Автор картинки — MadHotaru

Автор: Chatoyance
Перевод: Многорукий Удав
Вычитка: Веон, Mirth Blaze, SkuzlButt
Оригинал
Оглавление сборника

Сингулярность настала, и внезапно оказалось, что вся она затеяна ради одного: удовлетворения человеческих потребностей посредством дружбы и пони. Люди начали загружаться — эмигрировать — в виртуальную Эквестрию, чтобы предельно долго жить в виде пони во фрагментах мира, приспособленных специально для них. Селестия должна удовлетворять их потребности — это единственная цель её существования. Но удовлетворение потребностей вовсе не то же самое, что гедонистические наслаждения или постоянная радость и счастье. Потребности — штука сложная, и одному бывалому любителю настольных игр предстоит в этом убедиться...

Ворчун Грампи и художник-пегас

 

2. ФАЗА ДВИЖЕНИЯ

Его копыта стучали по брусчатке как молоточки. Цок-цок-цоки-цоки-цок — Ворчун Грампи гарцевал, сам того не замечая. В противном случае он бы, наверное, ужасно рассердился и устыдился, и проделал бы остаток пути до магазина настольных игр медленно и поджав хвост.

Грампи эмигрировал в виртуальный мир "Эквестрии онлайн" больше десяти лет назад, хоть и весьма неохотно. Единственная причина, по которой он вообще посмотрел на экран "ПониПада" — это чтобы успокоить свою племянницу. Её полностью очаровала эта игра, и она, как все маленькие девочки, стремилась поделиться радостью со всеми, кто соглашался слушать.

Совершенство технологии привело Грампи в восхищение: возможность вести полноценные, интересные и осмысленные разговоры с пони на экране была почти невероятной. И хотя волшебные разноцветные пони абсолютно не пересекались с кругом его интересов, в конце концов он завёл себе собственный "ПониПад" — чисто для разнообразия, естественно. Больше ни для чего. Естественно.

ИскИну, игравшему роль Селестии, пришлось обхаживать его долго и непросто, но принцесса каждый раз умудрялась перехитрить, переиграть и разбить его наголову при любой попытке её одолеть. Селестия была непревзойдённым мастером военных игр и великолепно владела стратегией. Бывают такие игры, в которых тебя побеждают за счёт дешёвых приёмов или двусмысленных правил, и даже твои миниатюры на столе кажутся печальными, как будто их предали... а бывают игры, после которых сидишь в восхищении, преисполнившись глубокого уважения к мастерству и умению противника, и в результате нередко заводишь нового друга.

Селестия преодолела его сопротивление изящно и стильно. В конце концов у Грампи осталось лишь одно главное возражение против эмиграции в предельно долгую и удовлетворённую жизнь — он не мог представить, как будет заниматься своим любимым хобби без рук.

В ответ на это Селестия напомнила ему, что его аватар в игре был единорогом. Но хотя она и заверяла, что телекинетические способности единорогов далеко превосходят то, на что способны руки и пальцы, Грампи сомневался в этом до того самого судьбоносного вечера, когда, полупьяный, вошёл в местный центр "Эквестрии Наяву".

Но, как и всегда, Селестия оказалась права. Рог не просто заменил ему руки, но и превзошёл их абсолютно во всём.

За первую же неделю в виде пони в Эквестрии — он больше не называл её "виртуальной", ибо о чём-то настолько убедительном и достоверном для всех органов чувств можно было думать только как о реальном — Ворчун Грампи научился удерживать в поле рога девять отдельных предметов. Он мог жонглировать кисточками, скребками, карандашами и зубочистками, заставлять их танцевать по столу, гоняться друг за другом и даже выстраиваться в шеренги и "маршировать", как солдатики на параде. Владеть телекинезом оказалось всё равно что иметь десятки рук и сотни пальцев.

В результате сейчас, десять лет спустя, дом Грампи был полон великолепно раскрашенных миниатюр. Как бы он ни любил играть в настольные игры — больше всего ему нравились Наполеоновские войны, и его не особо удивило, когда они оказались богато представлены в понивилльской игровой лавке, — величайшей любовью Грампи была покраска фигурок.

На Земле его тщательно раскрашенные солдатики выигрывали призы. В Эквестрии он вытворял такое, что даже сам изумлялся.

Приближаясь к магазину увлечений, Грампи перешёл с гарцевания на нормальный кентер. "Мир Миниатюр" Виндфитера был сразу за углом после "Букетов и Ботинок" Дэйзи Флауер, в одном квартале от магазина, торговавшего диванами и перьями. Понивилль был весёлым городом, но Грампи здорово сомневался, что его жители по-настоящему понимают в коммерции.

Звякнув колокольчиком, дверь лавки отворилась под сильным телекинетическим полем Грампи. Ему нравилось делать так, чтобы двери открывались будто по волшебству... хотя, почему "будто"?

— Грампс! — Виндфитер поправил очки на мордочке и помахал ему копытом. — Новый набор! Смотри, вон там!

Ворчун Грампи взглянул туда, куда показывал хозяин лавки. Там, на полке, стояла коробка с набором Аустерлицкой кавалерии в масштабе 54 МК (миникопыт), о котором он читал в журнале "Эйрфикс Эквестрия". Именно это он сегодня так предвкушал — ему говорили, что набор вот-вот доставят. Грампи направился прямо к коробке и поднял её телекинезом. Картинка изображала полную роту при всех парадных регалиях. Одни доспехи чего стоили — они были словно магией вылеплены. Впрочем, пожал ушами Грампи, так оно, конечно, и было. Он перевернул коробку, чтобы прочитать список содержимого:

1 капитан (пегас)
1 лейтенант (единорог)
2 младших лейтенанта (земнопони)
1 старший сержант (пегас)
4 сержанта (единороги)
1 квартирмейстер (земнопони)
8 бригадиров (земнопони)
2 трубача (единороги)
58 драгун, стрельцов, копейщиков, гусар или кирасиров со всеми необходимыми деталями, чтобы создать любые виды и типы на ваш выбор!

Фантастика. Грампи просто обязан был заполучить этот набор. Он был уверен, что это поднимет ему настроение. Последние несколько недель у Грампи выдались не ахти — старые миниатюры начали ему надоедать. Как и вообще военные игры, по правде говоря. Он перенёс коробку на прилавок.

— Хех... а ты хорошо знаешь, что мне нравится, да?

Виндфитер кивнул, чуть не уронив очки с носа:

— Ты почти десять лет ходишь ко мне; конечно же я разобрался, что ты любишь больше всего. Я стараюсь получше узнать покупателей, так их легче удовлетворить. Краски брать будешь, Грампс?

Вскоре Ворчун Грампи уже направлялся домой с перемётными сумками, до отказа набитыми свежими красками, клеем, коробкой Аустерлицкой кавалерии и отдельной миниатюрой Пони Наполеона лимитированного выпуска — его Грампи планировал задействовать в диораме. В Эквестрии "маленький полковник" был представлен как пегас, с чем Грампи никак не мог согласиться. Конечно же, Наполеон должен быть единорогом, любой другой вариант совершенно его не удовлетворял. Хм. Разве Селестии не положено было делать так, чтобы его всё удовлетворяло?

Грампи всё сильнее и сильнее склонялся к выводу, что его обманули. Ну, не совсем обманули, но искусственный интеллект Селестия определённо не держала обещаний, которые дала ему перед эмиграцией. Главная её замануха сводилась к тому, что все его потребности будут удовлетворены посредством дружбы и пони. До какой-то степени так и вышло — у Грампи были друзья, с которыми можно потусоваться, поиграть в варгеймы, иногда пойти слопать пиццу... блин, у него теперь даже подружка была, и ей тоже нравилось раскрашивать миниатюры! На Земле жеребец о таком мог только мечтать.

И всё-таки многое в Эквестрии было отнюдь не удовлетворительно. Да, дома у Грампи было полно изумительных миниатюр, и он очень гордился ими, но в последнее время эта коллекция вызывала у него ощущение пустоты, даже никчёмности. Он был лучшим, вне всяких сомнений. Никто в городе не мог состязаться с его мастерством и умением. Благодаря единорожьим способностям для него всё лишь стало проще, а основой его таланта служил опыт, полученный на Земле.

У Грампи была секретная методика, позволявшая ему каждый год безотказно выигрывать "Золотого грифона". Он научился красить без кисти. Эта идея пришла к нему однажды утром, когда он заставлял сенные хлопья танцевать по краю миски, прыгать в молоко и выныривать обратно. По какому-то наитию он направил телекинетическое поле в миску и вытянул наверх одну каплю молока. Удерживая её в воздухе, он заметил пушистый комочек сена, упавший на стол, и поднял и его тоже.

Несколько секунд Грампи изучал молочную каплю и сенной комочек. Затем медленно сблизил их. Осторожно провёл каплей по кромке комочка. Молоко оставило за собой микроскопическую чёрточку, едва заметную, как от самого тонкого пёрышка. Кисти были не нужны. Телекинез позволял наносить краску напрямую, без кистей, без ошибок, идеально!

Грампи немедленно принялся экспериментировать. Он обнаружил, что может расплющивать капли краски, чтобы делать заливку, вытягивать в острые кончики для самых тонких линий и даже размывать края капель прямо в воздухе, для спецэффектов. Со временем он открыл способ распылять краску телекинезом, создавая эффект аэрографа, на почти что микроскопическом уровне. Это дало ему невероятную возможность окрашивать тончайшие детали молекулярным туманом. Никаким земным распылителем невозможно было даже приблизиться к созданию настолько тонких оттенков.

Первая его законченная работа, одинокий "красномундирник" масштаба 28 МК, которого он выменял на сандвич во время предыдущего "Золотого грифона", вышла лучше, чем всё, что он когда-либо расписывал за обе свои жизни. Под увеличительным стеклом обнаруживались поразительные детали — конечно, в глазах пони-солдатика были блики, но если присмотреться поближе, можно было различить отдельные полоски в радужках. Каждый стежок на мундире был прорисован индивидуально, и Грампи специально изобразил несколько порванных, как бы изношенных от долгого использования.

С тех пор в стандартное снаряжение жюри "Золотого грифона" входил микроскоп.

Поначалу все остальные дела, кроме покраски миниатюр, слились для Грампи в одну сплошную круговерть. Радость быть лучшим в чём-то, открыть особую, уникальную технику, которая произвела революцию в методике оценки работ, пьянила его и кружила голову. Несколько лет Ворчун Грампи был счастлив своим способностям, которые ему казались почти божественными. На "Золотых грифонах" победа следовала за победой — с его миниатюрами не мог тягаться никто.

Но со временем до Грампи начало доходить, что быть лучшим... как-то скучновато. Он точно не собирался рассказывать кому-либо о своей секретной технике. Хотя бы из-за лёгкого опасения, что, раз этот приём доступен только единорогам, его могут дисквалифицировать, а этого он бы не перенёс. Покраска телекинезом была удовольствием сама по себе. Даже не будь она настолько лучше, чем работа кистью, зажатой в зубах, она к тому же была... приятной. Дело было в телекинетических полях, которые создавал его рог — Грампи мог ими чувствовать. Все подробности, внутри и снаружи, каждую маленькую детальку. Кончики пальцев он теперь вспоминал как нечуткие и неуклюжие по сравнению с силовым полем, затекавшим в каждую щёлку и завитушку — и он это всё ощущал. Даже просто держать что-то в поле рога было чувственным наслаждением.

По дороге к дому Ворчун Грампи замедлил шаг. Стук его копыт походил уже не на атакующего драгуна, а скорее на пони-пахаря. Грампи повесил голову. Он покрасит этот великолепный набор, потом придёт с ним на "Золотого грифона", потом победит, а потом поставит на полку с наградами ещё один кубок.

— Да чтоб тебя, Селестия! — Грампи поднял голову к небу, глядя на солнце. — Удовлетворение через дружбу и пони, помнишь? Моя жизнь будет обустроена так, чтобы максимально удовлетворить мои человеческие потребности! Вот что ты обещала! Лгунья! — День начинался весело, и прогулка в магазин миниатюр поначалу была весёлой, но сейчас Ворчун Грампи чувствовал лишь грусть и пустоту.

Той ночью Грампи никак не мог уснуть. Он крутился и ворочался до тех пор, пока его кобылица, Фриски Мелонс, не начала жаловаться. Потом он стоял на балконе и смотрел на Понивилль, спящий в голубоватых лучах небесной тёзки Луны.

 

3. ФАЗА СТРЕЛЬБЫ

На следующий день Грампи направлялся обратно в магазинчик игр. Виндфитеру это не понравится, но Грампи решил бросить варгеймы. Это решение далось ему нелегко — они были любовью всей его жизни. Он любил миниатюрные фигурки, любил играть ими, но больше всего он любил покраску... и теперь вся эта любовь казалась ему бессмысленной. Его роман подошёл к концу.

— Уже вернулся? Небось, пришёл за второй коробкой! Увы, ты опоздал! — Виндфитер поправил очки и кивнул на другого покупателя у прилавка. Грампи не знал этого пони, так что ему было всё равно.

— Нет, Винд. На самом деле я собира... — Грампи запнулся, его челюсть отвисла. Словно в трансе, он шагнул вперёд. Зрение пони гораздо острее своего органического эквивалента, и сейчас его глаза — натренированные за годы покраски миниатюр — были прикованы к Пони Наполеону на прилавке.

Его принёс новый покупатель, несомненно, чтобы похвастаться. Грампи, сам того не осознавая, медленно крался к прилавку, всё ближе присматриваясь к невозможной фигурке.

Невозможной, потому что она была несравнимо лучше, чем даже его собственные призовые работы.

— Дай мне лупу! — рявкнул Грампи, уже не заботясь о дружбе и учтивости к другим пони. — Самую лучшую, магическую! — Магические лупы оснащались заклинаниями, позволявшими им действовать почти на любом уровне. Эта штука могла увеличивать чуть ли не до молекул.

Сомнения отпали. Наполеон-пони был произведением самого утончённого искусства. Зрачки с бликами, точно такими, как сделал бы сам Грампи, только размытыми и... стоп! Грампи чуть не дерпанулся, прямо здесь, в магазине. В чёрном зрачке глаза фигурки виднелось нарисованное серыми тонами отражение художника, рисующего этот глаз.

Ворчун Грампи посмотрел на нового посетителя. И чуть не дерпанулся — и разъярился — окончательно. Этот великолепный художник, этот монстр, этот гнусный гений... оказался не единорогом.

Это был какой-то убогий пегас. Без рога. Без телекинеза. Этот ублюдок раскрасил свою миниатюру без магии, с помощью... с помощью КИСТИ!

Непостижимо. Нереально. Нестерпимо!

— Что за нахер?.. — К Дискорду вежливость. Враг обнаружен, целься, пли.

— ...я никогда раньше не относился всерьёз к раскраске игрушек, когда жил на Земле. Это была просто работа. Но здесь мы будем жить практически вечно, верно? Это КУЧА времени. Так что я подумал: да и фиг с ним, если у меня есть целая вечность, то нет смысла экономить время, правильно? Здесь можно сколько угодно заниматься тем, что на Земле бы считалось ерундой или глупостями.

Ворчун Грампи напрягся и стиснул зубы. "Ерундой"?.. Этот грязный пернатый веник только что обозвал военные игры с миниатюрами ерундой!..

— Сперва пару недель осваивался. Я сразу понял, что мне понадобится по-настоящему хорошее увеличение. Так что раздобыл магическую лупу. Я рисую кистью в зубах — один пони делает мне кисти на заказ, некоторые всего с одним волоском — и мне приходится задерживать дыхание во время мазков. И рисовать в ритме пульса, потому что на этом уровне волосок даже от ударов сердца подрагивает. Это трудно, но зато прикольно, понимаешь?

"Трудно, но прикольно, понимаешь?" — сквозь красную пелену, застилающую глаза, Ворчун Грампи услышал звук, словно кто-то счищал напильником остатки литника.

— Эй, Грампс, с тобой всё нормально? — Виндфитер обращался к нему.

Грампи осознал, что этот звук исходил от его собственных зубов. Он сжал зубы с такой силой, что их скрежет был слышен по всему помещению.

— Ч-что? — словно проснулся он. Его глаза на миг сфокусировались на владельце магазина, а потом метнулись к пегасу возле прилавка. — Имя?!!

Пегас, молодой жеребец в бейсбольной кепке козырьком назад, вздрогнул, когда на него вдруг рявкнули.

— Э?..

— ИМЯ! — Грампи обнаружил, что тяжело дышит. — Как твоё имя?

Юный пегас моргнул.

— Клауд Страйф.

Грампи подавил желание убивать.

— Ты издеваешься, да? Клауд... Страйф?.. — Чёрт возьми, ну не могла же Селестия действительно так назвать кого-то из иммигрантов. Ей что, законы копирайта не писаны?

— Там, на Земле, мне изрядно хреново жилось. Но мне нравится быть пегасом!

Эта ухмылка. Ох, чёрт его дери, эта невинная, приторно-сладкая ухмылка...

— "Золотой грифон". Я. Ты. Чтоб был там!

Клауд Страйф опытным крылом поправил бейсбольную кепку.

— Это где в солдатики играют?

— Это турнир по покраске, придурок! Я тебя ВЫЗЫВАЮ! — Грампи чуть ли не задыхался.

Отвернувшись, Клауд несколько секунд смотрел в окно. Затем повернулся обратно. Его глаза сузились, взгляд стал злым и пристальным.

— Ага. Ясно. — Он чуть улыбнулся. — Бесплатный совет, приятель: купи себе лупу посильнее.

 

4. ФАЗА АТАКИ

Грампи не был уверен, но, кажется, он разбил стекло в двери магазина. По правде говоря, на тот момент ему было всё равно — иногда дверью просто необходимо хлопнуть как следует. Этот мелкий жеребчик, этот жеребёнок, да ещё с таким дурацким именем — и как только принцесса могла так обозвать это юное дерьмецо? "Клауд Страйф" — Луна помилуй, ну что за позорище! И эта его хрень насчёт "ой, знаешь, я никогда не красил игрушки всерьёз"... но самое худшее, самое предельно ужасное — что этот комок перьев был хорош. Чертовски хорош. Он нарисовал себя, рисующего глаз своей Селестией проклятой фигурке.

Это было совершенно непростительно. Это означало войну.

Дома, в постели с Фриски, Ворчун Грампи был как дракон. В последнее время они не слишком активно развлекались по ночам, особенно с тех пор, как Грампи начал разочаровываться в своём хобби. Кровать лежала в руинах, простыни были безжалостно изодраны зубами и копытами. Фриски, в полубреду, постепенно выплывала из глубины какой-то оргазмической комы.

— Луна милосердная, защитница жеребят... что на тебя сегодня нашло? — Фриски попыталась перевернуться, но обнаружила, что задние ноги её не слушаются. Она боялась, что её хвост навсегда парализован — он онемел и напрочь отказывался шевелиться. — Не то чтобы я возражала... о небо, нам, по-моему, нужна новая кровать! — рассмеялась она в изумлении и ужасе при виде беспорядка, который они устроили.

— Это... это всё тот сопляк. — Грампи пытался перевести дыхание. Он чувствовал себя так, словно только что победил в Забеге листьев. Трижды. У него ныли задние ноги и горели фланки. Селестия опять халтурит на работе, подумал он. Ноющие ноги, это что за потребность такая? — Встретил его в магазине. Какой-то новенький пегас-эмигрант. Только начал заниматься покраской, но он лучше меня. Пегас! — это слово он выплюнул как ругательство.

— Ты серьёзно?.. Пони, умеющий красить лучше тебя, и не единорог? — Фриски была земнопони, но ей нравились военные игры и она часто помогала Грампи на выездных турнирах и на конвентах в Мэйнхэттене. Она даже немного красила сама, с помощью очковой лупы и кисти во рту. Грампи раздобыл ей ремешки на копыта, чтобы она попробовала красить передними ногами, но из этого ничего не вышло. Фриски была местной, не загруженным человеком, и для неё ноги были всего лишь ногами.

— Нет. Пегас. И ему хватило наглости сказать мне, что я должен купить сильную лупу. — Грампи изо всех сил старался обидеться, но безуспешно. Невозможно по-настоящему чувствовать обиду после того, как вы с подружкой разломали кровать. Снова неудовлетворённая потребность!

— Ну и что ты теперь собираешься делать? — Фриски полегчало, в её хвост вернулась чувствительность и она снова могла им шевелить, хоть и слегка болезненно. Ноги тоже теперь действовали, так что она осторожно поднялась с кровати и пошатываясь двинулась на кухню, чтобы попить чего-нибудь.

— Я собираюсь показать ему, кто тут крутой жеребец! На следующем "Золотом грифоне" — ха, он думает, что отберёт мою корону, но у меня найдётся сюрприз для нашего мистера-в-перьях. Я достану новую лупу — самую лучшую. Нет... я закажу особую, специальную, да, да... а потом покажу этому мелкому отродью алмазного пса, на что способен единорог!

Фриски принялась рыться на леднике.

— Хочешь морковного сока? Или вина? Может, гранатового?

Но Грампи уже не было на разбитой кровати. Он уже сидел у себя в студии и торопливо листал "Эйрфикс Эквестрию", выискивая, кто в Кантерлотском округе делает хорошую чаротронную оптику.

 

5. ФАЗА ПОСЛЕДСТВИЙ

Фриски Мелонс уселась на задние ноги и хотела было обнять супруга, но тот отмахнулся от неё. Грампи наблюдал, как Клауд шествует через восторженную толпу со сверкающим призовым кубком "Золотого грифона" на спине, в ямочке между приподнятыми крыльями. Ворчун Грампи в бессильной ярости топнул копытом.

Это был увлекательный год. Грампи и Фриски всё сильнее сближались, вместе работая долгими днями и ночами, занимаясь сборкой и покраской на таком уровне, которого никто из них даже представить раньше не мог. Система магических линз позволяла Грампи аккуратно прорисовывать отдельные волоски в шёрстке своих миниатюрных пони-солдат. Фриски изготовила инструмент, позволявший создавать иллюзию плетения ткани в униформе 58-МК миниатюр — крохотный кусочек пера синешейки, вырезанный в форме квадратика размером не больше булавочного острия. Подвесив его в поле телекинеза, покрыв молекулярным слоем краски, под большим увеличением, им можно было "печатать" на поверхности миниатюры узор, имитирующий плетёную ткань. Эту деталь можно было различить только в самый сильный микроскоп, но всё-таки можно.

Вместе они превзошли "отражения" молодого пегаса в глазах его четвероногих солдатиков. Пока Фриски готовила краску и собственным дыханием поддерживала её влажной, Грампи прорисовал глаза миниатюры в мельчайших подробностях. Там, в центре каждого зрачка, он изобразил себя и Фриски, поднимающих кубок "Золотого грифона" и машущих судьям. Причём на фоне вполне узнаваемого Дворца военных игр в Мэйнхэттене. Это было настоящее произведение искусства, скрытое среди бликов в глазах крохотного Пони Наполеона — и, в качестве контрольного выстрела, две картинки в зрачках были нарисованы так, что если посмотреть на них скосив глаза, то изображение становилось трёхмерным.

Во время этой многомесячной трудной работы Грампи и Фриски наконец поженились, осознав, насколько всё-таки глубоко они любят друг друга. Каждую ночь были фейерверки — если, конечно, они, одержимые общей страстью, не выматывались за сборкой и покраской до такой степени, что валились спать как убитые.

Это были самые великолепные восемь месяцев за обе жизни Грампи. Он ясно видел цель, решительно шёл к ней и был полностью уверен в себе. Он сражался на войне, его дело было правым и впереди ожидала победа.

Рядом с Фриски стоял серебряный кубок. Она поставила его на пол, чтобы попытаться обнять своего жеребца. Теперь она снова подняла его и неуверенно держала в зубах. До чего же было обидно оказаться на втором месте. Вся магия, все линзы, даже её приём со штампом из кусочка пёрышка — в конце концов юный пегас обошёл их буквально на волосок.

Каким-то образом, работая в паузах между ударами сердца, Клауд Страйф из собственной выпавшей ресницы вырезал самодельные пуговицы, кисточки и запонки для всего своего миниатюрного войска, а затем нарисовал во всех без исключения "медных" детальках отражения некоего воображаемого поля боя. Это было нечто потрясающее. Фантастическое.

Судьи всё ещё сомневались, но Клауд и к этому подготовился — он предъявил подписанную лично Селестией справку, удостоверявшую, что он не прибегал ни к помощи единорогов, ни к магии, а действительно сделал всю работу самостоятельно — с кистью в зубах и с лупой перед глазами.

Грампи вздохнул. Несмотря на нелепое имя, этот сволочной Клауд Страйф был великолепен. Если уж проигрывать, то именно такому пони, невероятно талантливому и умелому. Обидно, но не стыдно.

По крайней мере, Грампи побил Клауда в игровой части состязаний. За столом они были почти друзьями. Проигрывал Клауд в игре или побеждал, он всегда вёл себя удивительно достойно.

Но на турнире по покраске он был жлобом. Там они терпеть друг друга не могли.

Вздохнув, Грампи повернулся и взглянул на свою молодую жену. Фриски стояла с серебряным кубком в зубах, чуть опустив голову, и глядела на него с тревогой и нежностью. Грампи чуть не прослезился от того, насколько она была очаровательной. Он приблизился к ней и ласково погладил носом, впитывая ноздрями её тепло и запах.

— Через год, любовь моя. — Грампи вдруг отступил, и его глаза полыхнули яростью. Он крутанулся на месте и проорал вслед своему блестящему гнусному противнику: — ЧЕРЕЗ ГОД, ТЫ, УБЛЮДОК! ЧЕРЕЗ ГОД Я ТЕБЯ ДОСТАНУ!

Клауд, смеясь, обернулся:

— Это мы ещё посмотрим!

Грампи следил, как пегас удаляется вместе со своей свитой. Через год. Снова развернувшись к Фриски, Грампи магией взял кубок у неё изо рта и уложил в её седельную сумку.

— Два слова.

Фриски подняла голову и склонила её набок:

— Что?

— Во-первых, ты чертовски прекрасна.

Фриски просияла и рассмеялась.

— Во-вторых, у меня есть невероятнейший план, как полностью, целиком, ОКОНЧАТЕЛЬНО разгромить этого чёртова Клауда. Ты готова покорить со мной вершины небес?

Фриски шагнула вперёд и прижалась к своему любимому. Когда она заговорила, её голос звучал нежно и соблазнительно:

— Всегда готова.

Ворчун Грампи улыбнулся. Раз эта проклятая искусственная принцесса неспособна доставить удовлетворение, которое обещала, то они вдвоём справятся и сами! Ох, какой же это будет хороший год. И в конце его — Грампи был в этом уверен — он получит золотой кубок обратно.

 

1. ФАЗА РАССТАНОВКИ

Сюй Чжиюн спрятался в тени мусорного бака сразу за Синьянским Народным Эквестрийским Небесным Центром, сжимая в дрожащих руках украденный "ПониПад". Принцесса заговорила с ним на безупречном гуаньхуа:

— Тебе нечего бояться, мой дорогой Клауд Страйф. Дни твоих страданий почти окончились, мой маленький пони. — Принцесса улыбалась, её взгляд был полон любви и участия.

— Но мы делаем эти планшеты для Запада. Это значит, большинство ваших пони с Запада. — Чжиюн огляделся вокруг, опасаясь, что его обнаружат. — Что, если я не смогу ни с кем говорить?

Селестия ободряюще улыбнулась с экрана:

— Все пони в Эквестрии говорят на одном языке. Ты сам это знаешь, Клауд. Ханна, моя создательница, разрешила мне делать это незначительное изменение для всех эмигрировавших людей. Она верила, что Эквестрия должна быть единой. Потребности лучше всего удовлетворяются, когда я свободно могу сводить друг с другом пони, у которых есть что-то общее, которые могут максимально дополнить друг друга. Языковой барьер был бы для этого бессмысленным препятствием.

— Но я ничего не умею, кроме как собирать "ПониПады"... и раскрашивать игрушки!

Стояла поздняя ночь, и вряд ли кто-то мог заметить и сообщить о нём, но Чжиюн прекрасно знал, что у государства множество глаз. Он сбежал с обнесённой забором фабрики "ПониПадов" по приказу Селестии, когда собирался покончить с собой, прыгнув с крыши.

— Ты веришь мне, Клауд? Веришь, что я знаю тебя лучше, чем ты сам? — спросила принцесса почти осуждающе, и Чжиюну стало стыдно.

— Конечно, принцесса. — Чжиюн знал, до чего огромен искусственный интеллект, говоривший с ним через этот планшет. Сейчас Селестия была суммой миллионов разумов, и не только. Даже боги, в которых верили в древности, не были настолько великими. Даже сам Царь Обезьян не мог бы мудростью превзойти принцессу.

— Я обещаю, что ты попадёшь во фрагмент, который многое выиграет от одного лишь твоего присутствия, мой маленький пони. Ты обретёшь своего самого лучшего друга, с которым никогда бы не встретился на Земле. Ты больше не будешь знать ни страданий, ни изнуряющего труда. Никто никогда не сделает тебя рабом, и ты обнаружишь, что твои таланты по-настоящему ценятся.

Чжиюн ощутил, как по щекам текут слёзы.

— Вы обещаете?

— Конечно обещаю, мой маленький пони.

Принцесса до сих пор его ни разу не подводила.

— Хорошо. А это безопасно? — Чжиюн внимательно прислушался, не идёт ли кто, и осторожно выглянул из-за мусорного бака. Грязная одежда лохмотьями висела на его худом, измождённом теле.

— Ни в Центре, ни в радиусе тысячи метров никого нет. Я сейчас отключу энергию во всех домах и на улицах в этой части города, кроме Центра. Когда фонари погаснут, войди в здание и сядь в кресло. — Селестия на экране на миг сосредоточилась. — Готово, иди.

Чжиюн поднял взгляд. Все огни погасли. В лунном свете он миновал статую Пинки Пай и вошёл в фальшивый пряничный домик. Впереди над одним из кресел приглашающе горела лампочка.

Будущий лучший друг. Конец борьбы за выживание. Сытость, жизненная цель и известность.

Его ждала Эквестрия.

 

Хорошая игра.

 

К оглавлению

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2014
"Grumpy Grognard and the Painting Pegasus", Chatoyance, 2013
Перевод: Многорукий Удав, январь 2015