Автор: Chatoyance
Перевод: Shai-hulud_16
Вычитка: CloudRing

Оригинал

Начало

РЕКОМБИНАНТ 63

Глава седьмая: Первые шаги

Весь остаток дня Гвеннифер, Пейдж и Петрикора пытались придумать хорошее пони-имя. Слишком многие новопони, как оказалось, отнеслись к выбору имени недостаточно серьёзно — или не поняли саму идею.

— Короче. Видела я однажды земнопони… — Пейдж сунула в рот полную вилку равиоли со шпинатной начинкой в соусе маринара и стала жевать. Было решено, что если уж первый пони-завтрак случается раз в жизни, его стоит отметить особенной едой, так что Пейдж пошла и достала из холодильника самую заветную заначку, бережно хранимую как раз для такого дня — ей хотелось оставить гостье наилучшие воспоминания о «первом завтраке».

Равиоли со шпинатом им дал местный рынок. Уже почти три года земнопони заново озеленяли Землю — большинство городских крыш и балконов стали садами. Города постепенно обретали эквестрийский облик. Асфальт ломался под могучими ударами копыт и магии, улицы и парковки исчезали, уступая место зелени. Магия земных пони оживила отдельные участки умирающей Земли, залечила незначительную часть смертельных ран, нанесенных планете. В эти последние годы земля приняла множество эквестрийских растений — и среди них аналоги вымерших риса и пшеницы. И вот, однажды, некая пони принесла на рынок свои домашние равиоли, и они сразу стали местным хитом, хотя достать их было непросто. Пейдж и Петрикора опробовали и согласились, что, действительно, объеденье и лучший выбор для Первого Завтрака.

— Так вот, значит, земнопони. В людях он был механиком на грузовых аэростатах, ну и вот, он взял и назвался Клаудфиксер, вы представляете? Потому что он, видите ли, ремонтировал воздушные корабли. Во-первых: если у тебя в имени Клауд, оно просто кричит «я — пегас!». Все воздушно-погодные имена, естественно, пегасьи, потому что... они живут в небе! Ну разве я не права? — Пейдж взглянула на Петрикору, которая энергично кивала в ответ с полным ртом равиолей.

— Говоря о пегасах, а помнишь того, из Бюро? — Петрикора отпила глоток сока. — который назвал себя Шедоумеджик Визардлор? (Тенечар Тайномаг) Ради вымени Луны, он что, думает, что попал в онлайн-РПГ? Селестия! Что за пернатые мозги!

— Мммм-Ммм-ммм… — Гвен наслаждалась как никогда в жизни, она хотела присоединиться — но не могла, пришлось бы прекратить пиршество. — Мннн... У меня... в самый первый год конвертировался библиотекарь… — Гвен облизнула соус с испачканной томатом мордочки — …он стал единорогом… — Гвен проглотила и позволила себе вздохнуть. — .. как я, угу! — Она хихикнула, её всё ещё переполняла эйфория начала новой жизни — ...и он решил, что станет великим магом, так вот, он назвал себя… только послушайте… — было слишком вкусно, Гвен не смогла удержаться и облизала тарелку. Вкус соуса заставил её буквально закатить глаза. Пейдж и Петрикора терпеливо ждали продолжения. — Эм-м... простите... а, да! У него было не очень с воображением, и он назвал себя Запп Керпоу (Молнехрясь)! Серьёзно, Запп... Керпоу! Мы все пытались делать серьёзное лицо, но... бедняжка, такое тупое имя!

— О, богини! Это имя ужасно! — Петрикора отсмеялась и глотнула ещё сока — Хочешь услышать самое ужасное имя вообще, какое я только слышала?

— О, Боже! — Пейдж карикатурно закатила глаза. — Только не опять!

Петрикора ухмыльнулась и Гвен кивнула, определённо желая услышать худшее пони-имя в истории.

— Представь, значит. Земнопони. Маленького роста. Ярко-розовый, с пушистой, вьющейся гривой и розовыми глазами. Подходит ко мне и представляется, знаешь как?

— Эмм...м? — Гвен пребывала в полном гастрономическом улёте.

— Таким глубоким басом, 'Привет, народ! Я Маскл Бич (Пляжный Мускул)! Рад познакомиться!

Гвен подавилась тестом и начала кашлять, Пейдж засмеялась тоже, приглядывая только, чтобы Гвен не задохнулась, а Петрикора тихо стонала от смеха. Маскл... Бич... ох, пресвятая Луна...

Когда всё успокоилось, Гвен наконец выдавила из себя, отпиваясь водой — Видите... вот этого я боюсь! — ещё глоток. — Я не хочу прожить жизнь с таким же идиотским именем... как эти вот!

— Мы этого не допустим, любимая. — сказала Пейдж, жуя хлеб. — Как насчёт Либретто? Милое, и очень по-книжному звучит!

— Нет! Пейдж, перестань! — раздражённо ответила Петрикора — Это слово не имеет отношения ни к книгам, ни к библиотекам. Это музыкальный термин. Текстовая распечатка оперы, или что-то типа того.

— Правда? Я думала... оу. Зато красивое! — Пейдж снова куснула хлеб.

— Да, соглашусь, красивое... прости, Пейдж. — Петрикора на секунду задумалась, затем вскинула голову — Как насчёт Импримэ? Это «печатный текст» по-французски! Так аристократично, уи?

— Слишком вычурно, как мне кажется. — Гвен наконец пригубила свой напиток, холодный персиковый чай. — И я не обязана брать себе книжное имя. Вообще-то, даже не знаю, хочу ли я теперь остаться библиотекарем. Хочется что-то делать, а не только читать, как делают другие.

— И чем займёшься? — наевшаяся до отвала Пейдж сползла по стулу, положив голову на спинку.

— Да ни малейшей, мать её, идеи, клянусь двумя мирами! — Гвен засмеялась, и остальные вместе с ней. — Мне просто... зудит, понимаете? Так много новых... возможностей.

— О, я понимаю. Поверь, уж я-то понимаю. — на секунду показалось, что Петрикора сейчас заплачет.

— Наша Пет... до конверсии пару лет провела в инвалидной коляске. Она была спортсменкой. — лицо Пейдж застыло. — Скейтборд. Неудачно упала, и... Эти два года были тяжёлыми.

— И Пейдж помогла мне пройти через это. Даже когда стало окончательно ясно, что я никогда… — Петрикора наклонилась и нежно потерлась головой о Пейдж. — Но надежда внезапно пришла. В виде Эквестрии! Пейдж прикатила меня в Бюро и уступила мне свою очередь. Тогда с понячьим соком было туго и сегодняшние правила и исключения не действовали. В ту же неделю меня конвертировали. Пейдж — моя личная Селестия и Луна!

Гвен поразило внезапное понимание.

— Так вы не любительницы странного, вы просто... ох, Пейдж... Петрикора... это было...

— О, мы ещё те любительницы странного, в этом даже не сомневайся! — Пейдж поцеловала бурую пегаску и подмигнула Гвен. — Но мы и правда любим друг друга.

— Почему тебе пришлось уступать свою очередь, Пейдж, я не поняла? — Гвен пыталась слизать остаток соуса со своей мордочки.

— Это был самый первый год, как открылись Бюро, понимаешь? Хорошо тем, кто жил рядом с Сан-Франциско или Ванкувером. А в прочих местах — как повезет. Тогда в Бюро действовала конверсионная лотерея. Я выиграла, она — нет. Но мы точно знали, кому выигрыш нужнее. — Пейдж зарылась лицом в мягкую бурую шкурку Пет. Петрикора слезла со стула и обняла любимую передними ногами.

— Гвен вздохнула и почувствовала легкий укол зависти — ей бы тоже хотелось таких объятий. — Вы такие... милые. Правда-правда.

— Ах... Ну, уж ты-то быстро понибудь себе найдёшь. Поверь, ты выглядишь просто сногсшибательно! Чёрный с белым, классический шик! Как будто из старого мультфильма…

Петрикора прикрыла глаза, пытаясь что-то вспомнить.

— Пейдж... напомни, пожалуйста… мне нравился один старый мультик, он был реально чёрно-белый, его нарисовали перед малым Коллапсом до Большого коллапса? Перед Великой Депрессией, или Репрессией, как там её? Ну тогда, в общем...

Пейдж сняла голову со своей чудесной пушистой подставки и задумчиво уставилась в потолок: — Там был клоун... Клоун Коко. И Бетси Буп. Они вместе выпрыгивали из волшебной чернильницы, с этого начинался мультфильм. Только не помню название.

— Макс Флейшер? Ушки Гвен встали торчком, она чуть не захихикала, это ощущение оказалось неожиданно приятным. — Я их знаю! Они были в секции до-Коллапсных медиа. Эти мультики назывались Из чернильницы — смесь игрового кино и анимации. Хммм... давно я про них не вспоминала.

Петрикора вырвалась из объятий Пейдж и вскочила во внезапном возбуждении: -Чёрно-белые! Идеально! Я придумала тебе идеальное пони-имя! И оно не привяжет тебя к какой-то одной профессии. Просто будет супер-крутое имя, вот и всё!

Пейдж протянула руку и погладила Пет.

— Ого, она вся дрожит! Могу поспорить, это действительно хорошее имя.

Гвен едва смогла усидеть на подушке — ей предлагали стул, но она всё же выбрала подушку. — Идеальное имя, ты сказала? Давай, что у тебя на уме?

— О-о, это тааак круто! Готова? Вы обе готовы? — Петрикора размахивала хвостом от возбуждения. — Итак, ты невероятного черно-белого окраса, как в старых мультфильмах. Очень красивая, кстати. Необычная. Так что имя тебе будет... ИНКВЕЛЛ!

— Чернильница? — Гвен попыталась уложить в голове то, что ей сейчас сказали.

— Инквелл! Как в мультфильме, но ещё оно книжное! Понимаешь, это имя, оно отдаёт дань твоему прошлому, твоей профессии, но не решает за тебя, кем ты будешь! Плюс, оно подчёркивает твой классный вид — то что ты красиво раскрашена — Inked Well, как классный рисунок! И звучит красиво! — во всяком случае Петрикора несомненно так считала.
Инквелл. Хммм… — да, это хорошее имя, подумала Гвен. И для пони, которую она увидела в зеркале, имя вполне подходило. Она действительно была похожа на чёрно-белый рисунок. Буквально так, и особенно ярко выделялись чёрные глаза.

Пейдж согласно кивнула.

— С таким даже не нужна фамилия. Имени уже будет достаточно.

— Да! — кивнула Петрикора — Фамилия смажет весь эффект. Хотя... Инквелл... эм-м... ага! Квиллфезер! Инквелл Квиллфезер! Хи! Но это будет перебор, вам не кажется? — Петрикора замолчала и призадумалась. — Хотя нет, не будет. Будет круто. Беру свои слова назад. Хотя получится слишком учёно. Само по себе, имя “Инквелл” сгодится для любой профессии, да хотя бы даже для искательницы приключений. Но если добавить 'Квиллфезер', то снова исключительно библиотекарь, без вариантов. Раз ты сказала, что не хочешь себя ничем ограничивать...

— Не знаю. — прервала её Гвен — Вообще-то здорово! Всё здорово, в смысле. Это же отличное имя, разве нет? Инквелл Квиллфезер звучит как имя настоящего эксперта, вам так не кажется? И, надо признать, оно звучит аутентично, по-эквестрийски. — Гвен на секунду задумалась. — Я приму имя Инквелл прямо сейчас, а если решу и дальше заниматься книгами, или начну писать, то позже возьму и фамилию Квиллфезэр!

Она улыбнулась Петрикоре и Пейдж.

— Ну, как вам такой вариант? Можете начать называть меня Инквелл если хотите! Чёрно-белая единорожка распушила грудку и высоко подняла голову, пародируя надменную представительницу высшего класса.
Петрикора засмеялась, а Пейдж улыбнулась.

— Ну, тогда приветствуем в нашем скромное жилище, мисс Инквелл-единорог! Надеемся, еда была достойна вашего изысканного вкуса?

— О, пресвятая Селестия... ДА! — весь светский лоск сразу слетел, как только Инквелл вспомнила, каким невероятно вкусным был её Первый Завтрак. — Это было невероятно. Спасибо вам, вам обоим. Вы так добры ко мне. Вы стольким пожертвовали ради меня, старой глупышки!

— Ах, не стоит беспокойства. Это традиции нашего дома — гостя сначала надо подстрелить, а затем угостить славным завтраком! Не так ли, любовь моя? — Пейдж встала чтобы убрать тарелки в мойку.

— О... О, да. Это давний обычай! От самых наших корней! Пока пулю в бок не получишь, обедать у нас не смей. Так заведено. — Петрикора моргнула — Эй... оно рифмуется! Круто!

Всепони засмеялись, и даже те пони, что были с руками и ногами.

После ужина — больших тарелок свежего, мелко нарезанного обжаренного сена, а также овса, люцерны и кусочков банана (Любимый Петрикорой Идеальный Незлаковый Незавтрак) для пони, и Свонсоновского Репли-ужина для Пейдж (Гавайско-греческая кухня — с имитацией ягнёнка и кусочками псевдо-ананаса), единорожка Инквелл осталась в гостевой одна. У Пейдж и Петрикоры имелось множество друзей, большинство из которых уже были, или стали пони и частенько ходили в гости с ночёвкой. В конце концов подруги превратили часть квартиры в постоянную гостевую комнату. Инквелл заняла её.

Инквелл привыкала к своему новому имени и к своему новому телу. Было много странных и новых ощущений, и сейчас, оставшись в комнате одна, она только начала понимать, насколько всё изменилось.

Ей не досталось положенных в Бюро Конверсии четырнадцати дней, чтобы свыкнуться с идеей смены биологического вида. Нипони не рассказал ей, как это будет, не предупреждал её, насколько тотально и необратимо всё изменится и никогда, никогда не станет как прежде. Постконверсионная эйфория развеивалась, и до Инквелл начинало доходить — теперь она единорожка. На всю оставшуюся ей очень-очень долгую жизнь. Она больше не была человеком — и, кстати, больше не была гражданкой Земли или Мирового Правительства. Она была — официально! — подданной Эквестрии, с автоматически присвоенным дипломатическим статусом. Земля не была её родиной. Люди не были её сородичами. И это необратимо. Это было навсегда.

Инквелл ни о чём не жалела. Никаких проблем. Конверсия несомненно спасла ей жизнь — в госпитале с ней не стали бы возиться, она это точно знала. Мир всё равно погибал — рано или поздно Конверсия всё равно ждала бы её. Просто... она вдруг оказалась одна. В чужой комнате. А вся прошлая жизнь... исчезла.

Если бы это было Бюро, рядом бы спал хотя бы один, а то и два или три соседа. В Бюро следили, чтобы новопони не оставались одни, чтобы у них всегда была компания. Конверсия меняла их, новый мозг стадного существа требовал, чтобы понибудь был рядом, они постоянно нуждались в компании. Человек-Гвен не имела ничего против одиночества. Когда она была человеком, то побыть одной было здорово, можно спокойно почитать, отдохнуть от надоедливых… людей. Но пони-Инквелл было ужасно одиноко в этой комнате. Конечно, она понимала — Пейдж и Петрикора были парой, они спали вместе, жили общей жизнью — занимались сексом, наконец! Им было нужно побыть вдвоём, наедине. Она была гостьей и для неё уже и так многим пожертвовали.

И всё же, этим вечером — первым вечером пони... больше всего на свете, всем сердцем Инквелл — вчерашняя Гвен — хотела, чтобы они пришли и легли с ней рядом, или позвали её к себе. Она хотела быть частью табуна. Инквелл не помнила за собой такого с самого раннего детства, когда после страшного сна, она забиралась под одеяло между спящих родителей. Как ей хотелось пролезть в соседнюю спальню к Пейдж и Петрикоре, прямо сейчас!

Инквелл — она же привыкнет к новому имени? — беспокойно ворочалась на матрасе. Лежать на спине ей не нравилось: тело стало слишком узким по одной оси и слишком высоким по другой — человеческое с точностью до наоборот. Лежать на боку получилось намного лучше, но даже в удобной позе, подтянув на себя плед зубами и немного копытами — она ещё не умела пользоваться рогом — ей не спалось. Слишком одиноко, слишком много всего произошло… И слишком много было съедено Не-зернового Не-завтрака. Может, теперь лошадиная доза для неё и норма, но... она всё равно умудрилась объесться. Слишком уж вкусно было — Петрикора оказалась права насчёт сена (кто бы мог подумать?) но... Но вот зря она попросила добавки. Ррыг!

Сбоку от матраса, на тумбочке, лежали её носки и кеды, выстиранный, аккуратно сложенный комбинезон, её удостоверение, кредитный чип, бельё и тетрадь. Бесполезная теперь одежда всё ещё принадлежала ей, так что хозяева её вернули, чистую и выглаженную. Она не знала, сможет ли теперь воспользоваться удостоверением, и даже если бы могла — без тени сомнения, это была бы очень плохая идея. Ф.О.Ч. Охотились за ней и последнее, что ей было нужно, это чтобы Гвеннифер Бойк как-то связывали с Инквелл. Или с Инквелл Квиллфезер: она ещё не решила, будет ли брать фамилию. У многих пони были только имена. У пони не было правил насчет обязательной фамилии, как у людей. Были семейные кланы, но клан всё же не всегда тождественно равнялся семье.

Тетрадь. Чтение её всегда выручало! Чтение было жизнью Гвен — и точно лучше, чем вертеться в постели и думать только о том, как она обожралась и как ей одиноко. Инквелл перевернулась на живот. Приподнялась, опираясь на передние ноги, затем, переступив задними, встала на матрасе. Плед соскользнул с неё. Она сошла с матраса на пол, услышав цокот собственных копыт. — Свет!

Свет тут же включился. Инквелл попробовала активировать рог, но ничего не получалось, так что она просто ухватила тетрадь зубами и отнесла её на постель, где легла спиной к подушкам и уставилась на тетрадь. «А что делать: я теперь пони — хоть пока и не настоящий единорог» — подумала она и потянулась к тетради, чтобы открыть её. Её новый нос наполнял запах тетради, комнаты и каждого предмета обстановки. Однажды она прочла, что у лошадей, как у собак, чувство обоняния в двадцать тысяч раз сильнее человеческого. Сейчас Инквелл в это верила.

Она чувствовала запах той женщины — автора записей в тетради. Больше того — как бы, разные его слои, по мере того, как её запах менялся месяц за месяцем. Она чувствовала запах своего прежнего, человеческого тела. Её прошлым пахла сама тетрадь, и комбинезон, хоть, вроде бы, его и отстирали. Она чуяла, что это именно Пейдж принесла сюда комбинезон, а Петрикора ей помогала. Инквелл могла сказать, что за прошедшие годы множество раз разные люди, разные пони, а бывало что люди и пони, занимались любовью на этом матрасе. Она чуяла, где именно в этой комнате кто-то из прежних жильцов держал клетку с ручными мутакрысами, и их подстилка сыпалась на пол. Инквелл посмотрела туда, и не увидела ничего, но точно знала, где именно и что именно там было. Оно пахло домашними крысами и немного окислившимся от мочи металлом.

В этом потоке новой информации, ворвавшемся в её мозг, самое удивительное было то, что никакой из этих запахов, в общем-то, не был по-настоящему противным. Даже крысиная моча из далёкого прошлого. Инквелл — когда ещё была Гвен — не могла понять, как животные, собаки например, могут нюхать чудовищно мерзкие вещи, с их-то невероятным обонянием — и не бояться смрада. Обоняние и вкус Инквелл, очевидно, принципиально изменились — сено теперь имело такой же богатый вкус, как реплистейк, а от мысли об овсянке просто слюни текли. Подумав о банане, она чуть не прослезилась. Но при этом… даже мусорный переработчик не был противен. Не то, чтобы ей захотелось попробовать его на вкус, но её не воротило. Учитывая, насколько острыми стали её чувства, Инквелл решила поблагодарить судьбу за то, что теперь её мозг работал именно так.

Это же с ума сойти — получить обоняние в тысячу раз круче прежнего и лишиться и шанса подойти к туалету . «Пресвятая Селестия!» — подумала Инквелл, — «я же могу почувствовать запахи обеда и ужина сквозь собственное тело». И правда, она их пусть и смутно, но ощущала.

Инквелл ртом открыла тетрадь и начала её листать. Одна страница прилипла к губе, слегка пощекотала, соскальзывая. Инквелл видела как это делают другие пони — так, будто иначе и не бывает, причём то были новопони — но лично ей сейчас было жутко неудобно. Надо будет привыкать к тому что шея — это рука, а рот — это пальцы. Она подумала «а нельзя было прошить конвертированным сразу все знания о том, как быть пони?» Подумав ещё, решила что наверно, пришлось бы закладывать слишком большую программу в наноботы, или, возможно, слишком сильно изменилась бы личность. Возможно, такова цена за то, чтобы остаться собой при Конверсии — учиться быть пони постепенно, шаг за шагом.

Где она закончила? Ага, конец января, точно. Ну, значит, февраль.

Проект Буцефал — Комплекс 4 уровня нанобезопасности
15 Февраля

Оно наконец-то работает. Хоть как-то. Секрет был в том, что надо правильно перегнать «волшебную кровь» и позволить команде единорогов заняться ею.

Так мы теперь называем фиолетовую жидкость. Волшебная кровь. В своём первоначальном виде она выглядит как фиолетовая кровь и пахнет точно так же. Но после переработки и центрифугирования превращается в чистую прозрачную фиолетовую жидкость. Которая сожжёт вам руку до обугленных костей, если у вас хватит ума схватиться за колбу с ней. Она стала раз в десять мощней после фильтрации и осаждения.
Дэниелс, наш биохимик, придумал как измерять уровень т-радиации. Эта штука невидима для наших приборов, если не считать того, что она их сжигает. Его решение было изящным. Полоски живой человеческой кожи, выращенной в биореакторе, натягиваются на рамочки из неопластика очень точно выдержанных размеров. Надо поднести полоску к источнику бяки, и засечь на хронометре, когда маленький прямоугольник кожи погибнет. Сила радиации — это отношение времени к степени некроза. Результаты достаточно стабильные, и я теперь могу более точно сказать, что правильно перегнанная волшебная кровь в 10,37 раз мощнее, чем сырая.

Дэниелс пытался изучать остатки из центрифуги и ничего не понял. Они вроде как биологические, по его словам. Наверное. Под микроскопом это выглядит, как стопки миниатюрных тёмно-фиолетовых — почти чёрных — дисков, которые колеблются, как под ветром. Вечно, не останавливаясь. Это чертовски жутко. Мы запечатываем осадок в контейнеры и отправляем назад в Эквестрию. Контейнеры тщательно взвешивают, они не хотят, чтобы это нечто осталось у нас. Каждая частица материала на учёте. Оно ценнее чем... чем всё Нет ничего более ценного. Может это и в самом деле кровь волшебных существ, и они обескровили бедных тварей ради этого. Мы ничего не знаем. Это бесит.

Перегнанная волшебная кровь, теперь мы её зовём «волшебным вином», поступает к магам-единорогам на третий этаж. Там внизу целая компания реально старых, жуткого вида единорогов, носящих балахоны, драгоценности и странную обувь. Появляются и исчезают, когда захотят, через странные камни на полу. Мне сказали, что они телепортируются. Искривляя пространство и время, прыгают в Эквестрию в один момент. Или рядом с ней, а дальше пешком, как-то так.
Их работа — заряжать П-ТЭКами (Программируемыми Тауматическими Энерго-Конструктами), или попросту говоря, заклинаниями, волшебное вино. Им это очень не нравится — вроде как они совершают святотатство. Но они делают то, о чём их просят: у них приказ от обеих принцесс. Мне кажется, мы им не нравимся. Мне кажется, им вообще никто не нравится. Среди пони они на моей памяти первые такие. Особой породы.

Я уже привыкла к пони. У нас, в 12-й лаборатории работает несколько — переводчиков (и наверняка шпионов). Разноцветные, с невозможно милыми именами. А ещё вежливые, добродушные и весёлые. Невероятно дружелюбные и такие милые, что я больше не воспринимаю их как пришельцев. Честно, с ними приятней находиться рядом, чем с коллегами. Не то чтобы я жалуюсь на коллег, просто кто угодно проиграет в сравнении с существом, которое всегда доброе, всегда в хорошем настроении и всегда радо помочь — не говоря о том, что с ними просто весело.
Это то, чем мы станем, если наш проект заработает — и лично я не возражаю. Остаётся только желать, чтобы проект Буцефал превратил человечество во что-то столь же солнечное. По сравнению с ними, я и сама себе не нравлюсь.

С нами в 12-й работает четверо эквестрийцев. Двое ещё учат английский, так что я мало с ними общаюсь, а их имена не смогу выговорить даже под расстрелом. Другие двое пользуются переведёнными именами, и у них с английским очень хорошо, а один умеет ещё и по-корейски. Первый — это светло-синий пони «земного» типа, который отзывается на имя «Баттеркрим». Это ближайшее по смыслу английское слово. Другую, ту, которая знает три языка, мы зовём «Рэйндропс», из-за символа на попе. Она светло-жёлтая пегаска — так называются те, что с крыльями. Эти символы — что-то типа татуировок, и, кажется, для пони они очень важны. Похоже, они формируются из естественно окрашенные волос, где шерсть сама растёт в виде рисунка. У Рэйндропс — три капельки. У Баттеркрима — какая-то выпечка, похожая на кекс. Может они подрабатывают живой рекламой эквестрийских продуктов?

Рэйндропс иногда заходит поболтать со мной. Она живёт в маленьком городке, недалеко от столицы. Работает в погодной команде. Судя по всему, они там не просто управляют погодой, они буквально её создают. Погода у них случается не сама по себе. Наверное, можно сказать, что пони в той реальности заменяют собой силу природы. Они заставляют природу работать, а не как здесь, где природа, наоборот, формирует нас.
Рэйндропс любопытно всё, ей интересно знать всё про наш мир и про людей. Всем участникам проекта читали большую лекцию, что можно и что нельзя рассказывать эквестрийцам. Нельзя говорить про историю, про текущие события, про состояние планеты. Можно отвечать на вопросы о личной жизни, если мы согласны на них отвечать и на безобидные, вроде предпочтений в одежде, хобби, любимого цвета. Можно рассказывать в деталях про повседневную жизнь. Нам объяснили, что эмоционально пони — как очень маленькие дети, несмотря на то.что интеллектом и способностями они превосходят нас. Поэтому наше общение выглядит странно. Мы можем обсуждать самые секретнейшие детали проекта, и они схватывают на лету, как молодые талантливые учёные. Но если мы сболтнем, например, о Коллапсе — нам конец, и не только в карьерном плане.
В общем, мы среди милых, разноцветных ходячих бомб. И они в этом не виноваты. Видимо, в их мире никогда не было серьёзных войн, бедности, голода, эпидемий и глобальных финансовых кризисов. Ужасы человеческой истории им неведомы, правда о нашем мире может их глубоко ранить и повредит нашей работе. Так что мы осторожно говорим о безобидных приятностях с красивыми и добродушными пришельцами, постоянно напоминая себе о том, как им будет больно, если мы откроем им правду. Это порой самое трудное.

Итак, нам удалось заставить наномашины работать от энергии волшебного вина. Потребовалось несколько попыток, и неприветливые единороги с третьего этажа вдоволь на нас поворчали, но в конце концов наши малютки собрали человеческую почку. У нас была готовая программа сборки, оставшаяся от медицинского проекта, закрытого десятки лет назад. Проект забросили, потому что у них получилась полупрожареная орган, нашпигованный обломками наноботов. У нас всё было не так. Все до единого наноботы вышли, а почка была живой и здоровой. Поначалу, во всяком случае.
Принцип подтвердился, но уже через нескольких минут на ней стали расползаться пятнышки. Некроз. Тауматическая энергия, питавшая наноботы, проникла в ткань. Через полчаса совершенно здоровая почка превратилась в скользкий комок кровяного пудинга. Полагаю, если бы мы заставили наномашины собрать эквестрийский орган, подобного бы не случилось. Мы ждём, когда другая группа на другом конце света закончит секвенировать то, что у них там вместо ДНК. Есть надежда, что это нам как-то поможет.

Я обнаружила вот ещё что. Мы не одни такие, четыреста гордых спартанцев. Есть и другие группы, и другие комплексы по всей планете. Мы — ничтожно малая часть величайшего проекта в истории. Масштабы, размах просто не укладываются в голове. Всё человечество работает совместно над одним проектом. Слово «исторический» здесь слишком мелко.

Что за ирония — впервые в истории все люди планеты трудятся ради высшей цели, и эта цель — перестать быть людьми. Наверное, это иронично. Я не уверена. У меня плохо с чувством юмора.

* * *

Инквелл со вздохом закрыла тетрадку. Чтение не помогло, как она надеялась. Она зевнула. Предстояла долгая и одинокая ночь.

— Не спится? — спросила Пейдж в приоткрытую дверь. Инквелл оставила дверь слегка приоткрытой и Пейдж, наверное, увидела свет

— Эм-м… — Инквелл уставилась на свои новые копыта. Не хотелось признаваться, насколько невыносимо её одиночество. Но это было сильнее её. Её ушки против воли печально поникли.

— Пет чувствует, что тебе здесь плохо. Что-то связанное с понячьим стадным инстинктом. Слушай... ты полезай к нам. Это не первый раз, когда мы приглашаем гостя спать с нами. — Пейдж покраснела. — Эм... я не в этом смысле... хотя... понимаешь… — Она легонько кашлянула. — B общем, тебе сейчас очень, очень, преочень одиноко, так?

— Инквелл кивнула, но её ушки продолжали висеть. Первый раз с момента превращения она почувствовала себя голой.

— Давай, у нас тепло, и места хватит всем. И ничего тут такого. Пони — стадные существа, они не могут ночевать одни. Нипони... а, чёрт... Никто не заслуживает того, чтобы страдать от одиночества. Пожалуйста, приходи!

Петрикора просунула мордочку в щель: — Не глупи! Давай — будь уже настоящей пони! Пони сделаны для обнимашек. Иди сюда! Давай! Вот так!

Инквелл вдруг обнаружила, что она уже в их спальне, и очень постаралась не приглядываться к странным штукам на полках и на стенах вокруг. Она с благодарностью запрыгнула на кровать, очень мягкую, потому что у Пейдж было человеческое тело, и тут же её мозг затопило волной запахов. Но это были запахи счастья, безопасности и уюта. Удивительно, насколько сильным может быть отклик на запах, и как сильны пробуждённые им чувства.

Пейдж и Петрикора улеглись по бокам от неё, и ей больше не было тревожно и одиноко, и она почти сразу же счастливо уснула.

Читать далше

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2016
"Going Pony", Chatoyance, 2013
Перевод: Shai-hulud_16, январь-февраль 2022