Автор картинки — Chatoyance

Автор: Chatoyance
Перевод: Веон
Вычитка: Многорукий Удав, Айвендил
Оригинал
Бюро Конверсии: Сказки Лос-Пегаса (2021-02-13)ChatoyanceTcb-skazki-los-pegasa(2021-02-13).fb2.zipfalseСкачать FB2

Лос-Пегас — новое имя города, прежде называвшегося Лос-Анджелесом. Эквестрийский барьер уже коснулся суши и продолжает приближаться, а вместе с ним близится и День Присоединения, когда город станет частью Эквестрии. Недавно конвертированные новопони и последние из оставшихся людей — у каждого из них есть своя история, тесно переплетённая с этим решающим событием в жизни города.

 

Uno
Город в сером

Когда я впервые встретила Фиби, пони ещё не объявились. Они, наверное, уже были где-то там — все новостные ленты так и пестрили сообщениями про маленький пузырь из космоса в северном Тихом, чуть в стороне от Гаваев — он тогда, наверное, был не больше многоярусной парковки — но я ещё не успела обратить внимание. Слова "Эквестрия" ещё даже не существовало. Никто и подумать не мог, что ждёт нас в следующие два года. В море был маленький пузырь, он был из космоса, к нему собирались отправить транспортник и пару аэростатов, чтобы посмотреть. Его заметили с одного из спутников-шпионов мирокорпа.

Я тогда, конечно, не знала, что её зовут Фиби. Для меня она была просто очень, очень, очень старой леди, с пепельными, как дым, волосами, одетой опрятно, хоть и довольно старомодно, которую я встретила в мегамаркете. Она стояла прямо посреди прохода перед кассами, просто стояла там и плакала. Слёзы катились по её щекам. Руки безвольно висели и совсем не двигались. Она просто стояла там, в своём свитере, запрокинув голову, и тихо плакала.

В моём сердце просто что-то надломилось, и хотя я была там с Мики — Мишель, но мы все зовём её Мики — и она торопилась, и кроме неё некому было довезти меня домой, но несмотря на всё это, я должна была что-то сделать. Я просто не могла взять и пройти мимо старой плачущей женщины. Мики смогла, она убежала с тележкой вперёд, недовольная тем, что я за ней не иду, но... я не могла. Меня тянуло пойти вперёд, за Мики, убраться отсюда поскорее, но... там ведь была старая седая женщина, и она плакала, прямо посреди прохода.

Наверное, это было не самое мудрое решение, особенно в большом городе вроде Лос-Анджелеса. Главное правило Лос-Анджелеса... ох, да вообще любого большого города, это Держи Голову Ниже. У жизни в больших городах есть правила. Не надевай ничего ярко-красного или ярко-синего. Не верти пальцами, а то кто-нибудь подумает, что ты делаешь гангстерские знаки. Не смотри никому прямо в глаза, но гляди в оба. Но самое главное, Не Говори С Незнакомыми. Это основные правила — они древние, ещё доколлапсовые. Это просто то, как ты живёшь, прописные истины. Это всё равно что сказать "не забывай дышать" или "если услышишь выстрелы, не подходи к окнам". Просто здравый смысл. Так что подходить к плачущей женщине, стоящей посреди прохода, значило искать себе неприятности, но... блин... есть черта, понимаете? Черта, за которой ты не можешь просто взять и пройти мимо. Черта, за которой человечность становится выше всех правил. Ой, извините. Но вы понимаете, о чём я. Я должна была что-то сделать, просто обязана.

Я подошла к ней, к этой старой женщине, которую, как я потом узнала, звали Фиби, и я спросила, что у неё случилось. Наверное, мне не стоило этого делать, но вот, спросила.

"Сегодня мой день рожденья", — сказала она. И то, как она это сказала, прозвучало странно. Она произнесла эту фразу так, будто в ней был ответ на целую гору вопросов, которые я даже ещё не успела задать. Там была радость, как если бы ребёнок сказал "у меня день рожденья!", но было и горе, как будто кто-то говорит "мою кошку задавило машиной". Вот с чего всё началось. "Сегодня мой день рожденья". Просто. Вот так.

"Ну, тогда, эм, с днём рожденья!" — Это звучало как вполне логичный ответ, правда? Может, её просто никто не поздравил с днём рожденья. Может, у неё не осталось живых друзей, и ей было одиноко, может, поэтому она плакала. Старые люди могут расчувствоваться от самых разных вещей. Ну, так я подумала.

"Нет, вы не поняли". — У неё было такое странное выражение на лице, как будто она долго спала, а потом вдруг очнулась в совершенно незнакомом месте. Я помню это выражение, оно до сих пор преследует меня. — "Но внутри мне всё ещё шестнадцать".

Ну вот, подумала я, кажется, шарики за ролики заехали. Я тогда сразу подумала на Альцгеймера. Или, может, те штуки — прионы? Опухоль в мозгу, или что у них там? Но она не выглядела сумасшедшей. Её взгляд казался ясным, до ужаса ясным. "Я не понимаю", — сказала я. И я правда не понимала.

"Я знаю, что я старая". — Она подняла руку и утёрла слёзы рукавом свитера. Там было жарко, даже с кондиционером, это же ЛА, верно? Но старым людям даже в жару бывает холодно. Любят они свои свитеры. — "Сегодня мне исполнился восемьдесят один год. Вот сколько моему телу. Но в душе мне всё ещё шестнадцать. Мне всё ещё шестнадцать, и это нечестно!"

Вы знаете это чувство, когда на “весёлых горках” заезжаешь на вершину, и вот-вот начнётся спуск, так что внутри у тебя всё переворачивается? Вот что я почувствовала. Я поняла. Ох, господи Иисусе, как же я поняла. Её кости были старыми, её руки стали все морщинистые и шишковатые, её лицо превратилось в сморщенный комок погибающей плоти, ей, наверное, было больно каждую секунду, даже дышать, наверное, было немного больно, но внутри она не была старой. Я заглянула в её глаза, в эти глаза с обвисшим левым веком, и в этот момент я увидела себя в её возрасте. Она была мной. Я буду ею. В точности.

Понимаете, всю свою жизнь я следовала идее, что человеку нельзя становиться старым в душе. Нужно всегда оставаться ребёнком, чтобы в тебе всегда жила способность удивляться, сколько бы лет тебе ни исполнилось. Я сделала это своей жизненной философией, уже очень давно. Я одна из тех людей, которые вечно всех достают, потому что им обязательно нужно остановиться, чтобы поглядеть на тот удивительный камушек на земле, или стоять и смотреть, как муравьи ползут по стенке, потому что, хей, для меня во всём есть своё чудо. Лужа — это океан, а бактерии — это жизнь в нём, и как свет струится через небольшую щель, и пылинки кружатся в нём, как маленькие миры... Мне нравится разглядывать ржавчину. Скажем, на старых бамперах, и сломанных петлях, и всём таком — все эти оттенки красного и коричневого, и узоры из трещинок, и бугристые места, похожие на марсианский ландшафт... короче, суть в том, что я стараюсь сохранять в себе эту детскую способность удивляться. Это моё кредо, моя центральная... что-то там, в соответствии с чем человек живёт.

И я поняла, прямо там, прямо в тот миг, что Фиби — такая же. Она не могла сказать того, что она сказала, и не быть в точности такой же. Только ей на тот момент был восемьдесят один, а мне двадцать шесть. Она была моим будущим. На мгновенье мне даже представилось, что, может быть, она — это я, переместившаяся во времени, чтобы посетить прошлую себя. Не смотрите на меня так — я всё время представляю такие штуки, окей? Я знаю, что это просто фантазия, но это просто часть того детского ума. Я всё ещё умею воображать чудеса, и это один способов, как это проявляется, понимаете?

Её глаза опять наполнились слезами, мне нужно было что-то сделать. Я не могла просто стоять там, и не могла просто уйти. "Можно... можно вас хотя бы обнять?"

"О, было бы приятно", — сказала она очень тихо, но внутри... казалось, что смотришь на голодную собаку, которая глядит на гору еды. Объятия не были для неё чем-то просто приятным, они были для неё всем.

Я прижала её к себе, но только очень осторожно. Это было всё равно что обнимать стеклянную куклу. Она как будто сделана из крекеров, малейшее усилие — и её спина треснет с этим сухим хрустом, а потом вся она рассыпется по полу, как порванный мешок земли из отдела садовых товаров. Она заплакала ещё сильнее, уткнувшись мне в плечо, и я дала ей немного выплакаться. Я долго стояла так, ничего не говоря, да и что я могла ей на это ответить?

"Я тогда была красивой, в юности. Очень". — Я всё ещё не знала, что сказать. — "Всё это так нечестно". И это была правда, и я с ней согласилась, только ничего не могла сделать, и никто не мог.

Наконец, я выпустила её из объятий... мне пришлось, Микки стояла поодаль и кипела от нетерпения, а мне не хотелось, чтобы меня оставили добираться до дома самой)... так вот, я выпустила её из объятий, и она выглядела такой благодарной, но всё же очень и очень грустной. "Я думаю... вы правы, это нечестно. Но я считаю, что вы всё равно красивая". И я правда так считала. В тот момент я увидела её такой, какой она была, хотя, пожалуй, я скорее видела её душу, какой она была внутри, какой она должна быть, и для меня это было прекрасно. Так или иначе, она улыбнулась мне сквозь слёзы, такой грустной полуулыбкой, и я ушла. Я не хотела её оставлять, но мне нужно было идти. Микки была... как всегда Микки, так что мне просто необходимо было идти. Нам было пора на кассу, а у меня не было с собой достаточно кредитов, чтобы добраться до дома самой, и... мне было очень стыдно там её оставлять. Когда мы уходили, она всё ещё стояла там, посреди прохода, всё так же плакала, и никто ничего не делал. Даже персонал супермаркета, никто. Никто не хотел связываться, и я их понимаю. Это ведь просто здравый смысл.

А потом была Трёхдневная война, и... ну, вы сами знаете, чем это всё обернулось. Эквестрия осталась с нами надолго, у неё теперь было имя, и ничто не могло её остановить, и ничто не могло проникнуть в пузырь, и он расширялся. По новостям тогда только об этом и говорили, ничего другого просто нельзя было услышать. Пузырь то, Эквестрия это. А потом в новостях сказали, что прямо перед Трёхдневной Войной Селестия попыталась поговорить с лидерами мира, и что поэтому они сбросили бомбы. Наверное, мы никогда не узнаем, что у них там случилось, но тут, бум, Трёхдневная война. А потом всё с ног на голову. Внезапно, Принцесса Селестия наш лучший друг, и у Эквестрии полный дипломатический статус, и всюду послы, на всех экранах и на публике тоже.

А потом, почти через год после того дня, когда я впервые встретила Фиби, открылось первое Бюро. Бюро Конверсии Сан-Франциско. Помню, многие люди злились, что для него выбрали не Лос-Анджелес. Как ни крути, мы ведь почти так же близко, а ЛА просто лучший город на свете и всё тут. Но они выбрали Фриско. Видимо, из-за того, там столица всякого хайтека и есть большая правительственная база, хотя мне всегда казалось, что это главным образом из-за супербогатых шишек в Марине. Короче, Бюро открылись, и люди начали потихоньку конвертироваться, и теперь всюду стали появляться пони.

Помню, как я впервые в жизни увидела новопони. Да, я стояла с открытым ртом и пялилась, как маленький ребёнок на карнавале. Это было невежливо, я знаю, но я просто не могла остановиться. Мне потом было очень стыдно; бедняжке, наверное, стало из-за меня неловко, да я бы и сама, наверное, неловко себя чувствовала, если бы люди всё время на меня пялились, но блин, тогда это было... это было просто невероятно. Я едва сдерживалась, чтобы не подбежать и не начать гладить эту пони, словно собаку. Она... это была кобылка, кстати, теперь я знаю, тогда я ещё не умела различать пони по полам... она была ярко-жёлтой, лимонно-жёлтой, с самой прекрасной янтарной гривой, какая только может быть. Но она не была похожа на игрушку, как вы могли бы подумать, учитывая все эти яркие цвета, но... она была просто удивительной. Она казалась мне воплощением чуда, волшебства и красоты. Большие зелёные глаза. Боже, какие же они были красивые. И её хвост раскачивался из стороны в сторону, когда она шла. Рысила? Не суть. Выглядело это завораживающе. Я, кажется, даже впала во что-то вроде транса, типа гипнотического.

В общем, вокруг стали появляться пони, а когда открылось Бюро Лос-Анджелеса, ну... пони стало появляться всё больше и больше. Меня всегда восхищало то, с какой лёгкостью люди ко всему привыкают. Я думаю, это одно из наших лучших качеств: супер-адаптивность. Из океана выросла новая вселенная? Окей. Оттуда вылезли пони-пришельцы? Конечно, не вопрос. Открылись клиники, в которых из людей делают пришельцев? Ну да, следовало ожидать, пожалуй. Вот такое оно, человечество. Супер-адаптивное. Мир меняется, иногда радикально, и, может быть, мы поначалу паникуем, но как только всё утрясётся, это уже обычное дело.

Но только не для меня. Пожалуй, я немного странная в этом плане. Я до сих пор не могу просто взять и принять это всё. Я не устаю удивляться на каждом шагу всякий раз, когда выхожу из дома. Теперь просто ничего невозможно делать, хотя не то чтобы теперь много что нужно делать, кроме как за продуктами иногда сходить, но... Я просто не понимаю, как большинство людей могут ходить, даже не замечая, что у них пегасы над головой летают. Я иногда просто стою и смотрю, пока шея не заболит, как они толкают туда-сюда облака, расчищая небо от смога. Время от времени кто-то из них замечает и делает для меня бочку. А однажды та зелёная сделала сальто и отдала мне честь! Это было просто офигенно и... да. Извините. Эм... детский ум? Нет? Не можете тут весь день сидеть? Окей. Вернёмся к Фиби.

Так вот, я была в понимаркете. Лос-Анджелес тогда уже давно назывался Лос-Пегасом, так как новопони во много раз превзошли число оставшихся людей. Барьер коснулся суши несколько месяцев назад, и пара городов уже успела стать частью Эквестрии. Пегасы разогнали весь смог, и этот большущий мыльный пузырь заслонил половину неба, в той стороне теперь ничего больше не видно. Он должен накрыть Лос-Пегас где-то через пару месяцев, так что люди здесь становятся в очень большом дефиците. Бывает, по многу дней ходишь, не видя других людей. Наверное, у каждого своя причина тянуть с Конверсией или не эвакуироваться. Что до меня... ну, нельзя же просто взять и предать свой город, свой дом, понимаете?

Все мегамаркеты, конечно, давно закрылись, так что у нас теперь вместо них много маленьких семейных магазинчиков, которыми заправляют пони — понимаркетов. Этот был внутри бывшего "Наномарта", а до него здесь был бакалейный магазин, так что всё, пожалуй, вернулось на круги своя. Это тот, что на Шерман Вэй, если знаете, Северный Голливуд, такой маленький магазин с тремя эквестрийскими флагами наверху. По крайней мере я думаю, что они эквестрийские. Они наверняка должны быть эквестрийскими, на них ведь изображены пони и звёзды... Довольно красиво, вообще-то. Прямо как поняшный "прайд-парад", очень цветастые и... нет? Ну, не суть. Короче, это наш с Мики любимый магазин, и там даже бывают эквестрийские продукты — не только сено, но и настоящие фрукты, и зелень, и много всего другого.

Мы с Мики вместе ходим по магазинам. Мики пошла в пони за пару месяцев до этого. Она прямо осаждала меня, чтобы я тоже конвертировалась, но... пожалуй, я просто упрямая. В общем, у меня были пальцы, так что меня отправили выбирать помидоры, и тут Фиби! Сейчас и человека-то редко увидишь, а тут сразу Фиби! Судьба, правда? Та же самая старушка, и закупается она в понимаркете у Пушихвоста. У него, кстати, действительно очень пушистый хвост, прямо невероятно мягкий. Хороший пони, всегда говорит мне, какие у меня замечательные волосы, что, конечно, глупо, потому что волосы у меня ужасные, и если бы я их не красила в дикие цвета, то нечего было бы и... а, извините.

Так вот, Фиби, только ещё более старая, в смысле, с ней, видимо, что-то плохое произошло, потому что теперь она выглядела ну очень-очень старой. Она даже стоять прямо не могла. Волосы у неё побелели, и её всю перекособочило в сторону, так что я даже не знаю, как она вообще могла стоять. Её согнуло на все девяносто градусов, как перевёрнутую "L", смотрящую влево. Голова у неё завалилась набок, и она шла так, прихрамывая, по магазину, держась за тележку. И вот я прохожу мимо и тут замечаю, что это она, что это Фиби, и она поднимает на меня взгляд, вся такая скрюченная набок, и говорит, какие замечательные у меня волосы.

"Ах, какие они красивые! Такие розовые и мягкие. У вас очень замечательные волосы!" И я просто в шоке, что это она. Я пробормотала что-то вроде "Спасибо вам большое!", но затем пошла дальше, потому что... что, что здесь можно сделать? Она стала пытаться сложить апельсины — по-моему, это были апельсины — к себе в мешок, и ей было очень тяжело это делать своими скрюченными пальцами и с согнутой набок спиной... И я просто стояла и смотрела. Она стояла ко мне спиной, так что она вряд ли бы что-то заметила, но я просто стояла, разинув рот, и чувствовала себя как ничтожество. Каждое её движение казалось трясучим и неуверенным. Она, должно быть, каждую секунду испытывала неимоверную боль, но всё равно нашла силы улыбнуться, когда хвалила мои волосы.

Её улыбка была такой... прекрасной, такой ангельской. Как у ребёнка. Старая, разбитая, больная, вся скрюченная, едва может двигаться, ходит по магазинам совсем одна, каждую секунду у неё, наверно, всё болит, и ей ещё хватает сил, чтобы говорить мне, какие у меня замечательные волосы. Эта ангельская улыбка... А потом я подумала, что ей ведь, наверно, совсем мало осталось, потому что, если тело не откажет, то Барьер накроет город через пару месяцев.

Ну, что-то во мне тогда просто сломалось. Как будто какой-то стопор треснул. Я подскочила к ней и стала расспрашивать, почему она не пошла в Бюро, почему не ушла в пони, стала ей объяснять, что этим всё можно исправить. Один тот факт, что сыворотка восстанавливает эти... эти штучки на концах хромосом... теломоры. Теломеры! Да, точно... Не только в этом? Ладно, не суть. Главное, что все новопони получаются молодыми эквестрийцами, так? Целая новая жизнь, гораздо длиннее старой, и ничего не болит, вот что главное. Сколько ещё она могла протянуть, вся такая больная?

Вот когда я узнала её имя. Вот когда я узнала, что она живёт одна, что у неё не осталось друзей, потому что все они уже умерли. Она была последней в своей группе, своей семье, и я просто не могла переварить, насколько это должно быть ужасно. Совсем одна, независимая, конечно, но... просто сидеть и ждать смерти, страдая изо дня в день, и при этом быть такой доброй, ласковой, приветливой...

И да, я всё ещё видела в ней какую-то будущую версию себя. Я это не отрицаю. Я осознаю, что реагировала ещё и на то, что я тоже смертна, на перспективу своего старения, когда смотрела на неё. Было и это, конечно. Я не говорю, что это не так. Но это не была просто какая-то эгоистичная проекция. Мне правда было её жаль, саму Фиби. Мне она нравилась. Она понравилась мне ещё тогда, когда я увидела её плачущей в том "Мегамарте", а теперь судьба отбросила её назад. Она жила поблизости! Мне предстояло регулярно видеть её, ведь это был её любимый магазин. Ей нравился мистер Пушихвост. Мистер Пушихвост вообще не может не нравиться. Серьёзно. Он даже по меркам пони очень милый.

Фиби меня не поняла. Она просто... не могла больше этого понять. Она не пугалась пони, но ей уже не хватало мощности процессора, чтобы хотя бы осознать, что вообще такое Бюро Конверсии. Когда мы только встретились, она ещё могла это понять, я не сомневаюсь, но теперь, вся скрюченная или даже хуже... с отказывающим мозгом. Если бы она не жила так близко, я вообще сомневаюсь, что она смогла бы добраться домой. Не знаю, что именно случилось, но мозг Фиби явно серьёзно пострадал. Думаю, её ещё хватало на то, чтобы ходить по магазинам и готовить, если только она не ела всё сырым, но она не понимала ни слова из того, что я говорила.

Она больше не могла осознать, что у неё есть возможность избавиться от страданий и снова стать юной.

И в этот самый момент я стала... это был момент, когда я приняла своё решение. Это был тот самый момент, когда я стала... преступницей, пожалуй. Я знаю, что то, что я сделала, было неправильно... НЕТ! Нет, я не знаю, что то, что я сделала, было неправильно. Серьёзно, я просто не знаю! Да, с одной стороны, я забрала у неё право выбора. Но она угасала. Она уже явно умирала и не могла больше принимать осознанные решения.

Взгляните на это так: если кто-то напился до беспамятства и упал в затопленный акведук, и он явно утонет, вы же не скажете, что его неправильно спасать? Надо ли его вытаскивать, даже если он кричит "Оставьте меня в поко-ое! Я купа-аюсь! Тут пляж! Ву-ху-у! Пустите!" Это же будет нарушение его свободы воли, если его спасти.

Я знала одного парамедика, он рассказывал мне несколько случаев из работы на скорой. Инсульты — самая неприятная работа, с какой ему приходилось иметь дело. Многие люди, когда у них инсульт, они не могут говорить, они не понимают, что происходит, и при этом они до смерти напуганы. Парамедику нужно оказать им первую помощь, погрузить в скорую и довезти до больницы. Но больной с инсультом ничего этого не понимает, он не осознаёт, что умирает, он не может уразуметь, что с ним пытаются сделать. И потому он начинает отбиваться. Моему другу парамедику однажды сломали челюсть, когда он пытался погрузить такого чувака в скорую. А в другой раз ему сломали три ребра. И всё это за спасение жизни, и каждый раз было совершенно понятно, что пациент не хочет, чтобы ему помогали. Они дерутся не на жизнь, а на смерть, и парамедик в таком случае не считается плохим из-за того, что не уважает свободу воли, верно?

Я думаю, что здесь то же самое. По крайней мере, я думаю, что верю, что здесь то же самое. То есть, если вы видите, что кто-то умирает, вы ведь можете либо отвернуться и дать ему сыграть в ящик, либо спасти. Не думаю, что это морально, что это правильно — просто позволить кому-то умереть. Особенно если он уже даже ничего не осознаёт. Я вот не могу. Я не могу просто бросить того, кто тонет. Не могу. И для меня этим "кем-то" была Фиби. Мне было её жаль, и она умирала, и её можно было спасти, дать ей новую жизнь, но она стала уже настолько плоха, что даже не могла взять этого в толк.

Я не смогла бы просто наблюдать это день за днём, пока не настанет день, когда она не придёт в магазин, а потом приедет труповозка. Если то, что сделала я, неправильно, тогда... ладно. Я готова принять всё, что бы вы ни решили сделать, но... честно... я бы поступила так и снова. Я не могу просто наблюдать... как кто-то умирает вот так. Особенно если есть лекарство.

Так что я отправилась искать ДПЗ. Движение за Понификацию Земель... Земли, как-то так. Мне было всё равно, мне нужно было зелье, а в Бюро мне бы точно не согласились его одолжить. Насильно понифицировать кого-либо — незаконно. Я знала это. Конечно я знала. Но... я должна была её спасти. Должна была спасти Фиби. Будь на её месте я, я бы хотела, чтобы кто-нибудь сделал то же самое, спас меня. Я должна была спасти её, правильно это или нет.

На это ушло немало времени — их оказалось гораздо сложнее найти, чем я сначала думала. Не буду утомлять вас подробностями... друг подруги знакомой одного дилера, который знал бандита, у которого подруга работала в дресс-клубе, которая знала, как связаться с рыцарем Лос-Анджелесского отделения ДПЗ. В общем, пришла я к ним и не успела сказать "здрасьте", как они уже пристегнули меня к столу и приготовились вливать зелье. Пора в пони.

Потребовалось много уговоров и объяснений, но в конце концов они они решили мне помочь. Я чуть было не стала пони прямо на том столе. Пришлось пообещать им, что сразу после этого я вернусь к ним или запишусь в Бюро. В ДПЗ вступать я отказалась. Мне не хотелось понифицировать всех людей вообще, мне только хотелось спасти Фиби. Их это не очень обрадовало, но они отнеслись с пониманием. Дали мне пять унций. На две больше, чем надо, потому что, как сказал рыцарь, пытаться влить три унции в старушку будет почти нереально. Она непременно подавится. Мне придётся влить зелье и внутрь, и наружу, и везде. Он посоветовал мне надеть перчатки из неопластика, но я пошла ещё дальше. На мне были неопластиковые брюки, и дождевик... короче, он дал мне пять унций зелья... и ещё три в отдельном флаконе для меня самой.

Эти он велел мне спрятать где-нибудь ближе к телу, чтобы их сразу не нашли. Он говорил, что если меня арестуют, если возникнут проблемы, я смогу глотнуть из флакона и вскоре окажусь выше всяких законов. Пони ведь автоматически получают гражданство Эквестрии и полный дипломатический статус. Дипломатов нельзя сажать, их можно только депортировать. Так что в худшем случае меня... вот.

Я проследила за Фиби от магазина до самого дома. Я постучала в дверь. Она впустила меня и предложила сделать чаю. Она была так рада. Для неё это было прямо как рождество. Мне кажется, она подумала, что я какая-то её родственница. В конце концов чай пришлось заваривать мне: самой ей было тяжело, и она постоянно забывала, что собиралась делать. Я была совершенно уверена, что поступаю правильно, она бы даже уехать из города до наступления Барьера не смогла. Не думаю, что на тот момент она вообще знала про Барьер.

Нет, я не подливала его в чай. Не совсем. Вернее, совсем нет. Я влила его в неё. Мне... там было уже не до вежливости. Она буквально ничего не могла понять. Но я влила в неё по крайней мере две унции, может быть даже три, а остальное добавляла по мере того, как она менялась. Это стало проще... когда она потеряла сознание.

Я даже не знала, что у неё было одно из этих устройств. Мне она показалась не настолько богатой. А надо было догадаться — она же ведь жила одна и могла себе позволить ходить в магазин и ездить на такси. Не на маршрутке — в настоящем такси. Пожалуй, было вполне очевидно, что она состоятельная, просто... в общем, на ней был этот монитор, а я его даже не увидела, пока не стала разрезать на ней одежду, чтобы она не задохнулась.

Все эти электронные штуки просто выскакивали из неё, пока она менялась. Много разных штук. Сердечные клапаны и стенты, какие-то искусственные органы, порты и странные импланты, они всё вылезали и вылезали. Было довольно страшно на это смотреть. Зубные импланты тоже вышли, всё-всё выходило, пока её тело перестраивалось, становилось молодым и превращалось в пони. Она, кстати, получилась очень красивой, прекрасной, какой была в молодости. Ну, не такой, конечно, как в человеческой молодости, но... короче, она стала очень хорошенькой единорожкой, с такой оранжево-золотистой шёрсткой и нежно-белой гривой. И с чудесными сиреневыми глазами.

Проснувшись, она первым делом засмеялась. Она не знала, что произошло. Последние её ясные воспоминания обрывались несколько лет назад. Думаю, она уже всерьёз начала угасать. Я рассказала ей всё, что сейчас описала: про то, как встретила её, как она тогда плакала, про то, как мы встретились снова и как она была плоха. Мы вместе бродили по её дому, пытаясь разгадать, что же с ней случилось за последние годы. И она была такой радостной, такой прыгучей. Её нисколько не волновало то, что я с ней сделала, и она всё время повторяла: "Всё в порядке, милая! Вы меня очень выручили! Ох, да я так хорошо себя не чувствовала с самого... рождения, наверное!" — в таком роде.

Но мне всё равно было не по себе. Я ведь... в сущности, я набросилась на неё и силой заставила принять зелье. Но с другой стороны, она ведь уже едва могла существовать, страдала, и не могла прожить долго... никто не приходил ей помочь, а сама она не справлялась. К тому же, честно сказать, я очень боялась, что у меня будут неприятности. В душе у меня смешалось много всяких чувств. Я не была уверена, правильно ли я поступила или нет, но судя по всему, она была счастлива и больше не испытывала мучений, да и она сама сказала, что благодарна уже только за то, что снова может думать. Она говорила, что её словно бы разбудили от ужасного кошмара, в котором всё вокруг безумное и в голове всё путается.

Должно быть, это ужасно, жить в таком состоянии. Жизнь на Земле вообще тяжёлая, что ни говори. Но вот жить, постепенно теряя себя, свои мысли, свои воспоминания, пока мозг постепенно отказывает... я... вот видите, именно поэтому я не могу считать, что то, что я сделала, было совершенно неправильно. Это просто жестоко — заставлять кого-то так жить, и это то, что делает с тобой земная жизнь, и... в общем, вот...

Должно быть, был какой-то сигнал.

Какое-то из этих устройств, видимо, подавало сигнал, потому что внезапно в квартире стало очень шумно, везде черносетники — они у нас вместо военных и полиции, они всем занимаются, от важных государственных дел до подавления бунтов в фавелах. И ещё они, конечно, платная полиция для богатых, кем Фиби, видимо, и являлась. Должно быть, они были на пути сюда с того самого момента, когда зелье только подействовало, судя по тому, как быстро они добрались. Может быть, даже на дирижабле. В общем, их вдруг стало очень много вокруг, все деловитые, вооружённые до зубов, а с ними парамедики и бог знает кто ещё. Было такое ощущение, будто квартиру штурмует целая армия.

Они даже не сразу поняли, что их клиентом на самом деле была Фиби. Они вначале подумали, что Фиби — это я и что мне угрожает опасная пони. Ха! Но в документах-то у них было написано, что охраняют они человека, а я была единственным человеком в квартире, так что... в общем, недоразумение разрешилось, врачи осмотрели Фиби и сказали, что она в порядке, и Фиби тоже сказала, что она в порядке, и ребята-черносетники стали соображать, что им с этим делать, и нет ли в этом всё-таки преступления.

И тут появился какой-то родственник Фиби. Он был кем-то вроде дорогого адвоката, а Фиби он был то ли сын, то ли внук, то ли племянник, я не поняла. Знаю только, что он надеялся получить от неё какое-то наследство, а поскольку теперь Фиби предстояло прожить ещё сто пятьдесят лет, то это его очень взбесило. Он требовал, чтобы меня арестовали, заковали в наручники и заломили руки на том основании, что Фиби теперь якобы не Фиби, и что я совершила "трансформационное изнасилование" или что-то ещё безумное в этом духе.

Ну что мне оставалось делать? Это была как раз такая ситуация, о какой меня предупреждал рыцарь из ДПЗ. К тому же я правда чувствовала себя виноватой. Я понифицировала Фиби, она сопротивлялась, потому что уже давно не соображала, что происходит вокруг, так что было бы лицемерным считать, что для Фиби становиться пони это нормально, а я могу после этого спокойно оставаться человеком. Не то чтобы я действительно могла остаться человеком. Не в Лос-Пегасе, по крайней мере.

К тому же, если честно, черносетники и этот кричащий родственник меня изрядно пугали. Мне не хотелось идти в тюрьму. Мне не хотелось, чтобы меня били и тащили куда-нибудь силой, я была в ужасе. Так что я достала запасной флакон и... вот, я перед вами.

Так что вот вам моя история, принцесса. Спасибо вам большое за чай, он был очень вкусный. Я честно не могу сказать, правильно ли я поступила или нет. Я совершенно не собираюсь вступать в ДПЗ, и встречалась я с ними один-единственный раз. Если вы сочтёте нужным, я готова понести наказание. Принцесса Селестия, простите, если я разочаровала вас, но я... что бы вы ни решили, оно того стоило, потому что... я просто не могла стоять в стороне и смотреть, как... Фиби... тонет. Пожалуйста, позаботьтесь о Фиби, или как там она решит себя назвать. Она чудесная женщина, и я просто уверена, что она будет верной пони Эквестрии. И я, насколько смогу, тоже буду вашей верной подданной. Моя принцесса.

Не знаю, что именно они со мной сделают, когда я проснусь. В реальном мире всё ведь, наверное, идём своим чередом, пока мы... пока мы тут с вам пьём чай, так? Я очень благодарна, что вы меня выслушали и послушали мою историю. Наверное, они отправят меня в Эквестрию, чтобы вы сами со мной разбирались. Я ведь теперь гражданка Эквестрии, да? Ух ты, до меня только сейчас дошло. Я ведь уже не буду человеком, когда проснусь. Я буду вот как сейчас, с копытами, хвостом и со всем? Я буду пони, как сейчас, в этом сне, или что это там. Я и не знала, что эти конверсионные сны могут быть такими... реалистичными. Это просто потрясающе. Выглядит совсем как реальность. Я знаю, что, должно быть, сплю, но...

Принцесса? Я не буду умолять вас пощадить меня. Вам, наверное, этого и так хватает. Я могу только сказать, что что бы ни случилось, я постараюсь быть самой доброй, самой лучшей пони, какой только смогу, пусть даже мне придётся быть ей в темнице. Я буду приветливой со стражниками и буду делать то, что мне говорят. Я не буду жаловаться. Обещаю. Это самое меньшее, что я могу сделать. Я больше никого не буду понифицировать, это я вам точно говорю.

Я сделаю всё, что вы скажете, чтобы загладить свою вину. Вы ведь теперь моя законная официальная принцесса, ведь так? Я всё сделаю... кроме одного. Не думаю, что я смогу искренне сожалеть, что спасла Фиби. Простите, если вас это огорчает, я не хочу вас огорчать, я вообще никого не хочу огорчать. Просто я... просто я не могу... стоять в стороне, пока кто-то, кто мне дорог... мучается и умирает. Я не могу. Просто не могу.

Я не могу не радоваться, что Фиби теперь снова молода и счастлива.

Пожалуйста, простите меня, если я неправа.

Эм, ой... ой-ёй. Я, кажется, начинаю просыпаться. Я чувствую.

Рада была знакомству. Для меня большая ч...

 

 

Читать дальше

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2016
"The Conversion Bureau: Tales Of Los Pegasus", Chatoyance, 2012
Перевод: Веон, ноябрь 2015 — март 2016