На обложке кадр из фильма "Джонни взял ружьё"

Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Начало
Оригинал
Бюро Конверсии: Сказки Лос-Пегаса (2021-02-13)ВеонTcb-skazki-los-pegasa(2021-02-13).fb2.zipfalseСкачать FB2

Cuatro
Город в чёрном

С особой благодарностью Дальтону Трамбо

Джонни ощутил зуд в чувствительном местечке на щеке. Это была магия, теперь он умел её узнавать. Потолок надвинулся на него, и так Джонни понял, что его снова левитируют. Который это был раз: второй или уже третий? Они делали это три раза в день. Цвет мягкого свечения перед глазами подсказал ему, что это была Новая медсестра — та, которая ему больше нравилась. Обычная медсестра была ласковой — они все были такими, они не могли иначе — но Новая медсестра была особенно добра к нему. Она разговаривала с ним так, словно он был её близким другом.

Джонни парил под потолком довольно долгое время. Он был уже неплохо знаком с потолком, а изящные рисунки, сделанные из деревянной мозаики, успели стать его закадычными друзьями. Почти перед самым его носом красовалось большое изображение солнца, символ Селестии, выполненное из двух разных пород дерева. Вокруг него были раскиданы разные металлические завитки, изображавшие то ли облака, то ли ветер — было трудно сказать. Пользуясь тем, что оказался так близко к поверхности, Джонни присмотрелся и отыскал небольшой изъян — место, где металлический рисунок не совсем точно стыковался с деревянным. Это была восхитительная работа, бесподобная, но даже единороги не были безупречны. Однажды Джонни слышал, как кто-то из пони объяснял другому, как строилось это здание. Единороги занимались мелкими деталями, поскольку они могли использовать магию, чтобы придавать вещам нужную форму, как не сумел бы ни какой другой пони.

Джонни решил, что мыть его уже, наверное, закончили, так как он снова начал опускаться вниз.

— Ну вот, так намного лучше! О-о, не хотите ли смену пейзажа? Наверняка хотите. Я бы вот точно захотела на вашем месте. Можем посадить вас у окна на какое-то время, если не возражаете. Я бы не смогла всё время смотреть на один только потолок. Он, конечно, прекрасен, они очень старались, но видеть цветы, деревья и животных ведь гораздо приятней, не правда ли?

Джонни вновь поплыл по воздуху и нежно-розовое свечение снова окрасило его взгляд. Жаль, что не видно медсестру. А, его, должно быть, усадили в кресло. Он предположил, что это кресло, поскольку смотрел теперь горизонтально. Большое овальное окно, разделённое парой похожих на ветви перемычек, заполнило его взгляд. Пони любили свою натуралистическую эстетику. В этом была одна из их особенностей: всё, что они делали, было прекрасно и исполнено индивидуальности. С магией всё становилось намного проще; наверное, даже трудовые колонии были здесь похожи на дворцы. Хотя были ли у пони трудовые колонии? Нет, нет, конечно же нет. Пони никогда не превратили бы лишение свободы в индустрию. Они, наверное, даже в заключении никого не держали. Ну, если не считать... нет. Это не было заключением, пусть даже иногда так и казалось. Это была просто забота. Как и всё, что они делали.

Вид за овальным окном поразительно напоминал Землю. Здание стояло в глубине Вечнодикого леса — причудливого места, где нормальная эквестрийская физика начинала сбоить или даже полностью отказывалась работать. Это было самое похожее на Землю место, какое только можно найти в Эквестрии. Здесь погода менялась сама по себе, растения росли сами, без магии земных пони, здесь странные и ужасные существа занимались странными и ужасными делами, совсем как в диких экосистемах древней Земли. Это было единственное место, где принцессы смогли воздвигнуть купол, защищающий от смертельной магии.

Джонни мог видеть отсюда несколько деревьев, листья которых трепетали на том самом ветру, который рождался сам по себе. Никакой пегас не осмелился бы управлять здесь погодой. А за деревьями виднелся антимагический барьер, потрескивавший и искривший вдали. Только благодаря ему он и другие последние в люди могли оставаться в живых, ведь Земли уже давно не существовало. Сколько времени прошло с тех пор? Годы, несколько лет — определённо. Или десять? Теперь уже трудно было сказать. Многие годы. Многие... многие годы. И ещё столько лет впереди. О, господи милосердный... так много, много лет впереди.

— Оу-у-у... Вам правда нравится лес! Мне тоже. Я так вас понимаю. Вот! Давайте я вытру вам глаза... какая поэтическая у вас душа. Вот так, вот так...

Джонни Гочер-Ганн был сильным человеком, смелым. Человеком твёрдых слов и решительных действий. Его предки по линии Гочеров когда-то давно занимались строительством, в то время как предки по линии Ганнов приходились дальними родственниками голливудскому сценаристу доколлапсовой эпохи Джеймсу Ганну, автору романа "Убийственней мужчин", по которому потом сняли фильм "Рождённый убивать". С Голливудом Джонни связывали могучие крепкие корни, и к Лос-Анджелесу он всегда испытывал особое отношение. Лос-Анджелес был его городом, городом его семьи, и Джонни казалось, что в каком-то таинственном смысле он владеет частичкой города, а город взамен владеет частичкой его самого.

Джонни знал все исторические места. Он отыскал их по старым записям: места съёмок старых фильмов, места, где когда-то стояли знаменитые театры, или же стояли по сей день, только сменив вывеску и назначение. Он знал, где жили старые кинозвёзды, знал всю историю своего любимого города. Лос-Анджелес сам был историей, весь, до последнего закоулка: каждая звезда на тротуаре, каждая мёртвая, засохшая пальма, каждое разрушенное здание могло рассказать о чём-то своём. Здесь создавались сказания и мифы, изменившие весь мир. Здесь человечество рождало свои целлюлоидные, а затем и цифровые грёзы. Лос-Анджелес был в каждом фильме, каждом сериале, каждой сладкой мечте, упакованной и разосланной по всей планете, чтобы занять экраны бесчисленных культур. Лос-Анджелес был тайной душой Человека.

И Джонни никак не мог смириться с тем, что Лос-Анджелес теперь называют Лос-Пегасом. Это убивало его изнутри, это жгло его и терзало, как пригоршня бритвенных лезвий, приправленных соусом Чолула и брошенных в живот. Эти пони. Эти проклятые гребучие пони.

Поначалу он даже был их фанатом. Когда о пузыре в море объявили всему миру, Джонни возликовал. Это была самая настоящая научная фантастика. Чуждая вселенная, столкновение двух миров. Когда пришельцы оказались разноцветными четвероногими, смутно напоминавшими земных лошадей, стало даже лучше. Это было как в сказке вроде "Волшебника из Страны Оз". Пришельцы оказались дружелюбны, у них были фантастические способности, они пели песни и рассказывали свои истории. Что может быть лучше!

Даже когда оказалось, что чужая вселенная расширяется, Джонни не испугался — это же научная фантастика, значит в конце люди обязательно найдут выход, это лишь вопрос времени. Но когда стало ясно, что простого ответа не будет, что наука и техника оказались бессильны против чуждой расширяющейся вселенной, Джонни ухватился за мысль о космосе. Ну наконец-то, теперь-то уж человечество точно вырвется из своей колыбели и полетит к звёздам. Он мысленно возблагодарил Эквестрию за этот толчок.

Но так не случилось. У космоса никогда не было реальной коммерческой выгоды. Низкие орбиты — безусловно, но только не у космоса, не Луны и не Марса. Те, кто стоял у власти, не видели пользы в колонизации других миров, её никогда не существовало. Цена непомерно высока и сроки выхода на самоокупаемость не измерить. А теперь уже не было и нужных ресурсов. Не хватало топлива, не хватало кредитов, не хватало редких металлов, не хватало углеводородов, не хватало всего. Но даже если бы люди и построили корабли, кто бы на них улетел? Несколько сотен самых богатых и влиятельных? Космос попросту разбазарили, и было уже поздно что-либо предпринимать.

Потому что у них оставалось только семь лет. Семь лет с того момента, когда космический пузырь впервые заметили, и до того, как кроме пузыря ничего не останется и Земля исчезнет без следа. Космос оказался недосягаем.

Чуждая вселенная являлась смертельной для людей, так что люди никак не смогли бы туда перебраться. Планете грозило уничтожение, и с неё было некуда убежать. Правда, люди ещё давным-давно создали нанотехнологии, позволявшие видоизменять плоть. Надежда, однако, вскоре угасла, как только стало понятно, что микроскопические машины выделяют слишком много тепла. Они буквально поджаривали то, что пытались преобразовать. Нанотех годился только для производства товаров и еды.

Но пришельцы хотели помочь. У них было решение проблемы излишнего тепла, всё благодаря их чудесной энергии — магии. Её стали называть магией, ибо как ещё это можно было назвать? Она плевала на все законы земной физики. И её можно было применять для питания наномашин таким образом, чтобы они не выделяли тепла. При этом они ещё и работали быстрее. В мгновение ока наномашины превратились в то чудо, которым когда-то обещали стать.

Но был и один подвох, всегда и во всём есть какой-нибудь подвох. Единственным способом спасти людей было превратить их в представителей местного разумного вида из той расширяющейся вселенной. Люди должны были стать.... ими. И вот с этим Джонни Гочер-Ганн, сын Билла Гочера и Мэри Гочер, уже никак не мог согласиться. Если люди не могли остаться людьми, то это уже никакое не спасение. Ведь пони (они назывались "пони", эти пришельцы, их собственное самоназвание люди даже не могли выговорить) пони — это не человек, и никакое количество нанотеха и научной болтовни этого не изменит.

Но никто не хотел умирать, и другого ответа не ожидалось, так что Бюро в конце концов открылись, и это стало началом конца человечества. Джонни не был особенно образован, он не мог понять всех доводов, почему другую вселенную совершенно невозможно остановить при нынешнем уровне технологий, но он твёрдо считал, что им следовало бы потратить эти шесть лет на поиски решения, а не просто бросаться на первый же доступный ответ. Превращение в пришельцев не могло быть ответом, это было просто отступление перед трудностями. Слишком большие перемены в слишком короткий срок. Они просто поддались отчаянию и сдались.

Лучше уж умереть, стоя на двух ногах, чем ползти к сомнительному спасению на четвереньках.

Джонни сам не ожидал, что вступит в Фронт Освобождения Человечества. Он не был согласен с Конверсией и с Бюро, но и не желал самим пришельцам, этим "эквестрийцам", никакого вреда. Эквестрийцы — добродушный народ, совсем не злобливые, всегда вежливые и честные, иной раз себе во вред. "Новопони", как называли конвертированных людей, делили с ними все эти черты, а иногда даже добавляли сверху — как истинные новоиспечённые иммигранты, они часто больше самих эквестрийцев старались показать верность своей новой вселенной и новой нации. Конверсия была не просто сменой биологического вида, это было отречение от самого гражданства Земли и принесение клятвы верности Эквестрии. Люди принадлежали Земле и своему правительству, а пони принадлежали Эквестрии и её диархии. Такова была природа вещей. Иначе и быть не могло.

Джонни как-то раз говорил с соседом, который недавно конвертировался вместе с женой и маленькой дочкой. Однажды они встретили пегаса в парке, и это окончательно убедило их принять решение. Теперь они переезжали в новый дом, более приспособленный для их новых тел, но зашли, чтобы попрощаться.

Джонни спросил новоиспечённого единорога, который прежде являлся его соседом, что он думает о смене своего гражданства и, если уж на то пошло, религии.

— Ну, Земле-то больше нечего мне предложить. Земные правила и законы для пони по большей части бессмысленны. Но самое главное, конечно, в том, что есть Селестия и Луна!

Кажется, голубому единорогу казалось, что это каким-то образом всё объясняет. Джонни не удовольствовался таким ответом.

— Я прожил всю свою жизнь, веря во что-то только потому, что мне сказали верить. Но я видел принцесс, я ощутил, что значит по-настоящему иметь душу. Все годы моей человеческой жизни "бог" был просто словом. Но принцессы действительно существуют, и любой пони может пойти с ними поговорить. Конечно, нужно будет сначала записаться на приём, но оно и понятно — они ведь наверняка ужасно заняты.

...Плюс все новопони обязательно встретятся с принцессами в процессе конверсии! Говорят, это дар людям за то, что им приходится конвертироваться, чтобы выжить. Я просто не могу представить, чтобы кто-либо из пони когда-то предпочёл, чтобы им правили смертные пони или люди, и я не могу представить, чтобы кто-то из них согласился иметь бога на бумаге, когда можно получить двух настоящих всамделишных богинь, с которыми можно встретиться и поговорить! С настоящим ничего тягаться не может, Джонни, ни в том мире, ни в этом!

Джонни покачал головой и помахал вслед новоиспечённой понячьей семье, садившейся в запряжённую пегасами повозку, которая должна была увезти их к новому дому. Все новопони говорили что-то более-менее в этом духе, по крайней мере, насколько ему приходилось слышать. Встреча с принцессами, очевидно, так глубоко потрясала их, что это навсегда меняло их взгляд на жизнь.

Джонни посмотрел в небо и невольно задумался. Если и правда могло случиться так, чтобы небеса разверзлись и оттуда спустился Иисус, Яхве, Будда, Аллах, Зевс или ещё какое-нибудь земное божество, чтобы заявить о своём существовании, то сейчас было самое время. Настоящий конец света, если верить всем этим учёным и правительству. Пони не упоминались ни в Библии, ни в Коране, ни в какой-либо другой священной книге, о которой Джонни приходилось слыхать. Все пророки почему-то упустили Эквестрию в своих видениях будущего. Джонни подождал ещё немного, стоя на ступенях крыльца, надеясь получить какой-нибудь знак. Свет с небес или ещё что. Может быть, пони правы. Может, на Земле и правда не было никакой магии. А если в мире нет магии, то откуда же взяться богам?

В последующие недели эта мысль всё больше и больше не давала Джонни покоя. Эквестрия не просто пожирала планету, она не просто заставляла людей превращаться в пришельцев — из-за неё становилось трудно верить в человеческие ценности. Никакое правительство не сможет тягаться с двумя принцессами-богинями. Никакая священная книга не сможет соперничать с повседневными, обыденными чудесами. Трудно восхищаться Иисусом, творящим хлеба и рыбу из воздуха, когда простой единорог из соседнего кафе способен сварить яйца в парящем шаре из кипятка просто интереса ради. Само существование Эквестрии было насмешкой над каждой вехой человеческой истории, каждым человеческим достижением, каждой человеческой мыслью и творением.

О, они сказали, что хотят сохранить человеческую культуру — переведут книги и найдут способы перенести человеческую музыку и фильмы в Эквестрию. Но что выберут пони? Можно было не сомневаться, что всё, что не является милым или романтичным, добрым или красивым, будет оставлено здесь, на Земле. Да, детские мультики непременно выживут, но Джонни очень сильно сомневался, что кто-нибудь станет спасать "Крёстного отца". Человечество запомнят по "Винни-Пуху" и "Службе доставки Кики", но вот "Убить Билла" умрёт вместе с планетой. Пони просто не смогут вынести Тарантино. В них слишком много сопереживания персонажам. Они не смогут принять, что не всё можно решить просто поговорив.

По крайней мере, так Джонни полагал раньше. Сейчас... сейчас он знал, что ошибался. Очень, очень глубоко ошибался.

Настало время кормления. Джонни испытывал к кормлению смешанные чувства. С одной стороны, он предвкушал его из-за чувствительного места на языке. Кормящий Единорог старался лить жидкую смесь так, чтобы она стекала по его языку, прежде чем попасть в горло, а затем в живот, но Джонни никак не мог сообщить талантливому жеребцу, где именно на его языке находится то место, которое всё ещё чувствует. Иногда он получал вспышку вкуса, аромата, прикосновения, когда еда касалась языка в нужном месте, а иногда всё просто пролетало мимо. У Джонни было несколько мест, в которых он ещё мог что-то чувствовать. Кроме языка было ещё местечко на щеке и глаза — хотя он не мог ими вращать, он всё равно их чувствовал. И он был очень благодарен им за то, что они сделали, чтобы его глаза всё время оставались влажными, ведь сам он не мог даже моргнуть. Когда это только случилось, глаза нещадно щипало целую вечность.

В сегодняшней порции было что-то с помидорами. Джонни раньше не любил помидоры, но теперь что угодно казалось ему деликатесом. Вот! Вот ещё одна вспышка вкуса и ощущений. Ох, как хорошо. Но ещё это было больно, больно всякий раз. Не физически больно. Больно было потому, что Джонни чувствовал себя ребёнком. По крайней мере, настолько же беспомощным. Он не мог пошевелиться, не мог дёрнуть ни единым мускулом во всём своём теле. Он не мог ни моргнуть, ни повернуть глаза. Если бы на него не наложили какое-то заклинание, он даже не смог бы дышать. Но об этом позаботились, проблема была решена со всей эффективностью человеческих машин, но только на понячий лад. Магия была их технологией, и служила она им очень и очень верно.

В каком-то смысле он должен был быть благодарен. В человеческой больнице, если бы он мог её себе позволить, конечно, он бы никогда не получил такого трепетного каждодневного внимания. Его бы просто подключили к машинами и оставили одного, за исключением случаев, когда что-то действительно требовало внимания. Вряд ли кто-нибудь стал бы сажать его каждый день, чтобы он мог посмотреть на лес, или стараться лить питательную смесь по языку. В человеческой больнице его бы просто кормили через трубку, вставленную в пищевод. Но в человеческой больнице и не было единорогов, которые могли левитировать питательную смесь прямо в глотку, не вызывая рвотный рефлекс.

Конечно, аргумент был довольно спорным. Никаких человеческих больниц не было теперь и в помине, потому что не было больше Земли, причём уже очень давно. Теперь время было его врагом, думал Джонни. Время стало самым страшным врагом, с каким он когда-либо имел дело, и даже его они ему продлили. Пони считали, что совершают благо. Они не могли его вылечить, если не считать одного единственного способа, но и для этого было уже поздно, так что они сделали то, что могли. Они дали ему бо́льшую продолжительность жизни. Он сможет дожить до двухсот лет, так они ему сообщили, всё время радостно улыбаясь. Не так долго, как эквестрийцы, но всё равно дольше, чем кто-либо из людей в истории. Они были так расстроены тем, что не могут дать ему больше. Как будто он и вправду хотел лишнюю сотню лет, как будто они этим разочаровали его.

Кормление подошло к концу.

— Я от души надеюсь, что вам понравилось, мистер Гочер-Ганн! Кухонный персонал очень старается, чтобы сделать для вас всё самое вкусное. Приятного вечера и сладких вам снов!

Единорог был таким весёлым, таким дружелюбным, таким жизнерадостным. Они все были такими, настоящие маленькие ангелы, все до единого. Они старались для него изо всех сил каждый день, каждый час.

Голова единорога взорвалась звездой из розовых, красных и серых брызг и ослепительно белых осколков костей. Джонни быстрыми отточенными движениями перезарядил свой "Кимбер Валиер" двадцатого калибра и тут же взял убегающую пони на мушку. Первый выстрел угодил ей в ногу и повалил пони на землю, но, подгоняемая страхом, она не ощущала боли. Кобылка встала и попыталась ускакать на трёх здоровых ногах. Дистанция была уже слишком большой для дробовика, поэтому Джонни сменил его на свой любимый "Ругер" двести четвёртого калибра и тщательно прицелился. Пистолет рявкнул, и ярко-жёлтая пони повалилась на гравий, трясясь и дрожа, будто в задницу ей вставили вибратор.

Пока Джонни выжидал, готовый к появлению новой цели, жёлтая пони всё продолжала вибрировать. Она просто не прекращала дрожать, и Джонни уже начинало казаться, что дрожь становится всё сильнее и сильнее. Возможно, у неё начались конвульсии. Джонни не мог удержаться и то и дело поглядывал на кобылку. Та не издавала никаких звуков, если не считать шороха гравия под трясущимся телом и частых тихих вдохов, и Джонни невольно порадовался, что не может видеть её лица.

Бонэм похлопал Джонни по спине, присаживаясь рядом с ним на корточки.

— Ну, как у нас дела?

С Дальтоном Бонэмом их определили в один взвод. Джонни ему вроде бы нравился, однако чувство было не особенно взаимным. Бонэм был не самым... культурным... человеком.

— Бли-и-ин... что это у нас тут? — протянул он, заметив трясущуюся на земле пони.

— Держу пари... — начал он таким тоном, будто рассуждал о каких-то высоких материях. — Держу пари, что если засунуть в неё свой прибор, то ощущения будут просто волшебные. Понимаешь, да? Волшебные. Потому что они волшебные, типа. Ага?

Бонэм питал слабость к унижению и надругательству над своими жертвами, что было лишь одной из причин, почему Джонни не нравилась его компания. Если перед тобой поставлена задача, выполняй её чётко и без лишних движений. Вот только попробуйте сказать об этом Бонэму. Мужик уже расстёгивал ремень.

Джонни положил руку Дальтону на плечо.

— Эй, ты чего? — нахмурился Бонэм. — Можно подумать, нам тут что-то угрожает. Да я мог бы хоть прыгнуть на одну из этих козявок прям посреди одного из этих их рынков, а она бы только пищала и плакала. Вай-вай-вай! Успеешь ещё настреляться, паренёк, дай другим расслабиться!

Несколько секунд Джонни смотрел на своего товарища. Затем убрал руку.

— Вот и ладно, вернусь через пару минут. Вот будет потеха!

Джонни достал из кобуры "Ругер" и аккуратно навёл его на цель. Жёлтая пони перестала вибрировать.

— Твою ж мать! — вспылил Бонэм. — Ты испортил мою игрушку!

Он перестал кричать у себя в голове уже много часов назад. Бесполезно. Всё теперь было бесполезно. Он не мог пошевелиться, не мог ничего почувствовать. Он всё ещё видел, но не мог повернуть глаза. Теперь их хотя бы перестало щипать, о господи Иисусе, спасибо тебе за это. Пони что-то сделали, чтобы их постоянно увлажняло. Какое-то заклинание или магия. Сбоку на языке было место, которое всё время чесалось, и он ничего не мог с этим поделать. Это теперь было единственное, что он мог чувствовать, не считая глаз и ещё места на правой щеке, и оно чесалось, просто нещадно чесалось.

Мордочка нежно-бурого цвета возникла перед его глазами. Это был кто-то вроде доктора-единорога, со стетоскопом и в белом халате лабораторной породы. Выглядело это почти комично — понь в шёлковом пальто! Джонни попытался засмеяться, но ничего не получалось.

— ...эм, Джонни, верно? Да. Я здесь, чтобы объяснить вам вашу ситуацию и... Буду честен, всё довольно серьёзно. Смерть вам не угрожает, это хорошие новости. Ваше состояние стабильное, мы установили чаротронные конструкты, которые позволят вам дышать, а также позаботятся о тех функциях, которые вы не можете выполнять сами — скажем, увлажнять глаза. Так что вы совершенно точно не умрёте.

Джонни знал, что сейчас будет. Он знал, что этот доктор-новопони, вонючий предатель человеческой расы, собирается ему сказать. Зелье. Он предложит ему зелье, у этих проклятых пришельцев на всё был один ответ. Они насильно вольют в него зелье, это лишь вопрос времени. Джонни хотелось заорать, пнуть грязного выродка прямо в мерзкую морду.

— Проблема в том, что ваш мозговой ствол получил значительные повреждения в результате обширной травмы. Наши лучшие единороги проверили все ваши нервные пути и определили, что вы, как это у нас называют, "заперты". Другими словами, никакие сигналы от двигательной коры вашего мозга не могут достичь какой-либо части вашего тела. Вот почему вы не можете пошевелиться. Более того, вы также понесли урон, который отрезал вас от способности воспринимать ощущения от девяносто восьми процентов вашего тела. Если верить Майндсайт, нашему лучшему сканеру, у вас сохранились кое-какие нервные функции на языке, в глазах и с правой стороны на лице. Никакого движения, только немного чувств. Это похоже на правду?

Тупой ублюдок. Он же никак не может ему ответить.

— О, вообще-то... так, посмотрим... у вас есть ещё один... очевидно, у вас всё ещё сохранилась связь со стерноклеидомастоидом. Это мускул у вас в шее, сбоку. Слева. Но там вы, видимо, ничего не чувствуете, так что... гипотетически, вы можете им пошевелить, но не сможете почувствовать этого, что представляет собой некоторую проблему. Вы не могли бы попытаться им дёрнуть? Не беспокойтесь, наши медицинские единороги провели курс полного исцеления, по крайней мере, насколько было возможно. Есть вещи, которые мы просто не можем вылечить у человека, потому что магия будет буквально убивать те самые ткани, которые мы пытаемся лечить. Такая вот дилемма. Но вы никак себе не навредите, если попробуете, вот что я пытаюсь сказать. Вы сейчас настолько здоровы, насколько вообще возможно.

Итак, не могли бы вы попытаться им дёрнуть? Просто попытайтесь сконцентрироваться на усилии, которое нужно, чтобы повернуть шею влево. Попробуйте дотронуться головой до левого плеча. Положите голову на левое плечо, если сможете. Просто поверните голову влево... что-нибудь в таком роде.

Джонни пытался. Он старался изо всех сил. Влево. Влево. ВЛЕВО! Но ничего не получалось, если судить по выражению на морде доктора. Единорог покачал головой и пропал из поля зрения.

— Похоже, у вас нет никаких средств для общения с нами. Это проблема. Как вы могли догадаться, мы знаем, что вы там — живы и в полном сознании, так что не бойтесь, вас не порежут на органы. Мы бы в любом случае не допустили этого, даже учитывая... ваши... обстоятельства.

В последнем слове прозвучала нотка злобы. Джонни ещё никогда не слышал такого от пони.

— О, мы ненадолго остались одни. — Лицо доктора-новопони снова возникло в его поле зрения. Вид у него был не особенно дружелюбный. — Вы очень везучий человек, мистер Гочер-Ганн. Джонни, верно? Вас обнаружили в пределах четырёхминутного окна, пока ещё не начали отмирать клетки мозга. Вам повезло, что вы решили атаковать медицинскую клинику со смешанным персоналом. Я полагаю, вы и ваши... сообщники... думали, что мы — Бюро Конверсии? Что ж, вы ошибались. Мы просто клиника. Вправляем сломанные кости, помогаем молодым матерям с жеребятами. Мы — медицинская клиника, мистер Гочер-Ганн.

Лицо пони-доктора нависло над Джонни, его морда находилась в считанных сантиметрах перед носом человека. Джонни различил запах сена, булочек с корицей и кофе в его дыхании. Только сейчас он заметил, что у доктора были покрасневшие глаза и припухшие веки, как будто он недавно плакал.

— Позвольте мне кое-что рассказать вам, Джонни. Сегодняшний день был несколько трудным для меня.

Жеребец перед его лицом замолк и тяжело сглотнул. Джонни заметил, как на глазах у него блеснули слёзы.

— Моя...

Доктор снова замолк, и несколько секунд в нём как будто шла какая-то борьба. Всё его тело напряглось, челюсти плотно сжались, на голове проступили желваки.

— Моя жена, — доктором вновь овладело ледяное спокойствие, — должна была навестить меня сегодня вместе с моим братом. Мы собирались пойти обедать втроём, мы всегда так делаем по средам. Они не дошли. Очевидно, какие-то люди с винтовками, члены Освободительного Фронта, подкарауливали их за разрушенной стеной на другой стороне улицы. Они застрелили моего брата, затем разобрали мою... — лёд снова начал давать трещину, — ...мою жену на части, а потом пристрелили и её. Она была прекрасной жёлтой кобылкой... может быть, вы встречали её, Джонни? — Доктор пристально вглядывался в его неподвижные глаза, пока не уверился, что они ничего не смогут ему сказать.

Единорог снова сглотнул, явно борясь с переполнявшими его эмоциями.

— Я не знаю, кто из вас... гамадрилов... убил её, но это с тем же успехом могли быть и вы, как и любая другая падаль.

Пони-медика слегка затрясло, и это напугало Джонни до полусмерти. Даже если бы он не был парализован, он бы лежал сейчас, не смея шелохнуться, скованный этим пугающим голосом и нависающим лицом.

— Могу вас заверить, мы сделали всё, что было в наших силах. Мы даже попросили у вашего правительства "Хондропласт" и "Нейрогенезин", чтобы восстановить у вас повреждённые моторные и сенсорные функции. Но они, конечно, сказали "нет". Но мы в самом деле... просили. — Доктор перед лицом Джонни стал вдруг подчёркнуто профессионален, и это почему-то было ещё страшнее, чем когда он дрожал. — Всё ради того, чтобы позволить вам остаться...

На слове "позволить" голос доктора вновь слегка дрогнул.

— Вы не способны общаться, так что мы послали за магом-специалистом. Из тех, что владеют магией разума. Это запретная её форма, чтобы вы знали, за вычетом исключительных ситуаций. Нам пришлось получить личное разрешение Принцесс на это. — Джонни не мог взять в толк, к чему весь этот разговор. — Мозг приматов особенно чувствителен к чаротронным полям и излучениям. Нейроны первыми умирают под воздействием магии. Вот почему мы не можем вылечить ваш мозг, как могли бы сделать с любым обычным пони в вашей ситуации. Это должно быть тривиально, даже единорог-первокурсник смог бы это сделать.

Джонни хотел закричать на доктора, хотел сказать ему, куда он может засунуть свою вонючую магию и гадкое вонючее дыхание, но при всей его ярости, кипевшей внутри, Джонни не мог даже дёрнуть веком. У него не оставалось иного выбора, кроме как таращиться на этого зверя, бывшего когда-то человеком.

— Специалист будет здесь примерно через час. — Единорог-врач коснулся копытом его груди. Джонни не почувствовал этого, только на мгновение увидел краем глаза копыто, и его поле зрения слегка качнулось. — Когда она придёт, она установит прямую телепатическую связь с вашим разумом. Контакт будет продолжаться всего несколько секунд, и его нельзя будет повторить. Повреждения от чаротронного излучения накапливаются, чтобы вы знали. Она спросит вас...

Лицо пони-доктора на секунду отвернулось, пока жеребец снова боролся с эмоциями.

— ...она вас спросит, согласны ли вы... на... понификацию. Это единственное, что может теперь вас спасти, я говорю вам это как врач. Это ваша единственная надежда, и я рекомендую вам не отказываться от неё, и я уверен, что вы не откажетесь, но...

В душе доктора вновь словно бы шла какая-то ужасная битва.

— ...во мне осталось... ровно столько... человечности... — Ещё одна короткая битва прокатилась по лицу жеребца-медика. Слово "человечность" он выплюнул, словно это было самое ужасное проклятье. — ...что я почти... надеюсь... что вы... — На этом доктор снова исчез. Долгое время Джонни видел только плитки подвесного потолка и светлячковую лампу. Кажется, он слышал какие-то приглушённые рыдания. Потом удаляющийся перестук копыт.

Долгое время Джонни лежал неподвижно и в столь ужасающем одиночестве, какое раньше не смог бы вообразить. Его разум плавал в изоляции настолько невыносимой, что он начал молить о помощи, начал молиться изо всех сил, молиться так громко, как только мог, но никакой бог так и не пришёл и не ответил на его мольбы.

— Люди.

Командор Джозеф Трамбо служил командующим базы Фронта Освобождения Человечества в Торрансе. Он был внушительным человеком с густыми усами и гладко выбритой головой, бывший черносетник с очень серьёзной подготовкой.

— И я говорю это слово с уважением и как факт. Вы люди, вы сыны человечества, и самая последняя надежда, что у него осталась.

Джонни только что закончил ФОЧевскую версию учебки и теперь присутствовал на своём первом операционном митинге. Он был уверен в себе и жаждал сражаться с цветастыми тварями, разорявшими его мир.

— Правительство нам не поможет: они предали планету, переметнувшись на сторону собственных разрушителей. Вот почему я ушёл из "чёрных", вот почему я здесь. Гражданские тоже не помогут, большинство из них и сами рады сбежать в какую-нибудь весёлую страну, где резвятся пони. Отчасти это, наверное, наша вина: бедность — очень мощный стимул. Часть нашей работы — помогать простым жителям преодолевать соблазн, а другая часть — лишать их такой возможности, если их решимость дрогнет.

Ходили слухи, что Трамбо причастен к уничтожению Бюро Конверсии Сиэтла. От здания остались только пыль и пепел, и его уже не пытались восстановить.

— Мы получили информацию об открытии нового бюро, в Эль Сегундо. Что делает это бюро особенным, так это то, что оно маленькое. У нас есть сведения, указывающие, что таков их новый план в свете того, что большие бюро подвергаются атакам. Наши труды сделали большие централизованные бюро менее привлекательными, и правительство выработало концепцию сети маленьких, разбросанных повсюду бюро.

Трамбо провёл рукой по голопанели, стоявшей позади него, передвигая в поле зрения карты и фотографии разведки.

— Вот наша цель. Как видите, это будет небольшая операция, но присутствие вражеских агентов неоспоримо. — На изображении можно было видеть, как люди и пони в медицинской форме входят в здание. — Конверсионный персонал — они всегда пользуются практикующими терапевтами, как человеческими, так и вражескими, чтобы помогать конверсионному процессу. Человеческие предатели работают вместе с врагами, как вы можете видеть. Типичной стала ситуация, когда "скорая" и гражданские доставляют раненых прямо в бюро вместо госпиталей, предлагая конверсию как лекарство от всего, начиная от неизлечимых болезней и заканчивая простой простудой. Вопросы есть?

Вопросов не было.

— Хорошо. Есть добровольцы заняться этим новым бюро? Оно небольшое, хороший старт для новобранцев.

Джонни поднял руку.

Массивный жеребец ударил Бонэма по голове тяжёлым лавандовым копытом. Дальтон закрутился и полетел, как тряпичная кукла, пока не врезался в ограждение и не обмяк. Джонни успел вырубить единорога, ударив прикладом в рог. "Ругер" вырвался у него из рук, окутанный бледно-зелёным сиянием, и улетел куда-то на крышу, а "Кимбер" был пуст — его последний выстрел проделал зияющую дыру в другом единороге, выбежавшем из дверей. Единороги всегда становились их первичной целью из-за способности к магии.

Земной пони не стал дожидаться, успешно приложив Бонэма. Джонни замахнулся дробовиком, собираясь ударить эквиноида по голове, но пони оказался быстрее и как будто совсем не вымотался. Джонни услышал оглушительный хруст, когда массивные копыта жеребца встретились с его грудью, перед этим раздробив "Кимбер". Мир закружился вокруг него, как будто в замедленной промотке — небо, земля, небо, земля. От удара об брошенный Электрет Мото, припаркованный на обочине, у Джонни перехватило дыхание. Он ударился об землю и с удивлением наблюдал, как его руки и ноги безвольно падают вслед за ним, словно связка сосисок.

Джонни лежал на земле, кашляя и давясь, из глаз капали слёзы. Уже через секунду тот жеребец стоял на нём.

— ВЫ, ТВАРИ, ДУМАЕТЕ, ЧТО МЫ СОВСЕМ БЕЗЗАЩИТНЫЕ, ДА? — Глаза лавандового жеребца горели безумным огнём, а губы далеко оттянулись, обнажая зубы. — ПОЭТОМУ ВЫ, ТРУСЫ, РАССТРЕЛИВАЕТЕ НА УЛИЦАХ КОБЫЛИЦ И ЖЕРЕБЯТ? НУ ВОТ, У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ НОВОСТЬ...

Пугающе разгневанный эквестриец наконец-то остановился, чтобы перевести дух, но не потому, что сколько-нибудь утомился, размазывая по улице членов ФОЧ, а потому что для крика не осталось воздуха в лёгких.

Джонни попытался встать, чтобы вонзить пальцы в эти невероятно большие золотистые глаза, но ещё один пинок, столь быстрый, что он даже не успел его заметить, заставил его снова растянуться на пластобетоне. В следующее мгновение копыто упёрлось ему в глотку, а лиловая морда опустилась к самому его лицу.

— Вы, СВОЛОЧИ...

Джонни был искренне шокирован этим. Он ещё никогда не слышал, чтобы пони ругались, ни разу. То, что перед ним новопони, было теперь несомненно, но даже им не полагалось ругаться. После Конверсии бранные слова начинали ранить их нежные чувства. Конверсия их усмиряла. Но этот жеребец нисколько не выглядел смирным. Скорее всего потому, что Бонэм только что снёс башку его дружку-пидарасу. Джонни заворочался, пытаясь вывернуться из-под копыта.

— Ты ведь не остановишься, да? — сказал лиловый жеребец, став вдруг ужасно спокойным, как будто он был всего лишь взрослым, отчитывающим непослушного ребёнка. — Если я тебя отпущу, ты просто встанешь и снова пойдёшь убивать ни в чём не повинных пони. Если не сегодня, так завтра или послезавтра. Ты просто...

— ДА ЧТОБ ТЫ СДОХ, СРАНЫЙ УРОД!

Джонни устал слушать этого вонючего предателя расы. Надо было скорее убить его, а потом поднять Бонэма. Эти уроды не должны были представлять для них угрозы. Они буквально не могли убивать, нужно только встать и...

Копыто на шее у Джонни вдруг немного сдвинулось и навалилось с невообразимой силой. По всему его телу словно пробежал электрический разряд, через каждый нерв, от головы до кончиков пальцев. Затем всё тело окутали ужасные мурашки, словно когда затекает рука или нога, только сейчас затекло всё сразу. Мурашки прошли, и Джонни вдруг почувствовал себя абсолютно нормально, никакой боли не было.

— Что ж, убить мы вас не можем. Но мы сделаем всё, чтобы защитить тех, кто нам дорог. Ты этого не знал, а, макака? Никогда не путай доброту со слабостью, жалкий ты маленький монстр. — Жеребец вдруг улыбнулся. — Наслаждайся своей новой жизнью, — сказал он и повернулся, чтобы уйти.

Джонни понятия не имел, что этот предатель имеет в виду, но он не собирался упускать удачную возможность, когда она представлялась. Он попытался вскочить на ноги, надо было найти что-нибудь, чем можно проткнуть этого говнюка, а если не получится, то запрыгнуть ему на спину и задушить... Но ничего не произошло. Он снова попытался подняться, но ноги отказались слушаться. Руки не двигались. Что за чёрт? Может, это какое-то единорожье колдовство?

Джонни попытался перевернуться, моргнуть, открыть рот, в... вдохнуть. Он не мог дышать. Глаза начинало щипать, только он не мог ни моргнуть, ни закрыть их. Одно веко наполовину опустилось, другое было широко распахнуто. Они не двигались. Ничего не двигалось.

Лишь в этот момент Джонни заметил, что совсем ничего не чувствует. Он не чувствовал ни пальцев на ногах, ни самих ног, ни тела. Он не чувствовал шеи и головы. Он ощущал лишь отголосок бывших чувств и эхо того электрического разряда, что пронзил его тело, но и оно уже затухало. Он чувствовал ветерок на щеке, и что-то зудело на боку языка, сводя его с ума. И он не мог пошевелиться. Глаза ужасно щипало, как будто на ужасно затянувшейся игре в гляделки. Они горели, словно бы кто-то брызнул в них кислотой. Слёзы, которые постоянно текли из глаз, не могли омыть их со всех сторон, потому что веки не хотели двигаться.

Джонни чувствовал себя висящим во тьме, в каком-то кромешном аду, подвешенным за язык и за щёку. Он не мог двинуться, не мог завопить, крикнуть или заорать, разве что в своих мыслях. Весь ужас того, что, должно быть, с ним случилось, только сейчас начал до него доходить. Тот жеребец сделал это специально. Он сделал это нарочно, намеренно, с явной целью, чтобы что-то такое произошло. Это совсем не вязалось с тем, что ему говорили. Пони не могут убивать. Они не будут сопротивляться. Они будут простой мишенью, если не считать единорогов, но и они только попытаются вырвать оружие и всё...

Появились врачи. Некоторые люди, а некоторые пони. Боже, одна из этих волосатых тварей была доктором! Большинство докторов были пони. Ему в глаза светили светом, много шума, много разговоров, много криков вокруг. Джонни отчаянно хотел закрыть глаза, их щипало всё сильнее и сильнее, и не было видно никакого спасения.

Новая дневная медсестра — та, которая ему больше нравилась — снова говорила с ним. Она только что закончила его мыть, левитируя его тело в воздухе. Сегодня полёт был немного "ухабистым", и так продолжалось уже не один день. Его взгляд как бы немного покачивался, пока он плавал под потолком с инкрустированными рисунками.

— Джонни, это моя сменщица, Тендер Мёрси. — Джонни почувствовал, что его поворачивают в воздухе, мир головокружительно пронёсся перед глазами, пока он не оказался на боку. Молодая кобылка в больничном халате стояла рядом с Компассией — его новой дневной медсестрой. Она не была новой уже много лет, но он всё равно думал о ней как о новой. Сейчас она выглядела старой. Когда она успела так постареть? Может, в Эквестрии случилась какая-то эпидемия старения?

— Я ухожу на пенсию, Джонни. Простите, я знаю, вы будете по мне скучать. Я тоже буду. Джонни тут один из моих лучших подопечных, Тендер. Он очень любит смотреть на деревья, и я всегда чувствую от него такую признательность.

Нет! Она не может уйти, это нечестно! Джонни хотелось заплакать, закричать, наорать на них, но, как всегда, ничего... ничего.

Джонни снова неловко повернули и уложили на место. Неужели время пролетело так быстро? Оно совсем не казалось быстрым. Ад всегда был, всегда есть и всегда будет. Безвременье. Джонни ощущал себя плывущим в безвременьи, а плыть в безвременьи было всё равно что гореть в аду. И от криков совсем не становилось легче.

Джонни бился о пустоту, облепившую его со всех сторон. В своём воображении он всё ещё чувствовал своё тело. Ему казалось, что он покоится в каком-то тёмном и тихом озере, подвешенный к поверхности за щёку, глаза и язык. Он не мог сказать, как долго это продолжалось, но похоже было на час или, может быть, два. Трудно оценить время, когда единственное, что разбавляет зрелище белого больничного потолка, это редкая морда пони, глядящая на тебя сверху, а один раз — хмурящийся человек.

В своём уме Джонни метался, пытаясь пробить поверхность озера, в которой застряла его щека. Лучше уж было утонуть в этом тёмном ужасе внизу, погрузиться навстречу смерти, чем выносить это квази-существование. Эти пони... тот проклятый ненавистный жеребец! Этот лиловый дьявол. Это он сделал. Он сделал это намеренно.

Джонни кричал у себя в голове, но никакого звука не выходило. Он бился и ругался, но слышно было только стук копыт вдали, снующих по клинике туда-сюда, да звуки сирен и рыданий, гнева и страха. Они говорили о его команде, сплошное ФОЧ то, да убийцы это. Проклятые богомерзкие пони. Это они с ним это сделали.

В глаза ему смотрела единорожиха. Должно быть, она склонилась над ним.

— Окей, Джо-нии, верно? — У неё был иной акцент, чем у новопони. Видимо, она была уроженкой Эквестрии, приехала из-за Барьера. — Послушайте, Джо-нии. Я собира-юсь войти в ваш разум. Это ваш единственный шанс соо-бщить нам свои желания. Я не смогу сделать это больше, чем один раз, поскольку это разрушает ваш мозг. Вы должны чётко решить, чего хотите, и соо-бщить мне свои желания. Я начинаю, Джо-нии. — Единорожиха закрыла свои причудливые серебристые глаза.

Джонни охватил страх, ужас. Эти уроды прислали к нему агента для промывания мозгов из своей вселенной. Он так и знал. Вот, как они это проворачивали. Вот, как пришельцы смогли перетянуть Мироправительство на свою сторону, как они убедили учёных сдаться, как они заставили человеческие толпы отказаться от своего человекоподобия. И теперь они собирались то же самое сделать с ним.

НЕТ! Он не позволит им этого! Он будет сражаться. Со временем ФОЧ обязательно спасут его, и ему окажут нормальную медицинскую помощь, а не этот фарс с выпрашиванием лечения у правительства и отказами. Он не даст себя понифицировать! Эти мрази не обманут его таким очевидным трюком. Вымотать его, сказать, что другого выбора нет, а потом принести понячий сок. Вот как они делают это, но Джонни не был таким идиотом.

Глубоко внутри своего разума Джонни больше не был один. На мгновение он даже заплакал. Он был таким одиноким, таким потерянным, но теперь здесь был кто-то ещё, что-то помимо тёмной и одинокой пустоты. Он сам не осознавал, насколько ужасно, насколько мучительно быть таким одиноким, вплоть до этого самого момента, когда он уже не был один. Здесь рядом с ним был чей-то разум, и от него исходило тепло, ласка, доброта, словно от давно потерянной матери, которая наконец-то нашла своё дитя. Джонни почувствовал, как другой разум охватывает его бережными и чуткими объятиями, и снова ощутил себя полностью живым.

— Джо-нии, согласны ли вы на понификацию? Согласны ли вы стать пони, чтобы спасти вас?

Это была единорожиха. Эквестрийская однорогая ведьма влезла в его мозг, как и обещала. Джонни отпрянул в гневе.

— ПОШЛА НА...Й, ТВАРЬ! Я ЛУЧШЕ СДОХНУ, ЧЕМ ПОДДАМСЯ НА ВАШИ УГОВОРЫ! УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ НА...Й!

— Джо-нии! Поймите, что по законам Земли и указу самих принцесс мы не можем спасти вас, если вы не согласитесь. В этом весь смысл этого контакта. Мы обязаны уважать ваше решение. То, что вы скажете, станет вашей судьбой. Мы не решимся снова устанавливать контакт. Хорошо подумайте, Джо-нии с Земли. Ваше состояние очень серьёзное, и нет ни...

Джонни решил, что услышал достаточно. Он не собирался терпеть промывку мозгов. Ярость и упоение боя были ещё свежи в его памяти.

— СЛУШАЙ СЮДА, ВЕДЬМА! — закричал Джонни изо всех мысленных сил. — КАТИСЬ К ЧЁРТУ. УЙДИ ОТ МЕНЯ! УЙДИ ОТ МЕНЯ! УЙДИ ОТ МЕНЯ!

Джонни повторял это снова и снова, каждой унцией мыслей отталкивая чужеродный разум. Когда же чужое присутствие наконец сжалось в точку, а потом и вовсе исчезло, Джонни возликовал, воображая, как подскакивает, вскинув кулак к небу.

— ДА! ДА! ВУ-ХУ-У!

Спустя какое-то время он вновь обнаружил, что лежит, глядя на плитки подвесного потолка. Где-то опять цокали копыта, но гневных выкриков стало меньше. Все понемногу успокаивались. Было слышно, как кто-то плакал: громкие, судорожные рыдания, перемежаемые голосом кого-то, кто пытался успокоить плачущего.

После бесчисленных часов, на протяжении которых он ждал, кричал, бился в глубине своего рассудка, Джонни почуял какой-то отвратительный запах. Пахло застоялой мочой и испражнениями. Должно быть, это от него. Он ничего не мог сделать. Это было ужасно. Он покричал снова, и ещё, и ещё...

Джонни ощутил, что его левитируют. Он чувствовал, как магия покалывает местечко на его щеке, которое ещё посылало ощущения в мозг. Он повисел в воздухе некоторое время, затем его снова опустили. Чей-то голос произнёс:

— Ох. И что нам с ними всеми делать? Злюки несчастные!

У него получилось. Джонни просто не мог поверить. У него действительно получилось. Его поле зрения повернулось. Только что он смотрел, как обычно, на край мозаичного символа солнца Селестии, а в следующий момент этот символ уже не был виден. Он почувствовал смещение и своим внутренним ухом тоже. Оно всё ещё действовало — он мог определять, лежит ли он сейчас, стоит или двигается. Его голова повернулась. Он всё-таки заставил тот мускул в шее дёрнуться. Тот мускул, о котором говорил доктор-единорог, он всё ещё был соединён с мозгом, пусть даже Джонни не чувствовал его. Он пробовал дёрнуть им уже очень-очень давно. Здесь просто нечем было заняться.

Его поле зрения слегка качнулось, и он услышал, как что-то глухо кокнуло, словно кокосовый орех по дереву. Его голова. Его голова, должно быть, ударилась обо что-то. Раму кровати? Какой-нибудь поручень? Джонни попробовал сделать так ещё раз. Ничего. Он пытался снова и снова. Ничего. Это была чистая случайность, что он смог найти в своём повреждённом мозге способ активировать тот мускул. Но он найдёт его снова. У него было море времени и... здесь совершенно нечего больше было делать.

Джонни неплохо навострился стучать головой. БОМ!.. БОМ! БОМ! БОМ! Он теперь мог производить звуки! А это значит... это значит, он может общаться. Наконец-то, после стольких лет, после ухода его любимой медсестры, после бесконечного смотрения на грёбаный рисунок солнца и ненавистные деревья, Джонни нашёл способ общаться!

Он уже не мог дождаться, когда появится Тендер Мёрси. Наконец-то, наконец-то он сможет вырваться из этого ужасного, невыносимого ада. О боже, боже милостивый, он будет свободен! Джонни начал рыдать внутри, плакать у себя в голове. О, господи Иисусе. О боже милостивый.

Секунды тянулись как часы, минуты — как годы. Часы обернулись вечностями, целыми эпохами, способными поколебать даже бессмертных принцесс. Ну когда уже Тендер Мёрси вернётся? Неужели его правда оставляли одного на такие бескрайние промежутки времени? Теперь, когда ему было ради чего ждать, это стало вдвойне тяжелей. Из всех на свете вещей, надежда — самая мучительная.

Наконец, после целого тягостного тысячелетия, послышался стук усталых копыт. Джонни немедленно принялся за работу. Он научился делать тихие слабые удары, а также громкие сильные. Тихие удары звучали как мягкое "там", а сильные — как звонкое "БОМ".

там БОМ БОМ там

БОМ БОМ БОМ

БОМ там

там там

там там БОМ там

там там

БОМ там БОМ там

там там

там БОМ там

там там БОМ

там БОМ БОМ БОМ

БОМ

там

Здесь Джонни подождал некоторое время, а затем продолжил:

БОМ БОМ

там

БОМ там

там БОМ там БОМ

Джонни подождал ответа. Затем повторил всю последовательность снова. И снова.

— Что это, мамочка? — раздался невдалеке детский голос. Джонни продолжал свои старания. Они должны были услышать. Должны были понять.

— Я... не знаю, Джентл Сай. Это что-то новое! Ах, как занятно!

Это была новая новая дневная медсестра — Тендер Мёрси. Должно быть, она привела дочь к себе на работу. Она предлагала это уже несколько раз, намереваясь подбодрить его и показать дочке, чем она здесь занимается.

Джонни продолжал отстукивать сообщение. Ну же, ну же, пойми, пойми. Тут всё на поверхности. Ты сможешь. Это просто, ясно, очевидно! Пожалуйста, пожалуйста, ради всего святого, просто послушай! Послушай!

— Мамочка, по-моему, тут есть какой-то ритм. Слышишь... сначала оно пам, па, па, пам, а потом пауза и пам пам пам. Слышишь?

Тендер Мёрси прислышалась. Джонни продолжал с жадным нетерпением. Она понимала, она осознавала, что это! После стольких бесконечных лет Джонни впервые чувствовал надежду, настоящую надежду.

— Да, и правда! — Единорожка довольно улыбнулась. — Это совершенно точно ритм, осмысленный ритм, и я даже знаю, что это!

Джонни мысленно расслабился, чувствуя облегчение. Наконец-то. Боже, наконец-то. Он совершил такую ошибку. Он совершил много ошибок. Он думал, что пони неспособны к насилию. Боже, как же он ошибался. Да, они не станут начинать драку, но они ещё как готовы её закончить. Только потому, что они не склонны к войне, что они запрограммированы стремиться к доброте и миру, не стоило считать, что они не станут или не смогут защищать себя. Ну конечно смогут. Только идиот мог подумать иначе, а Джонни был полным идиотом.

Они не могли убивать, эти пони, но тот лавандовый жеребец в точности знал, куда нужно нажать. Он позаботился, чтобы Джонни и его команда не представляли угрозы, чтобы они никому и никогда не причинили вреда. Он смог это сделать, потому что знал, что их спасут, ведь они напали на медицинскую клинику вместо бюро. Тот жеребец в точности знал, что нужно повредить, да так и сделал. Пони не могли убивать, но они могли применить минимум силы, чтобы остановить угрозу.

Разумеется, он никогда раньше не встречал сопротивления. Большинство людей тоже не знали, как сражаться. Сражаться тоже ещё нужно уметь. Бегство — это естественная реакция на опасность. Даже люди разбегаются, заслышав выстрелы. Разумно ожидать, что и пони станут убегать. Особенно пони, которые раньше были людьми.

Но теперь всё закончится. Всё наконец-то закончится, кошмару придёт конец. Тендер Мёрси поняла его сообщение, как он и ожидал. Точка-Тире-Тире-Точка. "Пэ".

"П-О-Н-И-Ф-И-Ц-И-Р-У-Й М-Е-Н-Я"

Он снова сможет ходить, осязать, пробовать на вкус, чувствовать ветер и влажность, тепло и холод. Он сможет смотреть по сторонам, ох, как же ему этого не хватало, просто иметь возможность посмотреть в другую сторону, о господи Иисусе, как же это ужасно — просто лежать здесь, день за днём, ночь за ночью...

— Какая чудесная мелодия! — Тендер Мёрси прямо-таки сияла, появляясь в его поле зрения. — Джонни нашёл способ играть музыку! Вы сделали это потому, что я сегодня привела дочь? Это так мило!

— Он сделал это для меня? — спросила с удивлением малышка.

— Другой причины я не вижу! О, вы так добры, Джонни. Скажи "спасибо", Джентл Сай! — Тендер была как всегда вежливой.

— Спасибо вам, Человек Джонни! — Джонни услышал, как она загарцевала, барабаня по полу. Ему всегда было любопытно, был ли этот пол простым, или на нём тоже были рисунки, как на потолке, и как он вообще выглядел.

Ну конечно, они не знают азбуки Морзе. Это же человеческое изобретение. С чего бы им её знать. Чего ради кто-то из них станет учить азбуку Морзе? Ни для его. Джонни зарыдал у себя в голове — единственном месте, где он когда-либо сможет быть. Сотни лет, бесконечных мучительных лет, и всегда живой, вечно живой, потому что пони не могут убить. О боже. Господи Иисусе.

— Спасибо вам за песенку! Пока-пока! — Малышка и её мать уцокали прочь по коридору, который Джонни не суждено было увидеть.

И он снова остался один.

 

Примечания

Рассказ является переосмыслением сюжета антивоенного романа "Джонни взял ружьё" Дальтона Трамбо.

Персонажи рассказа носят имена либо фамилии автора и главного героя оригинального романа: Джонни и Бонэм, Дальтон и Трамбо.

Имя главного героя — Джонни Гочер-Ганн — это искажённый слоган "Johnny, get your gun" ("Джонни, бери ружьё") с плаката Первой мировой войны, от которого было образовано название романа.

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2019
"The Conversion Bureau: Tales Of Los Pegasus", Chatoyance, 2012
Перевод: Веон, 2016-2019