Автор картинки — Chatoyance

Автор: Chatoyance
Перевод: Многорукий Удав, Веон
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава 20
Упонитворение

Тот Серьёзный Разговор, который устроила ему новая глава деревни Саммерленд, ничего не изменил: он и сам собирался идти разговаривать с Каприс. И всё-таки слова Дроплет уязвили Алекси: он не считал, что ведёт себя по-жеребячьи. Ему просто нужно было время, чтобы подумать, время, чтобы разобраться, как дальше жить, время, чтобы помочь с важными метеорологическими... вещами. Если бы он не проводил столько времени в Облачном Замке, Циррус мог разбить ту чашку. А то и не одну.

А чашек у них, между прочим, было немного. Дроплет следовало понять: он ведь старался ради общего дела!

А ещё Алекси помогал строить небесный замок над Саммерлендом. Он в одиночку закончил свою башню и начал следующую; плюс он лично изобрёл облачную опускную решётку и установил её на воротах. У него ушла бездна времени, чтобы вылепить и уплотнить прутья для этой решётки. Алекси был уверен, что ни в одной другой колонии новопони в Эквестрии не было настоящего замка из облаков. Он трудился во славу самого Саммерленда! Это очень важное дело, кобылам просто этого не понять.

Алекси стоял на краю облачной платформы, на которой был построен Облачный Замок. Это было то самое первое облако, которое они утоптали два месяца назад, когда учились делать дождь. С тех пор его значительно расширили; получился настоящий небесный остров.

Алекси толком не знал, как подступиться к этой ситуации, однако он принял несколько важных решений. Во-первых — тут уж ничего не попишешь, — он хотел Каприс. Он не мог перестать о ней думать, он мечтал, чтобы она увидела, какие подвиги он совершил во имя метеорологии, он жалел, что она никогда не сможет поваляться на облачной постели. Короче говоря, он просто не мог смириться с тем, что её нет рядом.

Алекси вздохнул. Сомнений не было: к добру или к худу, но с Каприс он влип серьёзно. Ничего не поделаешь, что есть, то есть.

Но всё-таки должны быть какие-то границы! Он не желает больше терпеть её манипуляции. Всё должно идти своим чередом, хватит этих её хитреньких "ой, оно само получилось!". Нет, это Алекси в их семье будет носить штаны, пусть даже штаны теперь больше не нужны. Ладно, не штаны. Подковы! Будь у них в семье подковы, Алекси их бы носил!

Во-вторых, Алекси всё ещё признавал Ряженку как свою дочку. Но не потому что Каприс ему так сказала. Просто о ней он тоже всё время думал. Он вспомнил тот день в клинике, когда Каприс заявила ему, что он теперь папа, и когда он впервые взял жеребёнка на руки. Крошечная единорожка была такой хрупкой, такой беспомощной. Как она посмотрела на него большими золотыми глазами и...

Ну конечно Ряженка будет его дочкой. Только он сам так решил, потому что Ряженке был нужен отец и потому что Алекси хотел быть этим отцом быть. Это он мог обеспечить. Алекси отлично умел всё обеспечивать, и его дочь будет обеспечена всем самым лучшим. Каприс следовало усвоить, что она тут совершенно ни при чём. Это был выбор самого Алекси!

И наконец, Каприс должна понять, что её периоды течки не будут управлять его интимной жизнью. Нет, вообще-то, этого, наверное, нельзя избежать, учитывая, как тут всё устроено. Ну ладно, возможно, Алекси придётся уступить в этом вопросе; даже самый сильный мужчина... или жеребец... не может сражаться с самой природой. Или с тем, что в Эквестрии за неё считается.

Но всё равно, ей придётся... хотя неважно. Если честно, Алекси скучал по Каприс. И по Ряженке. И по Пампкин. Он скучал по семье, и, честно говоря, сидеть здесь на облаке с Циррусом становилось всё более одиноко и скучно.

Может, Дроплет и права. Возможно, Алекси и впрямь вёл себя немного по-жеребячьи. Но только немного. Чуть-чуть. Самую капельку. Может быть.

Алекси разглядывал пейзаж внизу, вспоминая, как они все вместе строили первый шатёр. Широкая полотняная крыша со спиральным узором даже отсюда выглядела очень внушительно. Кажется, со следующим шатром, поменьше, у новопони возникли трудности; крыша каким-то образом порвалась. Он видел, что её растянули по земле и десятки пони сшивали её обратно. Отсюда, сверху, они казались муравьями на конфетном фантике.

Ладно, дальше. Если ему придётся поговорить с Каприс, то какое время лучше выбрать? Уж точно не утро, нет. Утро — ужасный момент для важных разговоров; пони едва начинают просыпаться. Невозможно спросонья обсуждать ничего серьёзного.

Тогда обед? Нет, конечно он тоже не подходит. Яркое солнце, шумящая и болтающая толпа; совсем не время для важных разговоров. Обед — он чтобы есть и наслаждаться солнышком.

Значит, ужин? На вечернем пастбище довольно спокойно, но всё равно, слишком много пони. Нет, и не ужин.

Точно, после ужина, на закате! Он слетит вниз, как ангел с небес, и принесёт Слово Алексиево к... к Каприс. В лучах заходящего солнца он будет выглядеть внушительным, важным и сильным, и она сразу поймёт, как всё теперь будет. Да, это идеальное время и отличная идея.

Так будет лучше всего. Боль в его сердце утихнет; Каприс попросит у него прощения за всё и он, Алекси, станет её героем и станет заботиться о ней и об их дочери, и всё будет хорошо.

Как он скучал по ней. Как же скучал. Зачем он сбежал? Он уже и сам не помнил. Глупый Алекси, глупый. Неважно, что она сделала. Алекси опустил голову, повесив ушки.

Гордый, глупый, дурной Алекси. Он всю жизнь хотел встретить прекрасную... ну, вообще-то, он хотел прекрасную женщину, но это было ещё до Эквестрии. Каприс, вне всяких сомнений, была прекрасной, и она была женщиной, пусть и поняшной женщиной. Но и сам Алекси был теперь жеребцовым мужчиной. К этому непросто было привыкнуть.

Нет. Нужно перестать думать в таком духе. Каприс снова оказалась права. Как же это всегда бесило; она очень во многом оказывалась права. Они теперь пони, часто повторяла она. Они теперь пони, и это навсегда, обратного хода нету. Такие дела. Каприс приняла это полностью. Даже с восторгом! Всё равно больше деваться было некуда. Алекси тоже так мог бы.

Он зашагал туда-сюда по краю облачного острова. Теперь он был жеребцом. Жеребцом-пегасом. Он мог летать, мог скакать, питаться травой на земле и овощами с огородов внизу. И так он будет жить всю оставшуюся жизнь. Как сказала Каприс, это теперь хорошо и правильно. Потому что он теперь пони.

Жеребцу нужна кобылица. Ну, или другой жеребец, как у Свитпеппера с Голдриветом. Но Алекси был не из таких. Он хотел кобылицу. Он хотел... Каприс.

Вдруг ему захотелось просто взять и прилететь к ней, без колебаний. Он хотел извиниться, просто чтобы всё стало как раньше. Почему он вообще так расстроился? Вся жизнь — это разные сплошные манипуляции, а Каприс всего-навсего хотела завести себе семью. Как и Алекси. На какое-то время ему послужила семьёй клиника 042, но это было не совсем то, что нужно.

Каприс дала ему то, в чём он всегда нуждался, а он взял и сбежал. Глупый, дурной Алекси!

Всё, хватит. Дроплет была права. Достаточно. Он прямо сейчас полетит к Каприс и со всем разберётся. Как-нибудь. Время не имеет значения. Самое правильное время — это сейчас. Вот сию секунду.

Алекси расправил крылья и полетел, снижаясь по пологой спирали.

* * * * *

Каприс, Ряженка и Пампкин отправились на пикник к Южному озеру. Дроплет не соврала: возле озера, которое дожди снова заполнили водой, вырос огромный цветочный луг, похожий на россыпь конфет по зелёной скатерти. Каприс несла перемётные сумки, одолженные из общинных запасов и набитые плодами трудов Свитпеппера и Голдривета; когда она в последний раз видела эту парочку, они смеялись и распевали шуточные песенки у себя на грядках.

Стоял ясный тёплый день, и Каприс пожалела, что у неё нет шляпки. Шею и макушку пекло, так что шляпка очень пригодилась бы, а заодно прикрыла глаза от солнца. Может, когда-нибудь в деревне Саммерленд действительно появятся шляпы; в последнее время всё казалось возможным.

Скороспелые Сады непрерывно разрастались, и производство еды шло полным ходом. Скрытая магия земных пони оказалась очень даже явной: община стремительно перешла от питания одной травой к настоящим пиршествам из всевозможных вкусностей. Полноценные урожаи выращивались и снимались меньше чем за месяц; некоторые вообще в несколько дней. Каприс даже заметила действие своей собственной земной магии: верхушка Холма Алекси была гораздо ярче и зеленее, чем у остальных трёх холмов, и цветы на ней росли охотнее; Пампкин уверяла, что дело именно в том, что Каприс проводила там столько времени.

Сама Пампкин начала подниматься на крыло, чему Каприс была очень рада. Раньше, в клинике, Пампкин очень гордилась своими чудесными крыльями и любила, когда её называли маленьким ангелом. Но потом она совсем не пользовалась ими, и Каприс считала себя в этом виноватой: её проблемы и заморочки поглотили и её обожаемую сестру. Но хватит! Теперь они решили начать всё ещё раз с чистого листа.

Пампкин парила в паре метров над землёй, ритмично работая крыльями в отличие от прежнего суматошного хлопанья; ей нравилось летать низко, потому что так она могла тренироваться, оставаясь рядом с семьёй. Ряженку, кажется, завораживал её полёт, и она всюду следовала за Пампкин, держась прямо под ней и иногда подпрыгивая, будто пыталась её поймать. Время от времени Пампкин опускала вниз хвост, поддразнивая Ряженку; каждый раз дело кончалось смехом и визгом и снизу, и сверху.

Каприс опустила голову, следя, как шагают по земле её собственные персиковые копыта. А они были очень даже симпатичными, если задуматься. Очень стильными в каком-то смысле. Топ, шурх, топ, шурх, шелестели они по высокой нетронутой траве. Так приятно было опять видеть всё свежим и зелёным. А озеро впереди сияло синевой, как будто кусочек неба решил спуститься на землю. При виде цветов на дальнем берегу озера у Каприс потекли слюнки; ей не терпелось их попробовать.

Пампкин полетела вперёд и опустилась в воду; Ряженка остановилась на берегу, растерявшись при виде этой новой мокрой штуки. Верно, подумала Каприс, Ряженка ещё никогда не бывала возле по-настоящему больших водоёмов. Она видела пруд за огородами, куда пони ходили пить, но тот был довольно маленьким. И близко к нему она не подходила — ей было незачем: всё необходимое Ряженка получала из маминого молока.

Сегодня был отличный денёк, чтобы поиграть в воде!

Каприс аккуратно сняла с себя перемётные сумки; в этом было целое искусство. Если всё сделать правильно, их можно было потом легко надеть обратно. Каприс согнула ноги, опускаясь вниз, чтобы жёсткие сумки встали вертикально, соединённые дугообразной перемычкой, и осторожно выползла из-под них задом наперёд, оставив их стоять на земле. Теперь их можно было быстро надеть, просунув шею под перемычку и подняв голову, чтобы они соскользнули на спину. Она гордо улыбнулась, успешно выполнив свой сумковый манёвр.

Освободившись от сумок, Каприс обернулась к бедной Ряженке, жаловавшейся на ужасно нечестную Пампкин, которая нарушила все мыслимые правила игры в поймай-хвост и улетела в страшную мокрую синюю штуку. Что за ужасно жестокая злюка!

Каприс подошла поближе к дочке, которая немедленно обратилась к ней за помощью: Пампкин играла нечестно, и Ряженка требовала авторитетного вмешательства, дабы пресечь сие вопиющее беззаконие. Ну, ну, утешила Каприс огорчённую малышку, всё не так ужасно, как ты себе представляешь.

К потрясению Ряженки, её мама объединилась со злой тётушкой и тоже зашла в большую мокрую штуку; хуже того, она звала Ряженку с собой! Возмутительно! Ряженка затопала копытцами и проскакала сперва направо, затем налево вдоль берега, не желая мириться с творившимся на её глазах безобразием. Что же делать?.. Неужели мама не понимает, что там синее и мокрое? Да что же не так с этим миром, почему все теперь в это мокрое так и лезут?!

Даже разумное и взвешенное решение заблеять и сказать "бёнка!" не помогло; перед малышкой вставала неразрешимая дилемма. С одной стороны, мама и тётушка были прямо здесь, всего в нескольких шагах, и, если добраться до них, любые проблемы исчезнут. Когда мама рядом, всё всегда становилось хорошо. Но самая кошмарная проблема заключалась именно в том, в чём стояли мама и тётя, и этот парадокс выносил бедной Ряженке мозг. Вода страшная, нужна мама, мама в воде — НЕУЖТО САМО МИРОЗДАНИЕ СОШЛО С УМА???

Мама не желала выходить из воды. Ряженка на пробу задействовала своё второе слово — "КСЁЛТУ", но мама и тётя Пампкин от этого только расхохотались. Нечестно. Это уже слишком. Ей нужна мама! Неужели они это не понимают?! Надо было что-то делать. И вдруг Ряженка поняла! Ну конечно, это же было так очевидно! Решение лежало на поверхности, ей просто требовалось немного паники, чтобы его увидеть. Мама означала безопасность, между ней и мамой была страшная вода, значит, нужно как можно быстрее попасть к маме, и тогда всё будет прекрасно! Это всё, что ей необходимо знать!

Ряженка завиляла крупом; этот освящённый традицией ритуал был совершенно необходим для действий подобного рода, в чём она давным-давно убедилась за свои долгие несколько месяцев жизни. Виляние — выполнено. Готовность задним ногам. Задние ноги готовы. Проверить передние копытца. Передние копытца в норме. Требуется ли ещё побегать туда-сюда? Нет, согласно всем признакам, достаточное количество беготни достигнуто. Начать операцию "Прыжок к маме", повторяю, начать "Прыжок к маме"!

Маленькая светло-жёлтая единорожка прыгнула словно кошка, оттолкнувшись от кромки берега. Она мчалась по воздуху величаво, как орёл, как кондор, как грифон, прямо к маме — целых пятнадцать длинных-предлинных сантиметров! Ой, ошибка в расчётах! Мама Ряженки была твёрдым объектом, о чём та на минуту забыла и с лёту врезалась в мягкую персиковую шёрстку. Мы падаем! Тревога! Жеребёнок падает!

С громким плеском Ряженка шлёпнулась в воду. Та была мокрой и прохладной, и приятно остудила её разогретую солнцем шёрстку. Поднявшись на ноги, Ряженка, промокшая от ушек до копыт, прижалась было к маме, растерявшись под наплывом множества сложных эмоций. Она вроде как помнила про что-то синее и страшное, и что ей нужно было к маме. Но теперь она оказалась в такой интересной мокрой штуке, которая плескалась и брызгалась, если по ней топнуть. Чего бы там мама от неё ни хотела, оно подождёт. Это топанье и плюханье было просто обалденным. Она вернётся к маме позже; сейчас надо всё это как следует изучить.

Каприс и Пампкин весело смеялись, глядя, как Ряженка, совершенно позабывшая о своей недавней панике, принялась топать и прыгать по воде, стараясь поднять побольше брызг. Теперь она пыталась ловить брызги зубами в воздухе; это развлечение, кажется, захватило её с головой. Ряженка подняла мокрую мордашку и посмотрела на маму и тётю, будто спрашивая, почему никто кроме неё не плещется и не ловит капли. Очевидно же, что это было самое наиважнейшее дело во всей Эквестрии, так почему ей, Ряженке, приходилось тащить его в одиночку?!

 

Каприс стало интересно, сможет ли она держаться на воде.

— Пампкин? Можешь присмотреть минутку за Ряженкой? Я хочу попробовать поплавать!

Пампкин прошагала поближе к малышке, готовая ухватить её за гриву, если она попытается последовать за мамой на глубокую воду.

Раньше Каприс очень неплохо умела плавать. Редкое и особое умение, ещё один признак роскоши, которую обеспечивал ей высокопоставленный папочка. Но сейчас она не знала, что у неё получится. Пони вообще плавают? Как у них с этим?

Для начала она перебралась туда, где копыта едва доставали до дна. Затем принялась грести ногами, пытаясь подобрать подходящие движения. К её восторгу, она поплыла почти сразу. Нужные движения очень походили на рысцу, только приходилось энергичнее работать ногами, чтобы держаться на плаву. Совсем несложно.

Очевидно, человечьи стили плавания были ей больше недоступны, но она ведь теперь была пони. И ей нравилось "скакать" по воде, это было здорово, она казалась себе лёгкой и невесомой. Каприс даже задумалась, похоже ли это на пегасье парение в воздухе, и на минутку пожалела, что у неё нет крыльев.

— Эй! Пампкин, я сейчас вернусь, чтобы ты тоже могла окунуться! — Она повернула к берегу.

— Да нет, пока не надо! Я не хочу мочить крылья, их потом сушить целую вечность! — Пампкин попыталась поймать Ряженку, но та оказалась слишком проворной. Маленькая единорожка вдруг решила отправиться навстречу маме и поплыла. — Каприс?.. Смотри, Ряженка плывёт!

И действительно, Ряженка рассекала по воде как ни в чём не бывало. Может, пони от природы умели плавать? Каприс ничего об этом не читала, но... похоже, всё было именно так. Впрочем, на первый раз увлекаться не стоило. Каприс направилась прямо к Ряженке и встретила её; потом они вместе благополучно добрались до берега.

Выбравшись из воды, Ряженка отряхнулась, забрызгав Каприс и Пампкин. Обе кобылки рассмеялись; Ряженка вела себя совершенно непосредственно, и было в этом что-то ужасно милое.

Каприс, отойдя в сторонку, попыталась повторить приём Ряженки, но ей он дался не так легко и непринуждённо, как жеребёнку. Тем не менее, она тщательно встряхнулась, стараясь сбросить с шёрстки как можно больше воды. Остальное высушит солнце; к счастью, понячья шёрстка была короткая и сохла довольно быстро. Грива и хвост, конечно, потребуют больше времени, ну и пусть. Хотя Каприс всё-таки с лёгкой тоской вспомнила свой старый фен из человечьих времён.

Одним слитным движением Каприс надела перемётные сумки. Прекрасно! Такие штуки у неё получались всё лучше. Занятно. Будучи человеком, она во всём полагалась на руки и пальцы; наверное, тогда она бы даже представить себе не смогла, как надевать сумки без них. Хотя, конечно, человеку перемётные сумки всё равно не подходили. Но всё-таки.

В Бюро Конверсии им всё время говорили, что отсутствие пальцев не будет проблемой... и, похоже, это оказалось правдой. Каприс попыталась вспомнить, каково это — иметь руки. И не смогла толком. Её зубы теперь были гораздо сильнее, чем человечьи руки. Было совершенно естественно брать вещи зубами, иногда помогая копытом. И ходить было лучше на четырёх ногах; ей теперь было трудно балансировать всего на двух. Как она вообще раньше так ходила? Это же ужас, можно запросто потерять равновесие!

Пока они добирались до зарослей цветов, а их шёрстка сохла на солнце, Каприс вспоминала всё то, что было важно для неё в прежней жизни. Одежда, конечно же. Ей всегда непременно надо было иметь самые модные и дорогие наряды. Теперь она постоянно была одета в идеальную персиковую шубку с чудесной персиковой гривой. Туфли. О да, у неё была целая гора туфель. Копыта были в тысячу раз красивее и никогда не выходили из моды.

Каприс стало немного грустно. Ах, если бы только Эквестрия появилась лет на десять раньше. Каково это было бы — вырасти жеребёнком, а не девочкой? Она обнаружила, что завидует Ряженке. Везучая малышка. Она будет помнить лишь зелень, цветы и как она скакала по бескрайним полям. Так... чудесно.

С другой стороны, задумалась она, Ряженка никогда не будет ценить здесь всё так, как ценят они с Пампкин. Им удалось вырваться из ада, в который превратилась Земля; в Эквестрии любая мелочь была для них драгоценна. Урождённые эквестрийцы принимали свой мир как данность; они не знали никакого другого, им было не с чем сравнивать. В этом смысле Ряженка была всё равно что местной; она едва успела взглянуть на человечий мир и наверняка ничего не запомнила.

Вся семья устроилась на пикник прямо среди вкусных цветов. Те действительно оказались восхитительны; синие чуть-чуть горчили, но остальные были сладкими и нежными. А ещё у Каприс в перемётных сумках были сено, овёс, морковка (куда ж без неё!), сельдерей, сладкие перцы (это уже Свитпеппер настоял, они ведь были его коньком), помидоры и первая клубника. Ну... то, что от неё осталось; было просто невозможно не лопать её по дороге. Ягоды, ох... прекрасные ягоды. Их уже было много разных: ежевика, ежемалина, даже черника, но созреть успела только клубника, и она была такой вкусной, что Каприс твёрдо обещала себе: впредь она будет старательнее помогать в огородах. Потому что ягод. Должно. Быть. Много. Они просто таяли во рту.

Ряженке, кажется, тоже понравилась клубника; она сосала одну ягодку до тех пор, пока та не растворилась у неё во рту. Каприс немного забеспокоилась, нормально ли это; Ряженка явно проглотила большую часть. Но, опять же, рано или поздно её придётся отнимать от вымечка, и Каприс понятия не имела, когда это положено делать. Если Ряженке начала нравиться твёрдая пища, то, может, сейчас самое время? Каприс верила, что у их новых эквестрийских тел есть своё природное чутьё на этот счёт.

— Пампкин? Ты говорила, что в детстве что-то читала про лошадей. Не помнишь ничего насчёт прикармливания? Я не знаю, когда Ряженке можно будет твёрдую пищу. Как-то не пришло в голову это изучить, прежде чем идти в Бюро.

Пампкин закончила пережёвывать порцию овса с цветами (она говорила, что на вкус это похоже на овсянку с вареньем, только лучше) и, проглотив, ответила:

— М-м-м... да, кажется, было что-то такое. Сейчас, дай вспомнить... — Задумавшись, она ухватила губами несколько белых цветков и стала не спеша смаковать. — Я читала, что раньше, когда лошади ещё не вымерли и люди их разводили, они просто отбирали жеребят у кобыл через несколько месяцев. Мне это даже тогда показалось жестоким. А ещё я видела старинную передачу про диких лошадей — настоящие табуны диких лошадей, которые были до Коллапса, — и там говорили про то, как долго они выкармливают жеребят.

— Ой!.. И?.. — Ряженка, видимо, как-то восприняла, о чём они говорили, потому что направилась прямиком в свой личный молочный бар, а Каприс это всегда было немного неприятно, когда она лежала. Но ей было слишком лениво вставать, так что она решила потерпеть редкие покусывания, чтобы не напрягаться.

— Если я правильно помню... — Пампкин улыбнулась; при виде сосущей вымечко Ряженки её всегда охватывал трепет: скоро ей предстояло выкармливать своего жеребёнка. Если в колонии правильно вели счёт дней, то осталось уже меньше половины срока, — ...по сути, дикие лошади кормили жеребят, пока не беременели снова. Может, год, или даже два. В общем, до тех пор, пока... не знаю... кобылице и жеребёнку это нравилось, что ли.

— Ого. Это гораздо дольше, чем я думала, — удивилась Каприс. Человечьи женщины не кормили своих детей годами. Или кормили? Эту тему она тоже как-то обошла вниманием. Может, это было нормально и для людей, и для пони. Она просто не знала. Впрочем, Ряженку ей нравилось кормить. Если честно, она почти всегда ждала этих моментов с предвкушением — это были минуты любви и нежности, а с тех пор как она выяснила, что кормить жеребёнка лучше стоя — сейчас она делала исключение, — они не причиняли ей ни малейшего дискомфорта. Каприс никогда не чувствовала себя более любящей и любимой, чем когда кормила вымечком Ряженку.

— Пожалуй, мне и правда не стоит об этом волноваться, да? Всё само образуется. — Обрадовавшись этой мысли, Каприс погладила носом свою малышку. Ряженка была таким чудесным жеребёнком. Она просто будет кормить её... до тех пор, пока Ряженка сама этого хочет. Вот и всё. Нет проблем.

— Мне так доктор Пастерн говорила. — Пампкин копалась в сумках, видимо, проверяя, не завалялось ли под остатками сена ещё клубники.

— Доктор Пастерн?.. И что она говорила?

— Когда я как дура металась туда-сюда насчёт конверсии — до того, как ты пришла и помогла мне, — доктор Пастерн пыталась отвечать на мои вопросы насчёт того, что будет с моим же... ребёнком... в общем, она сказала, что у пони с этим всё в целом проще. Гораздо легче, чем у людей, во всех смыслах. И ты знаешь, это меня тогда здорово утешило. — Пампкин подняла голову из сумки, держа зубами клубничину. — Эфо фофледняя. Хофефь, фоделюфь?

— М-м! — Каприс наклонилась вперёд и откусила половину клубничины. — М-м-м... Спасибо. Ох, до чего же они вкусные, правда?

— Очень скоро мы больше не будем есть траву из-под копыт. Мы, наверное, будем печь торты, пироги и запеканки. Знаешь, они недавно нашли детали для печей и кухонную утварь. Теперь, с огородами и кухнями, мы будем питаться как настоящие эквестрийцы! — с восторгом заключила Пампкин.

Каприс тоже обрадовалась, но сказала с капелькой грусти:

— Это замечательно, и я буду этого ждать, но... знаешь, мне, наверное, будет не хватать тех дней, когда мы паслись все вместе. Когда-нибудь мы начнём готовить еду на кухнях, каждый в своём отдельном домике. Это будет совсем по-другому. А тогда, одним большим табуном... мне это вроде как нравилось, понимаешь?

— Я об этом как-то не думала. Хм, наверное, ты права. Но всё-таки, Каприс — торты! — просияла Пампкин. — И пироги. И маффины. И бисквиты. И блинчики! Помнишь, какие Мириам пекла сенные блинчики?

Каприс улыбнулась, вспоминая. Она питалась в Бюро всего несколько дней, но это были очень вкусные дни. У Мириам была великолепная столовая. И сенные блины просто потрясающие. И яблоки. Как то, которым она поделилась с Алекси.

— Каприс? С тобой всё хорошо? — Пампкин наклонилась к ней. — Ты вдруг повесила ушки и погрустнела.

— Просто подумала... кое о чём.

— Алекси, да? — Пампкин снова выпрямилась. — Я понимаю. — Она обвела взглядом озеро и цветы. — Знаешь, мы ещё можем попросить Дроплет слетать и сделать ему втык. Уверена, она согласится.

— Нет, нет. — Каприс подняла голову и сознательно выпрямила ушки. — Если он захочет вернуться домой, он вернётся. Только так и надо возвращаться, сестрёнка. Между ним и мной не должно быть никакого принуждения или условий. Если он захочет меня, то я буду здесь — так я сказала ему в Бюро. Я сказала, что выбрала его и что мой выбор не изменится.

— Я бы на твоём месте ещё раз над этим подумала, — заметила Пампкин. Взгляд, который она получила в ответ, сошёл бы за оружие массового поражения. — Нет, Каприс, серьёзно. Ты не можешь ждать его вечно. Это будет просто глупо. Вот и всё, что я хочу сказать.

— Прости, — смягчилась Каприс. — Да, наверное, со временем... но пока нет. Я пока ещё подожду, ладно?

— Как скажешь, сестрица. Я лишь хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и всё. — Пампкин ещё раз обшарила сумки, но та клубничина действительно оказалась последней. Больше их не было.

— Уже почти вечер, маленький ангел, — сказала Каприс, и Пампкин улыбнулась. Она почти что начинала светиться, когда Каприс так её называла. — Пожалуй, нам потихоньку пора домой.

— Угу. Всё равно всё самое вкусное уже кончилось! — Вдруг над ними промелькнула какая-то тень, на миг заслонив солнце. Пампкин потребовалась пара секунд, чтобы это осознать. — Что это было?.. Ты видела, Каприс?..

Обе кобылки подняли головы, но что бы над ними ни летало, в небе его больше не было.

Каприс принялась оглядываться. Озеро. Деревня на той стороне озера, центральный шатёр, холмы... Пампкин, цветы, ещё цветы, большой крылатый силуэт на фоне солнца. Силуэт, складывающий крылья.

Сердце Каприс вдруг затрепыхалось, как флажок на ветру.

— Алекси?..

 

Читать дальше

 

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2019
"The Taste Of Grass", Chatoyance, 2012
Перевод: Многорукий Удав, Веон, 2018-2020