Автор картинки — Glimmer

Автор: Chatoyance
Перевод: Многорукий Удав
Вычитка: Веон, Hariester
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава 4
Сравнения как серенады

 

Следующие пять дней Грегория обыгрывала идею, что она подхватила какую-то болезнь, которая вызывала ужасные сны, заставляла её переживать и мешала сосредоточиться. Она предположила, что, может, съела чего-то не то, и её мама сразу ухватилась за эту мысль — она однажды где-то читала о чём-то похожем на происходящее с её дочерью.

В результате у Грегории появилось отличное прикрытие, чтобы сосредоточиться на том, как жить в новом теле, как пользоваться предметами и как справляться с делами, и всё это не выходя из дома, вдали от мира в целом. Борьба с последствиями превращения заняла её целиком, чем здорово помогла держать в узде ужас от случившегося с ней. До тех пор, пока у неё получалось приспосабливаться, Грегория чувствовала, что справится.

Она внимательно следила, как родные ведут себя с ней, пыталась разобраться, как именно работает их слепота к её превращению. Однажды вечером, во время разговора с отцом, который спросил её, как она себя чувствует и нет ли у неё каких-то эмоциональных или других проблем — у папы и вправду была отличная интуиция, — Грегория заметила, что когда он смотрит ей в глаза, то действительно встречается с ней взглядом. Он смотрел не куда-то над её головой, как делал бы, если бы видел перед собой не пони, а её прежний образ. Он опускал взгляд, чтобы взглянуть ей в лицо, тянулся рукой вниз, чтобы погладить её по голове, и совершенно не обращал внимания, что она стала вдвое ниже ростом. Физически он действовал так, словно тело пони было для неё естественным, но при этом умственно был неспособен осознать, насколько с ней всё стало по-другому — например, ему приходилось наклоняться, чтобы похлопать дочь по плечу.

Как бы ей ни было интересно узнать, можно ли как-то нарушить или полностью уничтожить эту странную иллюзию, Грегория прекрасно понимала, что это означало бы катастрофу. Вместо этого она решила быть благодарной за их слепоту и старалась не обострять обстановку. Чтобы найти решение проблемы, ей требовалось выжить, а чтобы выжить, ей нужно было, чтобы семья заботилась о ней, как и прежде. Эта слепота была, пожалуй, единственным её преимуществом во всём, что случилось.

Воспользоваться компьютером, старым, нефирменной сборки, ещё под Windows XP, оказалось не так-то просто. Сперва Грегория решила, что клавиатура и мышь для неё безнадёжно потеряны, и впала в хандру. Но однажды она смотрела с сестрой телевизор и увидела кусок сюжета про человека, парализованного из-за какой-то болезни или несчастного случая. У него была квадриплегия, паралич всех четырёх конечностей; подвижными остались только шея, голова и лицо. И удивительно, но этот человек, мальчик, прекрасно играл в компьютерные игры, пользуясь лишь щеками, ртом, шеей и зубами. И даже показывал поразительное мастерство.

Увиденное заставило Грегорию устыдиться собственной жалости к себе — раз этот мальчик так хорошо справлялся, обходясь лишь малой долей её возможностей, то она точно не имела права себя жалеть. Грегория немедленно направилась к себе в комнату и взялась осваивать компьютер, будучи пони.

Разобраться с клавиатурой оказалось довольно легко. Всего лишь взять в рот карандаш — и можно тыкать в клавиши, хотя нажать две сразу было уже сложнее. Shift ещё куда ни шло, он неплохо нажимался краем копыта, не задевая ничего вокруг, как и пробел. Ctrl-Alt-что-нибудь было, похоже, в пролёте, зато у неё получилось нажимать функциональные клавиши кромкой копыта, если наклонить его вбок. В общем, она не могла печатать быстро, но всё-таки могла, и даже с заглавными буквами. Одолев клавиатуру, Грегория сейчас же почувствовала себя сильнее и увереннее.

Управиться с мышью сперва казалось невозможным. Двигать ею было просто, изгиб корпуса очень ловко ложился в стрелку — характерной формы углубление из плотной кожи внутри копыта, — но нажимать кнопки Грегория не могла. Сперва она просто передвигала мышь, снимала с неё ногу и, придерживая краем копыта, щёлкала по кнопкам карандашом, зажатым в зубах. Получалось медленно и неудобно.

Затем, двигая мышь, Грегория случайно щёлкнула кнопкой и задумалась, как это ей удалось. Выяснилось, что складки кожи внутри стрелки достаточно упругие, чтобы давить на кнопки, если наклонять копыто влево или вправо. Поначалу это казалось трудным и получалось только время от времени, но за день лазания по интернету Грегория вполне освоилась. Мышь плотно лежала в копыте, а покачивая им, она щёлкала кнопками. А прямо перед тем как ложиться спать, до неё дошло, что если не давить на мышь так сильно, то можно крутить колёсико, просто поглаживая его.

Большую часть дня Грегория пыталась найти в интернете что-нибудь о том, что с ней стряслось. Она просматривала рассказы о превращениях, выдумки про то, как люди становились самыми разными животными и не только. Кажется, существовала целая субкультура, в которой это считалось чем-то желанным, чуть ли не фетишем. Некоторые рассказы даже напоминали её случай, но нигде не было написано ничего ни о возможности вылечиться, ни хотя бы о какой-то внятной причине явления.

Никто не рассматривал всерьёз превращение человека в другое существо, кроме самых одиозных личностей с совсем уж нелепыми сайтами, так что Грегория бросила попытки найти своих собратьев по несчастью и сосредоточилась на возможных причинах, по которым её родные не могли осознать случившуюся с ней перемену.

После множества попыток уточнить параметры поиска Грегория наткнулась на весьма убедительную идею, почему её семья не видела её как пони. Она нашла на Youtube видео, в котором несколько человек перебрасывали друг другу баскетбольный мяч. В начале ролика предлагалось подсчитать, сколько раз мяч передавали люди в белом. Она послушно принялась считать, гадая, в чём же заключается иллюзия.

К её изумлению, она совершенно не заметила человека в костюме гориллы, прошедшего через кадр. Она его просто не видела, что до крайности её ошарашило. Это казалось невозможным — и действительно, если она знала, что горилла там есть, и специально старалась её заметить, то всё получалось. Но если она честно следовала инструкции, то горилла попросту исчезала. Буквально — вот, прямо посреди комнаты проходила горилла и была при этом абсолютно невидимой.

Вернувшись к поиску, она вскоре обнаружила, что человеческий разум проявляет такую выборочную невнимательность сплошь и рядом. Оказалось, это большая проблема в медицинской диагностике — если врач смотрит снимок или результаты анализов и ищет что-то конкретное, он может пропускать совершенно очевидные вещи. Грегорию даже приободрило, что её понячий разум можно было обмануть точно так же, как человеческий, и тем же методом. Пусть она и перестала быть человеком, но всё-таки не сделалась чем-то чуждым.

Под конец она набрела ещё на одно видео с Youtube, где иллюзионисты Пенн и Теллер демонстрировали, как легко люди обманываются на классическом фокусе со стаканчиками и шариками, даже когда стаканчики абсолютно прозрачные. Не осталось никаких сомнений: разум был склонен видеть лишь то, что хотел видеть. Должно быть, именно этот феномен — только в многократно усиленном виде — использовался, чтобы сделать её облик пони невидимым для окружающих. Оставалось лишь гадать, что именно усиливало эту естественную слабость. Был ли это какой-то естественный побочный эффект превращения или всё-таки нечто сознательно спланированное?

Когда мама обнимала Грегорию или смахивала ей гриву с глаз, она попросту "считала передачи мяча". Она не видела гориллу прямо перед собой. Механизм теперь казался Грегории кристально ясным. Только вот он был сильным. Гораздо сильнее, чем в видео на Youtube. Таким сильным, словно какая-то магия.

На этом Грегория задумалась: хоть она и не верила в магию, но её ночное превращение в пони из мультфильма могло объясняться именно так. Решив, что ей стоит выяснить побольше о том, во что она превратилась, она попыталась поискать в интернете что-нибудь про "Мою маленькую пони". В следующий миг её завалило информацией.

Когда Рэйчел Присс, её подруга, пыталась заинтересовать её мультиком, она рассказывала, что у пони есть довольно большой фандом. Но Грегория и не подозревала, какое же это на самом деле преуменьшение. Пони-фандом походил скорее на религию или даже на общественное движение. Грандиозное количество материалов про пони в сети просто ошеломляло, Грегория не знала, с чего начать и на что вообще смотреть. Огромная куча информации мешала ей увидеть что-то конкретное, примерно так, как её родственники не могли увидеть, что она стала пони. Грегория решила позвонить подруге, чтобы она помогла ей с поисками.

Тут-то и выяснилось, что телефоны с сенсорными экранами для копытных бесполезны.

Но электронная почта была ей доступна, и вскоре Грегория сумела отправить Рэйчел письмо.

To: rachelpriss@gmail.com

From: gsamson@gmail.com

Subject: Мне нужна помощь с пони

Cc:

Bcc:

Attached:

Рэйчел мне очень нужна твоя помощь. можно я зайду к тебе завтра? может посидим и поговорим про пони.

грегория

Они с Рэйчел познакомились в старших классах, а потом поступили в один колледж, просто чтобы не расставаться. Рэйчел была её лучшим другом на свете. Но позже они несколько разошлись. Рэйчел полностью свихнулась на пони, ушла в них с головой. Маленькая пони то, дружбомагия это, и больше она вообще ни о чём не хотела говорить. Грегория честно постаралась проявить интерес к новой великой страсти своей подруги, но по правде говоря... это был детский мультик. Сериал для маленьких девочек, который был ей попросту скучен.

Рэйчел пыталась объяснять что-то про замечательные сюжеты и удивительный мир, про то, что создательница сериала была какой-то там великой мультипликаторшей, но по факту Грегория просто выросла из мультфильмов. Там не было ничего интересного для взрослого человека со взрослыми вкусами. Грегория даже жалела свою подругу, которая, похоже, сбежала в детство и забыла, что значит быть взрослой.

Конечно, у этого бегства имелась причина. Бойфренд Рэйчел, Рик, погиб в Афганистане на войне с террористами. Вместе с несколькими другими парнями подорвался на заминированной дороге. Рэйчел страшно переживала, и единственное, что помогло ей не сломаться, это мультик про пони. Рику он тоже нравился, и Грегория подозревала, что для Рэйчел мультфильм служил как бы связью с погибшим возлюбленным, и потому она за него так и цеплялась. Но всё равно, на её взгляд, Рэйчел зашла слишком уж далеко. Неполезно. Так сказала мама Грегории. Неполезно взрослой женщине увлекаться детскими мультиками.

Пожалуй, мама была права. Самой Грегории "Дружба это магия" уж точно пошла не на пользу.

Очень скоро на письмо пришёл ответ.

Envelope-to: GSamson@Gmail.com

DKIM-Signature: v=1; a=rsa-sha246; c=relaxed/relaxed;

d=gmail.com; s=21123013;

h=mime-version:date:message-id:subject:from:to:content-type;

bh=zVBme/yENuCR7BfY9w0T2L7c9+7FxrZUslE+7lAmNIk=;

t9CQ==

Subject: Re: Мне нужна помощь с пони

From: Рэйчел Присс <rachelpriss@gmail.com>

To: "Грегория Самсон" <gsamson@Gmail.com>

Bcc: GSamson@Gmail.com

Светлая Селестия, я не слышала о тебе целый месяц! Да! ДА! Я ОЧЕНЬ РАДА буду поговорить про пони! Я так скучала! Лучшие Друзья Навсегда! Я накормлю тебя обедом — и у меня есть один сюрприз! Приходи к полудню! Как я рада, что ты проявилась!

— твоя лучшая подруга навеки, Рэйчел (Санфлауэр Фитермэйн)

<(^,^)>

Рэйчел всегда малость хватала через край, но после смерти Рика она стала совсем уж липучей. Ещё одна причина, отчего Грегория старалась держать дистанцию между собой и подругой. Но какой бы приставучей она ни была, никто вокруг Грегории не мог знать об Эквестрии и пони больше, чем Рэйчел Присс.

Грегория решилась наконец выйти из дома во внешний мир. Завтра она в виде пони пойдёт по улице, проедет на подземке и зайдёт в гости к старой подруге Рэйчел. Она поговорит с ней о пони и выудит из неё всё что можно о том, во что она превратилась, о мире мультфильма, из которого явилось её новое тело, и вообще обо всём, что может пригодиться.

И ещё одно. Рэйчел действительно была её лучшей подругой. Изо всех людей на свете именно она первой согласилась бы поддержать Грегорию и помочь ей. Как человек и как друг Рэйчел определённо была лучше неё — и хотя Грегории это всегда было немного стыдно, до сегодняшнего вечера она никогда не чувствовала этого так ясно, так остро, так резко. До неё дошло, что так действовал её новый мозг. Мультфильм назывался "Дружба это магия", и суть его была в том, чтобы научить маленьких девочек ценить дружбу. Пони-мозг Грегории пытался изменить её, приучить дружить, улучшить её. Такое вторжение в личность растревожило Грегорию. Оно напомнило ей, что она не самый добрый человек и не самый хороший друг.

Вдруг она поняла, что Рэйчел, скорее всего, потому и залипла на мультики, что её "лучшая подруга на свете" не вытерпела, когда она стала приставучей и надоедливой из-за перевернувшей всю жизнь трагедии. При этом озарении пони-мозг немедленно взвился на дыбы и лягнул Грегорию прямо в сердце, заполнив его виной и гневом на себя. Она ужасно подвела свою подругу, и всё лишь потому, что в самый тяжёлый час с ней стало неудобно и проблемно общаться.

Да, это было плохо. Нехорошо. Но это был её выбор. Правильно она поступила или нет, но Грегория сама выбрала быть плохим другом и лгать себе, что Рейчел сама виновата, раз стала инфантильной и надоедливой. Ох, до чего же гадко это теперь звучало. Но внутри себя Грегория пыталась бороться с охватившим её ужасным стыдом, совершенно несравнимым с той слабой тенью вины, которую она успешно подавляла, будучи человеком. Огромное отвращение к себе ей не принадлежало, это её тело пони, мозг пони, в котором она оказалась, пытались взять над ней верх. Это была не она, не та Грегория, которой она себя помнила.

Заснуть было очень трудно. Грегория всё время крутилась и ворочалась, то злясь на вторжение чужеродных мыслей и чувств, то обнаруживая, что согласна с этими самыми мыслями. Поначалу её наполнял гнев, помогавший сражаться с пони-мозгом, гнев на то, что её подвергли насилию, переделали против её воли, изменили какой-то противоестественной силой. На то, что она стала жертвой вопиющей несправедливости.

Но с течением времени сопротивляться становилось всё сложнее и сложнее, потому что ей трудно было считать себя оскорблённой жертвой и злиться из-за того, что у неё отобрали способность обращаться с лучшей подругой не как с другом, а как с полезным инструментом.

Утро Грегория встретила разбитой и обессиленной. Ей казалось, что она чувствует, как с каждым днём теряет частичку себя, и хуже того, она ясно видела, что теряется именно то, что она в себе больше всего презирала и ненавидела. Она лежала на кровати и била, яростно колотила копытами по матрасу под собой, словно ребёнок, закативший истерику.

А потом она немного поплакала, перевернулась, встала на ноги и принялась соображать, что бы придумать с обувью.

──── Δ ────

Безвылазно сидя дома почти неделю, Грегория вполне обходилась без обуви. Но на улице она бы выглядела без неё как босоногая хиппи, чего ей совсем не хотелось. Более того, здесь, в Бруклине, это было бы просто опасно.

Когда она вышла из своего дома на Хинсдейл-стрит, на её задних ногах красовались неловко сидящие чёрные ботинки. Чтобы они не слетали с копыт, ей пришлось напихать туда шарфов, плотно затолкав их деревянной линейкой. Кажется, этого хватило. Мама снова сказала ей, как она рада видеть её в юбке, и не заметила, что на передних ногах Грегории не было ботинок. А ещё мама не замечала, что дочка стала вдвое ниже ростом, ходила на четвереньках, а однажды чуть не сбила хвостом с полки маленький сувенирный шарик с вьюгой. Слепота невнимания — Грегория выяснила, как она правильно называлась — была прямо-таки благословением.

По дороге в район Челси — Грегория прошла в подземку через турникет, держа карточку в зубах — она подумала, что это явление следовало бы называть, скажем, "слепота удобно-персональная", чтобы получилось подходящее сокращение, но потом забросила эту мысль. Независимо от названия, оно позволило Грегории разлечься в вагоне на всей скамейке, и никто даже не подумал на неё сесть. Оставалось только гадать, как другие пассажиры видели её раскинувшееся лошадиное тело — лежать так было несравнимо удобнее, чем сидеть неестественно прямо — как ужасно жирную женщину, занявшую два места сразу, или они вообще не могли переварить такое невероятное зрелище и просто отворачивались, не думая ни о чём.

Во время перехода на станцию Четырнадцатая Стрит (она ехала от Ливонии до Восьмой, а потом с Четырнадцатой до Седьмой), Грегория отметила, что абсолютно никто её не замечает. Самое обыкновенное дело в Нью-Йорке: не смотреть никому в глаза и не обращать внимания на трусившую куда-то золотисто-жёлтую неземную кобылку в дешёвой юбке, неуклюжих ботинках и безнадёжно скомканном топике вокруг шеи.

Для этой поездки на Манхэттен Грегория в качестве сумочки перекинула через спину пару своих старых велосипедных сумок. Они оказались на удивление удобными, хоть и здорово потрёпанными и заплесневелыми. Её новый понячий нос был от них совсем не в восторге, но для дела они годились. Грегория решила, что если они хорошо себя покажут, то она потратится на пару новых, получше, или даже купит настоящие перемётные сумки для настоящей пони — она понятия не имела, сколько времени ей ещё придётся провести в таком виде, а возможность удобно переносить вещи была одной из её самых главных проблем.

Во время второй половины поездки в подземке случилось нечто неожиданное, что заставило её задуматься. Какой-то маленький мальчик, лет двух или двух с половиной, случайно взглянул на неё, лежавшую на сиденье напротив, и уставился во все глаза. Вскоре он уже размахивал руками. Его мама заметила, что Грегория смотрит на её разволновавшегося сынишку, и виновато улыбнулась. В ответ на попытки отвлечь внимание малыша тот начал возбуждённо выкрикивать: "Лосадка! Лосадка!", отчего Грегория вздрогнула и застыла. Похоже, ребёнок видел её такой, какой она была на самом деле.

У Грегории возникло сложное чувство. С одной стороны, она получила доказательство, что не сошла с ума — ещё одно живое существо, другой человек, пусть и маленький, увидел, кем она стала, и объявил об этом вслух. Ей ничего не чудилось, это была не просто какая-то потрясающе сложная галлюцинация — Грегория действительно превратилась в пони, и наконец это кто-то заметил. Со всех остальных сторон, то, что её в принципе могли видеть, означало массу возможных опасностей.

К счастью, мнение двухлеток никого не волнует, и мама просто отошла с ним подальше, чтобы прекратить скандал. Во время поездки Грегория оказывалась рядом с другими детьми, постарше, и они ничего не замечали. Она изо всех сил пыталась понять, что такого было именно в этом малыше — возраст или какой-то другой фактор, о котором она ничего не знала? Но одно теперь было кристально ясно: слепота невнимания была не идеальной и действовала не на всех. Пусть даже исключением оказался лишь двухлетний ребёнок, для Грегории это очень много значило. Например, что если она не будет осторожна, то может выдать себя, а это почти наверняка сулило беду. Но ещё это значило, что при желании или необходимости она в принципе может убедить кого-нибудь, что превратилась в пони. А кроме того, ей стало ещё интереснее, как и почему действует эта слепота.

Выйдя из подземки, Грегория двинулась по улице к дому Рэйчел. Её подруга действительно сумела обустроить себе жизнь и съехать от родителей благодаря большой удаче, степени бакалавра-финансиста и кое-каким связям в Комиссии по ценным бумагам и биржам. Рэйчел была начинающим инспектором и зарабатывала достаточно, чтобы жить отдельно. Грегория и без нового пони-мозга понимала, что глубоко завидует подруге, но зато теперь ей стало за это стыдно.

Цоканье её передних копыт и шарканье плохо сидящих ботинок громко отдавались в коридоре. В ответ на стук копытом дверь открылась. Если Рэйчел и была в обиде на подругу за то, что та бросила её в беде, она этого никак не показала, и через миг Грегория оказалась у неё в объятиях. Рэйчел упала на колени, обвила руками шею Грегории и зарылась лицом в её золотистую шёрстку. Грегория почувствовала, как шёрстка намокает от слёз подруги, и, к собственному удивлению, уселась на ляжки, обняла Рэйчел передними ногами и тоже разревелась.

Не успев опомниться, Грегория уже призналась, как ей стыдно за то, что она бросила подругу, вымолила прощение и поклялась никогда больше так не делать и отныне и навеки быть ей самым лучшим другом. Напоследок она ещё немного поплакала, уткнувшись Рэйчел в плечо. Когда она наконец выпрямила длинную шею, отстранившись от Рэйчел, она чувствовала облегчение, искупление, счастье, грусть и изумление одновременно — пони-мозг полностью перехватил управление, намереваясь сделать её хорошей, хочет она того или нет. И где-то глубоко внутри её беспокоило, что она не в состоянии всерьёз злиться на это.

Вскоре Грегория сидела, зажав между копыт бутылку земляничной газировки — "Рэд Поп", её любимая, — и невольно улыбалась, глядя в лицо своей старой подруге. Рэйчел была невзрачной зеленоглазой блондинкой, обыкновенной почти до невидимости. Грегории, которая в виде человека была броской темноволосой девушкой с весьма неплохой по её собственному нескромному мнению фигурой, всегда нравилось ощущать себя более привлекательной, чем её довольно неприметная подруга. Теперь, впервые в жизни, она завидовала средней внешности Рэйчел.

По крайней мере, Рэйчел не была пони. Она оставалась человеком, и Грегории это болезненно напомнило о её превращении. Почему-то, сидя рядом с Рэйчел, она особенно остро чувствовала, что они теперь разных видов, острее даже, чем общаясь с родственниками.

Попивая "Рэд Поп", Рэйчел и Грегория делились новостями. Рэйчел нашла в "Дружбе это магии" что-то, что помогло ей заполнить пустоту в жизни из-за потери Рика. Он так любил этот сериал, и когда они созванивались или переписывались, она была его "маленькой Флаттершай". После его гибели Рэйчел сумела сохранить работу только потому, что мультфильм и фандом поддерживали её на плаву, позволив справиться с горем.

Рэйчел жила в фандоме очень активной жизнью. Она регулярно посещала множество сайтов, о которых Грегория никогда не слышала, и собиралась съездить на конвент. У них уже и конвенты были?.. Грегорию изумило, до какой степени разрослась вся эта понячья тусовка, пока они с Рэйчел не общались. Рэйчел довольно долго возбуждённо болтала о новом сезоне, о том, какие серии ей понравились, а какие нет, потом рассказывала о фанфиках, о любимых авторах, жанрах и поджанрах, и о вечных онлайновых драмах и скандалах.

Наконец, чуть успокоившись, Рэйчел вспомнила, что обещала её накормить, ужасно устыдилась и принялась готовить что-то вроде сандвичей.

Пока Рэйчел занималась обедом, Грегория попыталась найти способ устроиться поудобнее. Сидеть за кухонным столиком было очень некомфортно, от жёсткого сиденья у неё болели фланки. В конце концов Грегория разлеглась поперёк старого мягкого кресла с подлокотниками, и хотя она лежала на животе, её подруга ничего не сказала и вообще не обратила внимания.

Рэйчел продолжала что-то болтать о пони, эпизодах и форумных драмах, но Грегория слушала вполуха. Она обвела глазами маленькую опрятную квартирку, обставленную в стиле "Икея средней паршивости", где самой приметной деталью обстановки служил старый обшарпанный книжный шкаф. Его полки были уставлены фотографиями родственников и Рика в военной форме и без, на фоне разнообразных городских видов. Одна фотография чем-то обратила на себя внимание Грегории, но тут Рэйчел как раз подала обед.

— Ох, я надеюсь, тебе понравится. Это немного странно, я знаю, и если тебе не понравится, я обещаю, что схожу и принесу тебе пиццу из греческой пиццерии, ладно? — Рэйчел одновременно сияла от предвкушения и дрожала от волнения, она явно попыталась сделать нечто смелое — по крайней мере, для неё — и, очевидно, отчаянно надеялась, что её труды не окажутся полным провалом.

На тарелке перед Грегорией, теперь неудобно скособочившейся за столом, лежал аккуратно сделанный сандвич. Ей сразу показалось, что он выглядит знакомо — сверху на нём, приколотая зубочисткой, красовалась крупная ромашка. Потом до неё дошло: это была точная копия сандвича с ромашками и нарциссами, который Твайлайт Спаркл заказывала в одной из серий, показанных ей Рэйчел.

— Там нет нарциссов! Сценаристы ошиблись, нарциссы смертельно ядовиты. Наверное, они не изучали вопрос. Или, может, в Эквестрии растут неядовитые нарциссы. В общем, их там нет. — Рэйчел взволнованно улыбалась.

Грегория продолжала таращиться на сандвич. Он был плотно набит латуком и... ромашками. Это был ромашково-латуковый сандвич с каким-то то ли соусом, то ли майонезом, и вроде бы ещё с горчицей.

— Честное слово, ромашки вполне съедобны. Из них делают настой, а лепестки иногда кладут в салаты. И я достала органические, так что никаких пестицидов. Это безопасно, правда! — Теперь Рэйчел, кажется, очень беспокоилась.

В своей любви к "Моей маленькой пони" Рэйчел докатилась до такой одержимости, такого фанатизма, что каким-то образом решила, будто угостить кого-то сандвичем с ромашками — хорошая идея. У Грегории в голове не укладывалось, насколько надо быть чокнутой, чтобы такое выдумать. Первым её порывом было сбежать подальше от этой ненормальной. Самое время рвать все связи и драпать с воплями без оглядки.

А потом за дело взялся её пони-мозг.

Рэйчел было больно — она горевала по Рику. "Моя маленькая пони" была единственным, что заполняло пустоту в её жизни, особенно после того, как некая жёлтая кобылка её бросила. Она очень-очень старалась, чтобы приготовить настоящее — насколько возможно — эквестрийское блюдо, желая поделиться своим увлечением. Грегория почувствовала, как желание сбежать тает, сменяясь заботой о старейшей подруге.

И ещё одно.

Её живот зарычал, словно древесный волк. За всю свою новую жизнь Грегория не видела ничего более вкусного. Для её понячьих чувств это был пир, восхитительное чудо настоящей, правильной кухни. Она голодала, питаясь забрызганными кровью объедками с кошмарного стола плотоядных людей, и вот её самая лучшая, самая дорогая подруга приготовила ей этот замечательный, великолепный обед. Это было национальное понячье блюдо, и всё тело Грегории жаждало его, стремилось к нему каждым вставшим дыбом волоском в золотистой шёрстке.

Она даже притворяться не стала. Никаких копыт на столе, никакой возни с салфетками. Не успев осознать, что делает, она нырнула мордочкой в тарелку, огромными кусками лопая хлеб, и латук, и ромашки, и майонез с капелькой горчицы. Грегория пребывала в полнейшем блаженстве, лакомилась селестийским деликатесом. Пришла в себя она только обнаружив, что вылизывает тарелку своим новым длинным языком, широкими, гладкими мазками.

— Ух ты! — Рэйчел была в абсолютном восторге. — Хочешь ещё? Я сделаю, у меня ещё целая миска ромашек! Ох, вот здорово! — Она сразу же отвернулась и принялась нарезать хлеб для тостера. Рэйчел даже не притронулась к собственному сандвичу. Она думала только о том, чтобы порадовать подругу.

Грегория выпрямилась, болезненно вздрогнув из-за жёсткого сиденья, чуть передвинула круп и обнаружила, что жадно смотрит на сандвич Рэйчел на другом краю стола. "Да что ж такое?.." В душе у неё шла битва между ней прежней, какой она была раньше, и новой понячьей сущностью.

Грегория-человек сейчас уже ехала бы на подземке домой, покончив со старой дружбой, потому что она стала слишком странной и напряжной. Грегория-пони беспокоилась за подругу, сожалела о её потере, полностью прощала ей всякую эксцентричность и хотела остаться и по возможности помочь ей. А, и ещё слопать столько ромашковых сандвичей, сколько попадёт ей в копыта. Грегория допила остатки "Рэд Поп". Газировка как-то даже чересчур хорошо подходила к ромашковым сандвичам.

Рэйчел теперь напевала про себя какую-то песенку из любимого мультфильма. Что-то причудливое, кажется, про уборку зимы. Грегория снова поёрзала, чтобы не затекли фланки, и уставилась на собственное жёлтое копыто. Она слишком легко привыкала. Ей надо было приспособиться, чтобы выжить и докопаться до причины своего превращения, но её беспокоило, насколько хорошо у неё это получалось. Ей очень, очень понравился этот сандвич. Её больше не ужасал вид собственного копыта. Сегодня утром она, зажав расчёску между передних ног, попыталась уложить себе гриву, и ей понравилось то, что она видела в зеркале. Она задумалась, какая приятная и мягкая у неё шёрстка, и прекратила прихорашиваться только поймав себя на том, что причёсывает себе щёки.

Какое ей дело до того, чтобы её шёрстка была гладкой и блестящей? Она что, какая-то маффинова пони?!

Только вот она ею и являлась. Ей понемногу становилось ясно, что она не сможет отвергнуть свою пони-сущность, как бы ни пыталась. И дело не в том, что она менялась — она уже изменилась, всего за одну ночь. Она не сражалась ни с какими чужими мыслями — до неё с ужасом дошло, что она сражалась с собой. Она не могла победить, не могла просто заставить "пони" исчезнуть или загнать её куда-то в отдалённый уголок разума именно потому, что эта пони была она сама. В той же степени, что и её память о человеческой жизни. Теперь она была пони, пытавшейся притворяться человеком. Она цеплялась за то, чем перестала быть.

Нет. Нет. У неё была память. У Грегории оставалась её память, и она не тускнела, никуда не девалась. Её воспоминания о жизни человеком были ясными и чёткими. Изрядное их количество не укладывалось в её новый понячий разум, но что ж поделать. Ты — это то, что ты помнишь. Она помнила себя. Значит, внутри она всё же осталась человеком.

Теперь на её тарелке лежали сразу три ромашковых сандвича. У Грегории потекли слюнки. Под взглядом сияющей от радости Рэйчел Грегория погрузилась в понячий экстаз. Эти сладкие нежные лепестки ромашек, и горьковатые серединки, и то, как майонез и горчица сочетали их воедино, и лёгкое похрустывание латука... какое-то время Грегория не ощущала ничего, кроме довольства и счастья. Наконец она откинулась назад, насколько смогла, и рыгнула.

Это был самый лучший обед во всей её жизни.

Рэйчел покусывала собственный сандвич, найдя его далеко не таким аппетитным, как себе воображала. Грегория обнаружила перед собой новую вскрытую "Рэд Поп" и запила еду сладкой газировкой.

— Ого, Грегги, тебе действительно понравились ромашки! — Рэйчел, конечно же, удивилась: ей самой ромашки пришлись не по вкусу, а её подруга всегда была изрядной мясоедкой. Вообще, сандвичи с ромашками показались ей хорошей идеей в основном из-за восторга от того, что её подруга решила вернуться к ней и хотела поговорить про пони. Теперь же, всё обдумав, Рэйчел почувствовала, что Грегория ведёт себя как-то странно.

Грегория заметила, как её подруга внезапно выпрямилась и помотала головой.

— Рэйчел?.. Что с тобой?

Рэйчел медленно подняла глаза:

— Просто у меня... бывает иногда.

— Бывает... что? — Грегории не нравилось, насколько она уже свыклась со своим новым голосом.

— Иногда мне... — Рэйчел вроде бы боялась того, что собиралась сказать, — ...иногда мне кажется, что я вижу кое-что. Краем глаза.

— Что видишь?

Рэйчел глотнула газировки.

— Понячьи штуки.

— П... понячьи? — По спине Грегории пробежал холодок.

— Эм... угу. Но только на секунду. Всякие мелочи, когда иду по улице. И сны. У меня бывают странные сны. — Рэйчел точно боялась, причём не столько того, что с ней происходило, сколько того, чтобы признаться в этом подруге.

— Сны? Что за сны? — У Грегории ёкнуло сердце. — Постой... сны... про Селестию?

Рэйчел расширила глаза:

— Д... да. Про Селестию. Всю эту неделю. Каждую ночь один и тот же сон.

Сердце Грегории забилось с такой силой, что в ушах зашумело. Всякие штуки на краю поля зрения. Мультяшные. Сны с Селестией. Глупые мелочи, на которые никто в здравом уме не обращает внимания. Ерунда, легко объяснимая усталостью, или стрессом, или чрезмерным увлечением дурацкими мультиками. Грегория тревожно нахмурилась.

В точности то же самое происходило с ней за неделю перед тем, как она проснулась в теле пони.

 

Читать дальше

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2013
"That Indestructible Something", Chatoyance, 2013
Перевод: Многорукий Удав, август 2014