магические процедуры к ним применять.

Некоторые пони совершали путешествия в человеческий мир, чтобы работать в Бюро, и некоторые из них изучали какие-то аспекты человеческой медицины. Было также не исключено, что среди новопони удастся найти тех, кто были врачами на Земле, и с ними можно будет связаться и получить помощь. Но настоящей проблемой, конечно же, было время.

Со временем медики Тегтейла начнут выдыхаться от постоянного поддержания жизни смертельно раненных. Поддержку невозможно было осуществлять бесконечно. Тегтейл начал раздумывать над альтернативами. Самой многообещающей в его преставлении выглядело превращение в камень. Человеческие жеребята могли неограниченно долго сохраняться в виде статуй, пока не будет разработан способ их возродить.

Если бы только скрытные человеки, прячущиеся в своей крепости, позволили медицинским единорогам их изучать! Снова и снова они отказывались от любых подобных контактов и обследований.

Тегтейл вздохнул и направился к лидеру спасательной команды, Найт Вотчеру Увесистому, мысленно подготавливаясь, как лучше сформулировать свой план стабилизации умирающих жеребят при помощи медицинской литификации.

Петра сидела на мраморной, отделанной драгоценными камнями скамейке и смотрела на Плантаню потухшим взглядом. Коллирия — единорожка-медик, которая регенерировала девочке руку — улыбнулась ей:

— Ещё немного, милая. Я только хочу убедиться, что кость будет здоровая и крепкая.

Петра взглянула на уродливый узловатый шрам, оставшийся на её руке в том месте, где её полоснул коготь. Коллирия долго извинялась, что не смогла совсем его убрать. Очевидно, она никогда прежде не видела людей, и то, как человеческие клетки работали, очень её озадачивало. Она смогла заставить их делиться, но получалась при этом белесая неровная плоть, совсем не походившая на нормальную кожу Петры. Петра была достаточно эрудирована, чтобы распознать в ней одну из форм рубцовой ткани. Она читала об этом в какой-то книге.

Нет, не в книге. Она видела это по головизору. В сериале про докторов. Впрочем, теперь это было уже неважно. Петра всё равно собиралась получить новое тело.

— Вот! Она немного бугристая внутри — кость, я имею в виду, — но отлично срослась. Она не должна мешать движениям или причинять боль. Попробуй подвигать своей передней ногой — посмотрим, как будет.

Коллирия снова улыбнулась, но в глазах у неё застряла грусть. Она так отчаянно хотела помочь этой кобылке, но люди оказались такими непонятными.

Петра механически подняла и подвигала рукой. По правде сказать, ей уже было совершенно всё равно. Рука немного болела внутри, но девочка решила не говорить об этом вслух.

— Здорово! — Рука Петры немного дёрнулась. — Прямо как новая! — Она попыталась натянуть свою самую лучшую бетанкуровскую улыбку, но... впервые в жизни она почему-то не включалась.

Коллирия явно знала, что Петра не говорит ей всей правды, но всё равно кивнула. Факт оставался в том, что она была на пределе своих знаний. Никто в округе почти ничего не знал о людях. Даже встретить одного было удивительно.

— П... простите.

Единорожка-медик отвернулась и понуро побрела прочь.

— Пожалуйста...

Коллирия обернулась.

— Пожалуйста, не печальтесь. Вы остановили боль, а это самое главное. Скоро я стану пони, и у меня будет новое тело. Всё будет хорошо, правда!

Петре была невыносима идея, что медик уйдёт от неё расстроенной. Слишком много грустного произошло за последнее время. Было просто нестерпимо думать, что единорожка будет огорчаться из-за того, что пыталась помочь.

Коллирия тепло улыбнулась, насколько смогла:

— Я понимаю. — Маленькая человеческая кобылка через столькое прошла, что у Коллирии просто разрывалось её понячье сердце. — Тогда спасибо тебе! Надеюсь, нам ещё доведётся встретиться, когда принцесса тебя понифицирует!

— Я... была бы рада. — И Петра осознала, что она и правда будет рада. Сейчас даже самая маленькая частичка доброты была как будто на вес золота, и если единорожка-медик станет хотя бы чуточку счастливее от того, что увидит её как пони, тогда к этому стоило стремиться.

Плантаня казалась очень и очень отрешённой. Она не встречалась с Петрой взглядом. Она перестала плакать примерно через час после того, как их телепортировали в широком круге света куда-то, по-видимому, в Кантерлотский замок. Теперь маленькая земная пони просто смотрела в пустоту. Она, правда, старалась оставаться рядом с Петрой. Это было единственное, что утешало. Плантаня хотела быть рядом.

Петра протянула руку и осторожно провела ею по спине пони. Плантаня вздрогнула от прикосновения, но затем снова расслабилась. Петра продолжила гладить свою подругу, это было единственное, что она могла придумать. Со временем Плантаня придвинулась и прижалась боком к девочке, и они ещё долго сидели вдвоём на обитой бархатом мраморной скамейке.

— Мы требуем, чтобы вы вернули нам наших детей!

Стефан Бетанкур исполнял возложенную на него роль лидера Человечества — всех тысячи трёхсот сорока семи человек. Не считая шести.

Принцессы Селестия и Луна вели приём в тронном зале, устроенный из необходимости и в полное нарушение протокола только лишь потому, что пятьдесят семь человек ворвались незваными в замок и, после недолгой потасовки, оказались в кольце стражи. Битва вышла короткой и почти комической: люди успели влепить несколько хороших ударов по мордам гвардейцев; гвардейцы же, в свою очередь, вели себя крайне сдержанно, усмиряя наиболее ретивых человеков. Потери состояли из одной сломанной руки (Жерар Оланд не пожелал принимать в расчёт, что у королегвардейцев есть броня и шлемы) и довольно большой и красивой вазы, вырезанной из цельного изумруда, ныне разбитой.

Чтобы избежать тюремного заключения за вандализм, Форрест Арно воззвал к подпункту Ковенанта, который предоставлял возможность пересогласования условий в случае природных катаклизмов, воин или же гражданских волнений. Подпункт был добавлен после того, как люди узнали о возвращении Луны в облике Найтмер Мун, нескольких атаках Дискорда и других подобных тревожных случаях. Потребовалось немало ухищрений, чтобы интерпретировать нападение естественного хищника в опасной магической зоне как войну, однако после нескольких часов дебатов Селестия всё-таки согласилась признать, что дети, по-видимому, изготовляли оружие, чтобы защитить себя, и что это каким-то образом могло расцениваться как "военные действия" с точки зрения людей.

Из темницы да в тронный зал, люди тут же выдвинули Бетанкура вперёд для исполнения того, ради чего они сюда и пришли: вернуть назад своих детей, плюс компенсация за причинённый ущерб, плюс личная стража под их командованием. Для защиты.

— Я совершенно не вижу, что даёт вам право выдвигать требования, мистер Бетанкур. — Селестия старалась быть терпеливой, как всегда, но факт заключался в том, что грубое появление небольшой армии безволосых обезьян неприятно взволновало её. — Вам, разумеется, известно, в каком состоянии находятся несчастные жертвы?

Причиной для штурма Кантерлотского замка послужило сообщение, отправленное в Человеческую Масаду, уведомлявшее людей об обнаружении их пропавших детей и о постигшей их беде.

— Именно поэтому мы здесь! — Стефан сглотнул и приложил ещё больше усилий, чтобы удержать эмоции в узде. — Одна девочка мертва, четверо детей обращены в камень... — Стефан почувствовал, как внутри него закипает гнев, но усмирил его. Сердитый ропот за его спиной говорил о том, что другим мужчинам и женщинам оказалось ещё труднее держать себя в руках. — ...а моя дочь жива, но находится под присмотром врачей.

— Также нас постигла трагическая утрата двух свиней, двух кур и одного очень храброго кролика. Не говоря уже о смерти Зверя Перемещателя, который на них напал.

Стефан удивлённо выпучил глаза.

— Кого волнуют свиньи и звери? У нас тут смертельно раненные люди, обращённые в камень, и... — Стефан одёрнул себя. — Мы, правящий класс людей, как определено в Ковенанте, требуем полного исцеления и возвращения наших отпрысков, равно как и компенсации за причинённый ущерб и защиты от возможных угроз в дальнейшем. Я принёс с собой список наших требований, которые мы...

Селестия перебила его, утратив желание слушать дальше:

— Полное исцеление ваших детей не покрывается нашим соглашением. Спасательные и медицинские услуги, предоставленные им, являются щедрым даром короны. У вас нет правда требовать компенсации и... — Селестия засветила рог и вырвала телекинезом список требований из рук Бетанкура. Поднеся его к лицу, она пробежала документ глазами. — ...бронированную дружину... алмазных псов... вооружённых...

Взгляд, которым Селестия окинула присутствующих, заставил всех затихнуть.

— Селестия. Принцесса Селестия. — Стефан решил, что пришло время сменить тактику. — Наши дети дороги нам, так же как они дороги любому родителю, так же как ваши подданные дороги вам. Мы лишь нижайше просим вас вернуть наших детей к жизни и направить их в наши любящие объятия. — Он, впрочем, не добился бы своего положения, забывая вовремя нажать. — Стоит ли спорить, что в столь опасном мире, каковым очевидно является Эквестрия, будет совершенно оправданно иметь стражу, ведь стража имеется и у вас, равно как и ресурсы, необходимые для её содержания. Мы просим вас, дорогая принцесса, хотя бы рассмотреть...

— Вам не нужна своя действующая армия. Это не обсуждается и, строго говоря, это входило в число вещей, от которых вы согласились отказаться, когда ваш мир ещё существовал. Ничто из случившегося не открывает этого вопроса для обсуждения. Поскольку действующей армии у вас никогда не будет — строго говоря, закон запрещает вам создавать и поддерживать действующую армию — вам совершенно точно не требуется дополнительный доход на её содержание.

Обычно широко открытые и добрые глаза Селестии сердито нахмурились.

— Кроме того, мистер Бетанкур, наш Ковенант очень и очень ясно определяет, чем является и чем не является человек, и насколько важно для вас и для других людей целиком и полностью оставаться таковыми. Я просто не понимаю, почему вы так упорно настаиваете на полном исцелении ваших детей, если, сделав это, я грубо нарушу ваши собственные требования.

Стефан Бетанкур оторопел:

— Не понимаю.

— Человеческая девочка, известная как Серафина Олланд... — Где-то в толпе Жерар Олланд издал сдавленный всхлип, обнимая перевязанную, но не вылеченную руку. — ...понесла смерть от гипотермии. Айла Драги, Эшер Брин, Мило Кэмерон и Оливер Закс получили травмы, не совместимые с жизнью. Они существуют в состоянии терапевтического окаменения, в состоянии стазиса за мгновения до смерти.

Это как будто бы всё объясняло.

— Мы это знаем! И я прошу вас... я умоляю, спасите их. Восстановите их тела, исцелите их! Возродите их плоть и верните Серафину к жизни! Вы говорили, что можете это сделать, когда умер Ренсселер! Вы говорили, что возрождать людей для вас не составит труда!

Стефан оглянулся на остальных людей Масады. Он делал всё, что было в его силах. Ну почему Селестия всё ещё прикидывалась дурочкой?

— "Люди — не магические существа и не должны ни при каких обстоятельствах подвергаться наложению чар, гейсов или иных форм заклинаний, а также действию чаротронных сил сверх абсолютно необходимого минимума для достижения необходимых условий и требований прохода в Эквестрию, равно как и изменению, видоизменению, переопределению, претворению, преображению, преобразованию, трансформации, трансмогрификации, понификации, мутации, а также быть заколдованы, околдованы, зачарованы, расколдованы, подвергнуты действию вуду, порчи, проклятий или заклятий иного рода, по любой причине, при любых обстоятельствах, за исключением явно оговоренных в Приложении Б и в Разделе Шесть."

Стефан Бетанкур и несколько других мужчин начали говорить одновременно с принцессой примерно с середины её речи, но она продолжала как ни в чём не бывало, как если бы они вели себя пристойно. Затем Селестия смолкла и подождала, пока голоса людей снова не стихнут.

— Они же дети, они всего-навсего дети! — Офелия Закс вышла вперёд, устав от того, как ведут дела мужчины. — Мой Оливер хороший ребёнок, добрый ребёнок. Он нежный и ласковый, и он всего лишь маленький мальчик. Вам бы он обязательно понравился, принцесса, я знаю. Вообще-то, он уже совсем как пони. Наверное, поэтому он так хотел стать одним из них. Пожалуйста... прошу вас... всего один раз, забудьте про соглашение, забудьте про Ковенант и... проявите к моему мальчику немного любви, немного сострадания... он... он не составлял всех этих правил, он просто бедный маленький...

Офелия стояла и плакала, даже не пытаясь спрятать слёз. Всё, о чём она могла думать, это о том, как много времени она потеряла, пытаясь что-нибудь значить для Добрых Семей, вместо того, чтобы что-то значить для своего сына.

— Я очень хорошо знаю милого Оливера, миссис Закс. — Всякая суровость испарилась с лица Селестии, и теперь только доброта лучилась из её глаз. — Я провела шесть земных месяцев рядом с каждым из детей Добрых Семей, так же как с каждым из вас. Я не показывала им того, что показывала вам, взрослым. Я с трепетом и любовью относилась к каждому из них, и мне тоже очень и очень дорог малыш Оливер.

Офелия Закс утёрла глаза и нос рукавом. Ей было уже глубоко плевать, что о ней подумают.

— Тогда... спасите его. Спасите их всех, прошу вас!

— Я не могу.

Ещё никогда никто из людей не видел Селестию такой опечаленной.

— Это какой-то бред! — Луиджи Драги, отец Айлы, погрозил принцессе кулаком. — Вы переделали нас! Вы сказали, что можете вернуть Ренсселера, только он сразу же снова умрёт, потому что слишком стар. Наши дети не старые! У вас есть сила!

— У меня есть сила, но нет власти. Неужели мне нужно цитировать вам каждый мельчайший фрагмент Ковенанта, касающуюся нашего дела? Вы сами связали мне копыта. Чтобы возродить их, чтобы вернуть Серафину к жизни, потребуется не просто магия, но изменения. Мне придётся нарушить естественный ход человеческого существования, так щепетильно сформулированный вами, чтобы суметь их спасти. Только тот факт, что единороги Королевского Корпуса действовали без консультации со мной, сохранил им до поры жизнь. В соответствии с положениями Ковенанта, Королевский Корпус мог лишь транспортировать их тела, и даже это без использования телепортации. — Селестия слегка покачала головой. — Комет Тейл ждёт серьёзный разговор на эту тему, могу вас заверить.

— Я взываю к Разделу Шесть! — К потрясению всех людей, это говорил Сергей Брендальторпе Брин. — Репаративная трансформация в эквестрийскую форму!

— Сергей? — Стефан не верил своим ушам. Никто так не противился понификации, как Брин. Даже его собственной жене, Лилиане, трудно было бы потягаться с Сергеем в презрении ко всему эквестрийскому.

Лицо Сергея было лишено эмоций.

— Он мой сын.

— Он им не будет. — Стефан отчаянно бился, чтобы протащить в Ковенант все пункты, предложенные Брином. Все самые хитроумные положения этого документа принадлежали перу Сергея.

— Иди в жопу, Бетанкур. — Брин повернулся к принцессе. — Это ведь было твоим козырем. Они достигают совершеннолетия — им позволяется решать за себя. Так тому и быть. Все они так отчаянно хотели стать пони, что сбежали от нас и... вот что получилось. Хорошо. Ты победила. Давай, надругайся над человеческой природой. Пусть мой малец живёт жеребцом. Раздел Шесть. Я даю своё согласие.

Как оказалось, люди ошибались. Селестия могла выглядеть ещё печальнее.

— Ваше согласие не имеет значения. В шестом разделе чётко говорится, что после наступления совершеннолетия любой человек может просить о репаративной понификации. Эшер Брин не достиг указанного в контракте возраста.

Возраст был определён в восемнадцать лет. Эшеру было только двенадцать. Лицо Сергея Брина побагровело.

— И ТЫ ПОЗВОЛИШЬ ИМ ПРОСТО УМЕРЕТЬ? И ВСЁ? В этом ведь и был весь смысл, ты, вонючая понячья сука, это всё твоя месть за Ковенант, так? Ты бы могла что-нибудь сделать, но ты не будешь, чтобы преподать нам урок! Ты будешь следовать этой дрянной бумажке до последнего слова, будешь просто сидеть с самодовольным видом, зная, что мы вздрючили сами себя, ведь так, так? Ты ради этого всё затеяла, ты...

Внезапно Брин упал на колени и начал бить кулаком в мраморный пол, вымещая на безучастном камне свою бессильную злость и ужас.

— Это неправда, мистер Брин. Я следую Ковенанту, потому что это наш контракт. Это обещание, а я всегда исполняю свои обещания, несмотря ни на что. Нарушение обещаний ведёт только к хаосу и раздору, а я превыше всего...

Луна, принцесса ночи, нежданно и негаданно перебила свою сестру. Лицо тёмной правительницы выглядело недовольным:

— Мы желаем говорить с тобою, сестра, немедля и с глазу на глаз.

— Твой дух объят желаньем мести и тем стал глух ко всякому участью! Трижды будь проклят твой драгоценнейший компакт! К любви и доброте должно лежать твоё сердце, а вовсе не к мелочным отместкам за дерзости детей! Стыдно мне, дорогая сестра, быть сродницей тому, кто чтит букву закона превыше его желанного и пользительного духа! — Говоря это, лунная принцесса мерила шагами покои, в которые они удалились с сестрой. Её эфемерный хвост вился за ней, как сердитый дым.

— Сестра, одумайся, ты больно ранишь меня своими словами, ибо они резки и несправедливы! — Селестия умолкла на секунду, чтобы успокоиться. — Луна, дражайшая Луна, то, что я делаю, исходит не из какого-либо злорадства. Я лишь стремлюсь следовать закону, которого они сами потребовали от меня. Я пришла их спасти, а они взяли в заложники весь свой вид, чтобы добиться выгоды для себя одних. Они навязали мне Ковенант, они...

— Ты говоришь как будто уязвлённая, но если этот Ковенант так тебе претит, и если ты клянёшь его своей порухой, то пусть не будет цензором суровым он для нас обоих! Дозволь нам только разрешить это дело взамен тебя, и мы даём зарок, что в конце каждое средство найдёт своё оправданье и все шипы, что ныне язвят тебя, обратятся в бутоны, украшающие твой сад. — Луна настойчиво посмотрела в глаза сестры. — Любезный солнца лик, ты называешь себя связанной словом и писаньем, но ты не одинока в своих обещаниях. Мы тоже храним свои клятвы, данные тем самым отрокам, что ныне стоят трагически закованные в камень или же овеваются медическим вниманьем. Ужель удержишь нас, свою кровную сестру, от наших сердечных обещаний в угоду собственным угрюмым?

Глаза Селестии вспыхнули гневом:

— Ты забываешь, с чего мы начинали! Дискорд на словах и на деле правил нами, и лишь благодаря порядку этот мир был выкован из бессмысленного хаоса...

— Селестия! — Луна встала нос к носу с сестрой. — Дискорд претерпел заключённым в камень часы гораздо большие, чем наше покаянье на луне. Теперь твой злейший недруг — лишь смиренный подданный, также как мы, твоя кровная сестра. Ты цепляешься за ужасы веков давно минувших, словно перепуганный жеребёнок за материнское одеяло, знающий только прошлое, но слепый к своему же настоящему. Никакой Дискорд тебе боле не угрожает, а правосудие надлежит закалять состраданьем, иначе правый суд утратит всякий смысл и сам превратится в несгибаемый раздор.

Мы боле не обвиняем тебя в злопамятстве, но вместо этого молим: позволь твоим древним горестям развеяться, словно облако на ветру времён. Тот век — не наш век, и в этом месте, в эту эру невинные простодушные жеребята заслуживают правого суда не меньше, чем те, кто выдвигает тебе неслыханные требования. Подари им этот драгоценнейший из даров, самоё жизнь, и откликнись на их смертные мольбы стать твоими подданными, ибо одно для них неотделимо от другого.

Эти безрассудные смертные бросили вызов кошмарным ужасам, с тем лишь чтобы взыскать с нас наше обещанье претворить их в наших маленьких пони. Они ушли, презрев отца и мать, и всю свою родню, дабы найти тебя и попросить о споспешеньи. Ужель откажешь им, чтобы сохранить свой образ совершенства? В чём ценность целой вереницы холодных ненарушенных заветов пред самым малым проявленьем доброты?

Селестия, сестра, мы знаем, что твоей защитой от Дискорда была приверженность Закону. Порядок всегда был твоим утешеньем. Но состраданье стало твоим кредо задолго до того, как ты подняла щит Порядка и копьё Закона. Пусть же состраданье возобладает в тебе ещё раз, вопреки зароку, договору и слову данному. Любовь должна быть твоим наследием, а вовсе не свитки, и указы, и пыльные, гниющие бумажки.

— Быть может... может быть... — Селестия начала шагать по залу, погружённая в раздумья, — ...есть способ примирить доброту с законом. — Она порывисто развернулась и встала лицом к сестре: — Я многому научилась у этих людей. Они умны и коварны, но их нельзя недооценивать. То, как они мыслят.... всегда находят скрытый путь, незримую тропу. Они поистине неукротимы, из-за чего я не беспочвенно их опасалась и стремилась их ограничить. — Выражение на лице Луны стало до невозможности снисходительным. — Только не надо опять читать мне нотации о грифонах и алмазных псах. Разве я наконец не проявила мудрости, когда спасала людей?

Луна решила придержать язык.

— Сестра, сиятельная звезда ночи, я думаю, есть способ исполнить Ковенант по букве и всё же дать этим детям желанную ими жизнь как пони! Идём! — с этими словами Селестия развернулась и направилась прочь.

Петра стояла перед принцессами, дрожа и цепляясь за шею Плантани. Пальцы девочки зарылись в пряди золотистой гривы и слегка натягивали их, напоминая кобылке о её любимой лопоухой подруге. На глазах у неё навернулись слёзы.

— Плантаня? — Петра ждала, неуверенная, каким будет ответ.

Плантейн Эйкерс обняла девочку передними ногами.

— Ну конечно я буду здесь, когда ты проснёшься! Мы ведь теперь друзья.

Петра обняла пони в ответ.

— Да! Да, самые лучшие друзья. Спасибо тебе, Плантаня. Давай... давай всегда будем друзьями!

Петра выпустила кобылку из объятий и вышла на середину комнаты. Она встала там, вытянув руки по швам, и улыбнулась.

— Я готова, ваши величества. И... — она снова благодарно улыбнулась своей самой настоящей улыбкой сначала Луне, а потом и Селестии, — ...спасибо вам, мои принцессы.

— Не за что, моя маленькая... — рог Селестии засиял золотистым светом, — ...будущая пони.

Улыбка Петры стала ещё ярче.

— Он... Оливер... не так уж плохо выглядит. Совсем не пострадал, — сказала Офелия Закс. Последние несколько минут она провела переключаясь между кататонией и слезами.

Окаменевшая статуя стояла на массивном пьедестале, специально сотворённом Луной для мальчика. Оливер стоял выпрямившись во весь рост, высоко подняв руки и держа Айлу над головой. Каким-то образом в самый последний момент тучный, но хрупкий ребёнок сумел откуда-то призвать силы, чтобы поднять на руки тело маленькой девочки. Их поза могла бы почти показаться частью какого-то танца, когда бы не выражения кромешного ужаса и решимости на лицах. Айла смотрела сверху на своего несостоявшегося спасителя слепыми каменными глазами, наполненными одновременно страхом и благодарностью за его жертву.

Офелия Закс стала поднимать руку, чтобы прикоснуться к своему ребёнку, но тут же отдёрнула её. Она не смогла себя заставить дотронуться до него, зная, что наткнётся на холодный и бесчувственный камень.

Здесь же рядом с Айлой и Оливером стояли другие статуи, собранные в отдельных покоях замка.

Здесь была Серафина, лежащая на животе, а рядом с ней Эшер — на спине, оба заключённые в камень. Мило по-прежнему волочил за собой отказавшие ноги, в отчаянии пытаясь уползти от льда, который давно растаял.

В центре комнаты на таком же пьедестале как у остальных стояла Петра Алиса Бетанкур, всё так же улыбаясь своей самой широкой и искренней улыбкой двум принцессам — её принцессам. Её каменное лицо было твёрдым и холодным и оставалось совсем человеческим, но даже будучи сделанным из гранита, оно светилось знанием, что когда придёт нужный срок и ей исполниться восемнадцать календарных лет, она, как и все остальные, получит законное право просить репаративной понификации.

— Она победила. Эта понячья сука нас победила, — пробормотал Эндрю Кэмерон, разглядывая лицо своего окаменевшего сына.

— Нет, глупец. — Офелия потеряла всякое желание становиться частью элиты. Она уже обратилась к принцессам. Когда наступит срок, у неё будет настоящий понячий домик, готовый к приходу Оливера, и встретит его там настоящая мама-пони. — Вы сами себя победили. Вы попытались злоупотребить искренним даром любви, и пока вы не поймёте, почему этого делать было нельзя, вы так и будете качать головами, проклиная своих спасителей.

Эндрю уже хотел ответить, но удержался. Кричать на эту умалишённую не было никакого смысла. Она теперь была всё равно что простолюдинка. Завтра она станет пони — жалкой, бессмысленной скотиной.

— Ты никогда не заслуживала быть частью Добрых Семей, Закс.

Офелия наконец-то смогла положить руку на плечо Оливера. Оно оказалось холодным и твёрдым, как она и представляла, но это было не так страшно. Просто остановившееся движение. Понячья версия анабиоза. Однажды Оливер оживёт опять, теперь уже как пони и, если верить тому, что сказала ей принцесса Селестия, как кобылка, а не как жеребчик. Но это не имеет значения. Впервые за свою жизнь Офелия Закс по-настоящему понимала, что для неё важно, и это были вовсе не власть и не влияние. Её ребёнок важен, её жизнь важна, важна любовь.

— Спасибо, Эндрю. Это самое приятное, что ты когда-либо мне говорил.

И с этими словами Иссопия Гарден (Офелия уже выбрала, как будет называться, когда станет пони) повернулась и вышла из зала с окаменевшими детьми, чтобы приготовиться к завтрашнему утру. Завтра она пройдёт репаративную понификацию, каковым было её законное право в строгом соответствии с положениями Ковенанта и в частности с Разделом Шесть.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2018
"HUMAN in Equestria: A Conversion Bureau Story", Chatoyance, 2013
Перевод: Веон, 2018-2019