На картинке: авторская обложка

Автор: Chatoyance
Перевод: Shai-hulud_16
Вычитка: CloudRing

Оригинал

Самое главное в работе каждого Бюро — это 'зелье', нанотехномагическая сыворотка, которая превращает человека в пони. Но, чтобы Бюро могли открыться, сыворотку сначала нужно было изобрести. Эта история о том, как была создана первая действующая сыворотка, о людях и пони, которые сделали это возможным.

Оглавление:

РЕКОМБИНАНТ 63

Глава первая: Манящий зов тайн

Гвеннифер Бойк была библиотекарем с секретом.

Её шотландский дедушка — который всю жизнь настаивал, чтобы его звали шотландцем, а не Выходцем из Северо-Европейской Зоны — заявил однажды, что у неё “бумага вместо мозгов и чернила вместо крови” — и это следовало считать комплиментом. Так звучали все комплименты старого Эшана: на десять десятых оскорбление и ма-аленькая доля похвалы — только если ты очень внимательно слушала.

Старый мерзавец был, конечно, в целом прав — в отношении Гвен. Она предпочитала говорить и писать “Гвен”, потому что кому в наши дни хочется надеяться, что кто-то знает, как правильно пишется 'Гвеннифер', когда ты стоишь во главе очереди из ста двадцати задёрганных людей, и все злые, оттого что у той тётки спереди непроизносимое имя и ты всех задерживаешь — Вся жизнь Гвен состояла из книг.

Ей нравилось к ним прикасаться, чувствовать вес, ощущать запах старых книг — покрытых пылью веков, с пятнами, оставленными неведомыми читателями, у которых не хватало ума НЕ ЖРАТЬ нанопалочки над бесценными реликвиями. Гвен считала, что существуют книги — а потом уже — остальной мир, и мир был для того, чтобы в нём были книги, никак иначе.

Но книг никто больше не печатал, настоящих книг, в Гипернете же всё есть, так? Оцифрованное, архивированное, переведённое и собранное в кучу. Вместо романов — фильмы без единой строчки текста, вместо писем — текстовые сообщения в киосках… и в основном, обсуждения тех же фильмов. Если это было не в формате “Холо-”, это никому было даром не нужно, а если было вообще не в электронном виде — тем более.

Но книги каким-то образом продолжали существовать. В этом была их великая сила, их тайная магия. Книги могли пережить что угодно. Да, как с любым биологическим видом, отдельные особи могли пасть жертвой хищников — времени, плесени, небрежения — не говоря уже об огне — но книги, как форма жизни — существовали, размножались, а иногда, подобно древним героям, они становились бессмертными.

Мировое правительство объявило проект — при содействии Королевского дома Эквестрии, конечно же — по переносу человеческих знаний в новый мир. Надвигающийся Барьер перемалывал всё, к чему прикасался, электроника вблизи него просто сгорала, нетронутым оставалось только то, что было сделано из эквестрийских материалов.

У пони существовала технология звукозаписи: очень простая, похожая на ту, которой когда-то пользовались люди — плоские диски с дорожками, с которых вибрирующая иголка считывала звук. Команды специалистов по всему миру занимались переносом цифровой музыки на эквестрийские пластинки, жертвуя идеальным цифровым качеством ради того, чтобы хоть её как-то сохранить.

Но книгам повезло больше.

Книжные буквы — есть буквы, а слова — есть слова, они не теряют в качестве. Буква 'K', выведенная тысячу лет назад, останется буквой 'K' и ещё через тысячу лет, если бережно хранить книгу в сухом и безопасном месте. Гвен с величайшей охотой присоединилась к Королевскому Обществу Охраны Неэквестрийских Цивилизационных Ценностей — (как же любили там, в правительстве, придумывать такие сокращения). К.О.О.Не.Ц.Ц. Конец. Конец традиции придумывать дурацкие сокращения. Но имя не важно, важна была их работа — спасти столько книг, картин и музыки, сколько можно, прежде чем спасать станет нечего.

Сколько можно. Здесь была закавыка — а “закавыка, она завсегда бывает!” — как неустанно напоминал старый Эшан всем, кто был готов его слушать (а их было немного — его, как правило, было сложно назвать приятным собеседником), — и была она в том, что не всё, созданное человечеством, подходило под тонкие и изысканные вкусы пони.

О, нет: всё предлагаемое к спасению должно было быть сначала одобрено, а было этого всего столько, что только господь бог мог успеть прочитать это всё и отделить зёрна от плевел — пшеницы, конечно, давно не существовало, но для хорошей поговорки это было неважно, она всё равно оставалась понятной — поэтому им невероятно повезло, что богиня, согласная помочь им, у них действительно была.

Ей имя было “Луна”, или, во всяком случае, так оно переводилось. Гвен слышала оригинал на эквестрийском: он звучал, как будто коза подавилась конфетной обёрткой — и даже не стала пытаться его выучить. Луна была тёмной, таинственной и никогда не ошибавшейся. Она, конечно же, была пони, но, как и её божественная сестра, она сильно отличалась от обычных пони. Высокого роста, выше человека если считать с рогом — у неё был рог — а её грива, сотканная из звёздного света, даже отдалённо не напоминала волосы.

Она была одета в серебро: в серебряные накопытники и серебряную корону, очень ей шедшие, и нагрудник со знаком полумесяца, такого же тёмного цвета, как она сама, выкованный никто не знал, из чего. У неё были ясные сине-зелёные глаза, и шерсть цвета полуночи, цвета “Берлинская лазурь”, как определила Гвен; говорила она ясно и чётко, с невероятным достоинством, производя впечатление очень древнего и очень проницательного существа.

И да, к их счастью, она в самом деле была богиней, потому что, даже с возможностями Гипернета и виртуализации, где-то погибали бесконечные склады старых книг, прочитать которые не хватило бы тысячи жизней, даже если бы кто-то захотел, а таких не нашлось, не считая Гвен и немногих подобных ей.

Принцесса Луна — она предпочитала, чтобы её не называли богиней в лицо, но сомнений в этом ни у кого не было, после их с сестрой небольшой демонстрации сил во время Трёхдневной войны — проследовала за ними в гигантское хранилище заплесневелых томов — за книгами совсем перестали ухаживать — встала посредине и улыбнулась.

Она наклонила большую голову, её рог засиял волшебным светом а затем... она распалась на мириады вихрей из света и тьмы, которые разлетелись как пчёлы (по описаниям пчёл), и прошли насквозь через каждую книгу, на мгновение приподняв каждый том и заставив светиться. Минутой спустя облачка из звёздной тьмы слетелись обратно и собрались в принцессу, которая стояла и улыбалась, как будто самое обычное дело — распадаться на частицы и собираться снова.

Затем заработала армия древних механических печатных машинок, соединённых с компьютером, стоявшим достаточно далеко, чтобы магия его не коснулась. Их клавиши стучали как самый густой в мире град, и вскоре был готов список всех книг на складе — заслуживающих и не заслуживающих спасения, и к каждой — краткое пояснение, почему.

Язык и количество книг значения не имели. Тёмная принцесса со своей свитой из сановных людей и пони облетела всю планету, появляясь и исчезая во вспышке света — они называли это телепортацией — слово, взятое из фантастики. Снова и снова, по всем базам проекта, контролируя, чтобы хорошие книги спаслись, а плохие остались пропадать вместе с Землёй.

Но у неё была и тайная сторона — она была мудрой богиней, и не во всём соглашалась со своей сестрой. У неё могли быть неприятности, когда всё раскроется, она это честно признавала, но в итоге, она была уверена, сестра поймёт. Поймёт важность её работы.

Тайной работы, скрытой от дневного света. Это был собственный проект принцессы Луны, и Гвеннифер Бойк была его частью.

Они называли себя 'Подземным библиобусом' — отсылка к Хэрриету Тубману и Подземной железной дороге, которая помогала порабощённым мужчинам, женщинам и детям бежать с американского Юга в древности.
Когда-то давно, когда были настоящие библиотеки, и люди в них ходили, самодвижущиеся экипажи развозили книги по поселениям, в которых не было своих библиотек. Это называлось библиобусом: в нём можно было взять книгу и держать до следующего приезда, и это было прекрасно, и сколь же прекрасен был мир, который мог себе такое позволить.

В Подземный Библиобус отбирали не все книги. Даже здесь действовал отбор, но они смотрели на вопрос куда шире. Книги про оружие, атомные бомбы, теорию и практику убийств и резни, о том как создавать и обслуживать орудия смерти — были так же категорично запрещены Луной как и её солнечной сестрой. Запрещены были и книги, распространявшие ненависть, фанатизм и жестокость, а также история о том, на какое зло способны люди.

Меньше всего принцессы хотели давать будущим поколениям поводы бояться и ненавидеть новопони и их потомков, они не видели смысла, чтобы Эквестрийцы многими веками испытывали отвращение к Человечеству и всему, что связано с Землёй. Земля скоро исчезнет навсегда, и человечество, как вид, вместе с ней, и тоже навсегда. Это как на похоронах — человек мог быть последним подонком в штате, но когда приходило время закапывать его в землю, даже худшие враги находили, что можно сказать хорошего о его никчёмной жизни, ибо — почему нет? Он уже никому не навредит, так что незачем позорить мёртвых.

Но были книги не опасные и не злые, но которые не прошли чересчур строгий отбор Селестии, и вот их Луна со своими последователями хотели сохранить до дня, когда Селестия будет готова взглянуть на вещи чуть шире. Книги, написанные в такие времена, в таких местах, что могли исчезнуть из-за одной-единственной главы, из-за взглядов, которые там и тогда считались общепринятыми, а сейчас были признаны злодейскими.

Так была спасена Мэри Поппинс, несмотря на отчаянно расистские пассажи в прекрасной в общем-то книге, и повести Роальда Даля, такие как “Чарли и шоколадная фабрика” — хотя, надо сказать, всё же поздняя версия, в которой Умпа-Лумпы уже не были порабощёнными Вилли Вонкой африканскими пигмеями.

Но Библиобус эвакуировал не только художественную литературу. Рефераты, научные работы, избранные исторические документы, не содержавшие опасного и запретного. Военная история вымарывалась особенно тщательно. В Эквестрии существовали не очень мирные и дружественные виды — такие как драконы и грифоны, уже доставлявшие некоторые проблемы Принцессам, и им ни в коем случае не стоило подкидывать новые идеи.

Подобную цензуру легко было понять — щедрому и доброму миру не было надобности знать как когда-то жители сурового и жадного мира рвали друг другу глотки, эти знания, несомненно, могли серьёзно повредить их нежным душам. Всё же, вселенная людей была редким, возможно, уникальным явлением — миром, где нет магии и при этом есть жизнь. Принцесса Луна боялась, что однажды сестра пожалеет о слишком строгой политике отбора, поэтому под Кантерлотом были созданы тайники — запечатанные камеры, выстроенные на века, где можно будет спокойно хранить опасные вещи. В них и будут храниться фонды Подземного библиобуса — так, на всякий случай.

Наверно, самое неоднозначное, с чем Гвен приходилось работать — это были книги не об истории и борьбе древних, а об истории последних лет. Бесконечные тревоги и споры о том, как пройдёт великий исход, удастся ли эвакуировать население целого мира. Т-излучение угрожало всей земной жизни, и только Барьер принцесс давал людям время и шанс трансформироваться и выжить. Без Барьера Земля стала бы мертвой и стерильной в первый же день появления Эквестрии.

Селестия и Мироправительство вместе решили, что нет смысла вести запись текущей истории. Мир погибал, вести записи было не время. Было время решительно действовать.

Но Луна и кое-кто из Библиобуса считали, что конверсионная миграция человечества — важнейшее историческое событие, и память о нём обязательно должна быть сохранена. Гвен слышала однажды, как принцессы очень тихо, но жёстко это обсуждали. Для древних и мудрых существ они шептались слишком резко — что, примерно, соответствовало крику с бросанием предметов. Общим мнением... ага, конечно.

В один из центров Подземки только что доставили целую гору бумаг, книг, папок и ром-шариков, уведённых из правительственного архива. Кто бы ни сделал это, он очень сильно пожелал остаться неизвестным.

Сегодня они выгрузили паллеты, накрыли брезентом, и заставили коробками — на будущее. Придётся разгребать материалы, практически все помеченные “строго секретно”, и решать, какие (если они будут), стоят внимания Её высочества Луны.

Гвен хрустнула своими длинными костлявыми пальцами и зарылась в кучу бумаг.

Шарики требовали для чтения или распечатки спецустройств, не говоря уж о том что наверняка были от души зашифрованы. Это — как-нибудь в другой раз. Гвен начала с папок с документами. В основном, финансовые дела шестисот примерно семей, правивших Землёй как мировое правительство. Они владели всей промышленностью и всей торговлей, и в каком-нибудь другом веке это было бы откровением. Но мир умирал, и неважно было, кто, как, почему им правил — их мировому господству скоро настанет конец, скоро не останется самого объекта правления.

Там были документы, способные (если бы не конец света) вызвать всемирную гражданскую войну и революцию. У Гвен прямо челюсть отвисла, когда ей попался якобы несуществующий оригинал доклада о произведённом МонсанДоу-СиноПойнт генетическом “улучшении” пшеницы — о том, что же на самом деле привело к катастрофе, убившей всю пшеницу на всей планете, оставив стоять только серые, мёртвые, совершенно несъедобные, даже не разлагающиеся стебли. Изначальная цель была в том, чтобы превратить всю пшеницу во всём мире в продукт, производство которого можно монополизировать и жёстко контролировать, ну и, заодно, заставить её расти в любом климате с невиданной урожайностью. Три маленькие ошибки в генокоде убили всю пшеницу на Земле навсегда, обрекая миллиарды людей на голод.

Там были документы времён Большого Коллапса — финансового кризиса, который поставил цивилизацию на грань исчезновения. Гвен листала папки, находя лишь подтверждения своим подозрениям — и открывая такое, о чём даже не подозревала. Простая жадность, ничего более, бездумное накопление — едва не убили цивилизацию. Это её нисколько не удивляло. Удивляло другое: как легко в это вовлеклись национальные правительства. Поистине, любого политика оказалось можно купить.

Гвен подняла затрёпанную тетрадь, резко выделявшуюся среди покоробленных от времени казённых папок. Небольшая их стопка завалилась набок, и тетрадь выпала. Это был засаленный, распухший от листков и обрывков бумаги лабораторный журнал. “Интересно”, подумала она, разглядывая находку со всех сторон. Тетрадь была стянута резинками, затем в несколько слоёв обёрнута прозрачной плёнкой, чем-то вроде промышленного скотча. Выглядела она так, будто её таскали по асфальту целую неделю.

Гвеннифер не могла равнодушно пройти мимо секретных документов и дневников, и тут — такое. Сильно потрёпанная, странно упакованная тетрадь немедленно завладела её вниманием. Остальная куча подождёт. Тайные заговоры известно кого и прочие гадости — подождут. Чьё там правительство продалось какой семье и за сколько. Когда ударил Коллапс, не продалась только Исландия — но это её нисколько не спасло. Стран больше не существовало, были только Производственные Зоны. Правда о том, как же так получилось была печальна и бессмысленна — капитал захватил мир, отправив все надежды людей на свалку истории. Но вот эта толстая тетрадка... кто знает, какую поистине удивительную историю она может в себе таить?

Титульная страница уже интриговала:

Проект Буцефал, Лаборатория 012

Уровень доступа Умбра-Космик-Меджик

За утерю или разглашение — чрезвычайная санкция

Гвен убрала прядь тёмных волос с лица и уселась прямо посреди груды папок, докладов и ром-шариков, пытаясь распечатать эту пухлую груду бумажек, когда-то бывшую тетрадью. Первые попытки оказались бесплодными, ей пришлось вставать за ножницами и канцелярским ножом. Пару надрезов спустя Гвен наконец-то смогла открыть эту слегка страшноватую тетрадку.

Что-то выпало наружу: фотография, отпечатанная на 3Д-синтбумаге. Женщина, на вид лет тридцать пять, с рыжими волосами до плеч и в очках. Она стояла у экрана во всю стену, одетая в лабораторный халат, с тем выражением лица, с каким обычно фотографируются на паспорт или для уголовного дела. Гвен перевернула фото, при этом тени на изображении сменили угол. На обратной стороне была написана дата и, не слишком помогающее в идентификации, “Я!”. Крайне полезно.

На пол вывалился ещё один листок синтбумаги. Распечатанная с компьютера схема какого-то странного устройства. Устройство имело форму двадцатигранника-икосаэдра, со разъёмами и отверстиями на каждой из сторон. Из некоторых отверстий торчали непонятные трубки и какие-то конструкции. Из вершин икосаэдра вырастали странные раздвоенные отростки. Это походило на вирус. После более внимательного изучения чертежа стало понятно, что оно и размером было с вирус... это было какое-то наноустройство. Устройство номер три из шести, которые должны были действовать как единое целое. Согласно пояснению, действовать в среде "тауматически активной органической суспензии".

В углу чертежа стояло несколько предупреждающих знаков, относившихся к наноустройству. “Биологическая опасность”. “Опасность: тауматическое излучение”. Гвен перевернула листок, обнаружив описание, что именно делала эта машина, и поняла, что совсем ничего не понимает. Это было нанохирургическое устройство.

Вот ЭТО было странно. Расцвет нанотехнологий пришёлся на самые мрачные годы Большого Коллапса. Сначала их во всеуслышание объявили спасением человечества, но оказалось, что не всё так гладко. Вскоре выяснилось, что Алмазный Век опять не наступит, опять не будет сказочного будущего, где волшебный нанопорошок построит дом у вас на глазах, или сделает вас бессмертным изнутри. Микромашины были не волшебными. Они потребляли энергию, и много, и это уже было проблемой, потому что человечество успело растранжирить энергоресурсы хуже, чем моряк тратит получку на берегу. Нефть практически исчезла, на её добычу уходило больше энергии, чем получалось при её сжигании. Атомная энергетика сделала японцев самым крупным кочевым народом в истории, больше никто не отваживался ступить на отравленную землю их родины — и не только их. Солнца и ветра попросту на всех не хватало, при том, что потребление росло.

Но даже это было не главной проблемой. Творя свои микрочудеса, наноустройства выделяли тепло. Слишком много тепла, чтобы их было экономически целесообразно использовать. И в медицине они получили очень ограниченное применение. Мечта о нанохирургах, которые соберут вам новую руку, или селезёнку, или даже целое тело — оказалась неосуществима в принципе. Микромашины двигались, движение порождало тепло, тепла было столько, что любые клетки, которые они пытались строить или чинить, просто спекались. Главным достижением нанотехнологий стала переработка человеческих отходов в съедобные продукты.

Это заняло у людей пятьдесят тысяч лет, но, впервые в человеческой истории, сегодня ни один человек не ложился спать голодным. В этом смысле золотой век для девятнадцати миллиардов человек наступил, все были напоены и накормлены. Само по себе, это было величайшее историческое достижение, которым можно было гордиться. То, что большая часть человечества жила при этом в фавелах, слепленных из руин и обломков, не имея ни работы, ни надежд, ни будущего — мало что значило. Войны были побеждены. Голод умер. Впервые в истории, люди жили в относительном мире, не зная нужды в еде и воде.

Но, насколько Гвен могла понять из чертежа в её руке, это был работающий прототип нанохирурга — без проблем с тепловыделением. Поняв, как именно эту проблему удалось решить, и тут же догадавшись, что это было за устройство, Гвен охнула. Эти шесть наноустройств работали не от индукции, и не на крохах атомного топлива, и не на химической энергии, позаимствованной из крови. Наномашины работали от тауматической энергии. Человеческое устройство, работавшее на принципах эквестрийской физики, тем самым ловко обходя земные ограничения. Экстропийное устройство.

Это была сыворотка. Ключевой компонент конверсионной сыворотки, которую использовали в Бюро.

Руки Гвен слегка затряслись, когда она поняла, что она держит. Это были записки одной из создателей сыворотки понификации. В них была тайна создания понифицирующего зелья — или, как минимум, объяснение, как оно работает.

Это, наверное, была самая опасная тетрадка в мировой истории.

Существовало множество организаций, которые бы за неё буквально убили. Фронт Освобождения Человечества точно пошёл бы на всё — буквально на всё — чтобы её получить. Полное описание того, как работает сыворотка! Это дало бы им шанс создать защиту от неё, а может быть даже, что-нибудь вроде прививки. Попади оно в руки Ф.О.Ч., у человечества был бы украден шанс на спасение через понификацию, во благо идеологии что лучше гордо умереть на двух ногах, чем остаться жить на четырёх.

П.В.З, Пони за Возрождение Земли, с этой тетрадью смогли бы научиться делать “зелье” самим, и им больше бы не пришлось его воровать. Они бы наоборот, лишили всех возможности остаться человеком, невзирая на последствия. Они бы конвертировали всех и каждого, не спрашивая их согласия — чтобы спасти. Они бы лишили людей неотъемлемого права убить себя, принудили всех, независимо от желания, жить долгой и насыщенной понячьей жизнью, хотят этого или нет.

Гвеннифер Бойк много читала. Она знала историю, и знала человечество. Если и можно было назвать главный общий признак человеческой расы, так это способность выбирать наиболее саморазрушительное решение из возможных — как на уровне личности, так и всем человечеством. П.В.З. отреклись от одной из главных свобод. Принцесса Селестия с самого начала ясно дала понять, что Конверсия должна быть свободным выбором каждого, никого и ни при каких обстоятельствах нельзя к ней принуждать.

Были и другие, кто желал узнать тайну сыворотки. Среди Мироправительства была фракция таких, кто хотел сделать из сыворотки конверсионное оружие, направив его на эквестрийцев.

Несомненно, самая опасная тетрадь в истории — прямо тут, в руках Гвен, сидящей на полу посреди склада полного книг, на тайной службе принцессы Эквестрийской, за спиной её венценосной сестры.

Самым умным решением было бы сжечь её. Сжечь тетрадь, сейчас же, немедленно. Это будет правильно. Чем дольше она ждала, тем сильней была вероятность, что что-то случится. Чудом было даже то, что тетрадь попала к ней; не меньшим чудом — что она заметила и поняла её значение.

Или, может быть, ей следовало использовать один из эквестрийских свитков из сейфа. Они хранились там для экстренных случаев, требовавших личного вмешательства Луны. Написать сообщение и дорисовать намеченную линию — это завершит заклинание, и свиток исчезнет в зелёном пламени, отправившись прямиком к принцессе ночи. Можно было добавить небольшое вложение, свиток прихватил бы его с собой. Она могла отправить тетрадь прямо к Луне, где она будет в безопасности от человеческих рук. Как бы то ни было, её слишком опасно было хранить.

Но это также была и самая интересная тетрадь в истории.

Остальные не вернутся до утра. Она была одна на всём складе. Сегодня точно не ожидалось беспричинного вторжения П.В.З. Или Ф.О.Ч. Периметр здания патрулировали Черносеточники — так, на всякий случай. У неё было не менее восьми часов.

История той самой сыворотки, написанная одним из создателей. Мир менялся, человечество менялось, и всё — под действием этого зелья. Самая опасная тетрадь, это точно, самая интересная тетрадь, это точно в квадрате — и важнейший исторический документ, вне всякого сомнения.

Гвеннифер Бойк оглянулась по сторонам, как будто ожидая, что за ней могут подсматривать. Глупо, но... но насколько же это важно! Существовали разные уровни секретного доступа — она читала много конспирологических теорий и уже встречала слова 'Умбра-Космик-Мэджик'. Но думала, это просто городская легенда. Маленькие зелёные человечки из космоса и всё такое!

Но ведь пришельцы, как оказалось, существовали — разве нет? Прямо здесь и прямо сейчас. Не всегда зелёные, и совершенно точно — не человечки. Но всё-таки пришельцы, и не просто из далёкого космоса — из другой Вселенной с другими свойствами. Они не нуждались в летающих тарелках и в лучевых пушках. Пегасы летали и так, а единороги могли испускать силовые лучи из рога.

Уровень Умбра-Космик-Мэджик правда существовал. У неё была возможность прямо сейчас заглянуть в самую страшную тайну этого мира.

Пальцы Гвен дрожали, но она, не останавливаясь, листала толстую тетрадь. Она стала читать. Теперь бы её табун диких земнопони не оттащил.

Глава вторая: Пузырь в море

Проект Буцефал — Инструктаж
1-е Января

Я всё ещё не понимаю, зачем я здесь. Я не подхожу для этого проекта. У меня слишком мало знаний. Я едва смогла получить докторскую степень — и ту липовую, если честно. Мой научный руководитель был другом моей семьи — как и большая часть комиссии. Не буду спорить, я горжусь своей диссертацией: “Научить старого нанобота новым трюкам: Краткая история провала нанотехнологий, и как надежды на них ещё могут оправдаться.” Это была хорошая работа. Настоящая. И всё равно — меня не должно быть здесь.

На самом деле, я не знаю даже, где находится это “здесь”. Думаю, мы под землёй — или, как минимум, внутри горы. Здесь пахнет древней плесенью и земнистой сыростью, несмотря на постоянную — и временами очень шумную — работу вентиляции. Сплошной пластобетон, бронестекла, тяжёлые громоздкие противоатомные двери, никаких окон — только кое-где фальшивки с голографическими видами. Комплекс кажется одновременно и сверхсовременным, и заброшенным — точнее, как будто старое помещение переоборудовали для того, что мы сделаем.

Заметьте, я не говорю “делаем”. Нам чётко объяснили, что вариант “не получится” не предусмотрен. Или мы справимся, или мы — а вместе с нами каждый человек, весь человеческий род — погибнем. Остальным людям пока не сообщили, что их миру пришёл конец. У нас осталось семь лет, начиная с сегодняшнего дня. Семь лет до конца света.

Всё началось с фотографии со спутника-шпиона, наблюдавшего за северной частью Тихого океана. 22-го апреля прошлого года ЭТО засекли впервые. 21-го на том месте не было ничего. Потом — БАМ! На следующий день, откуда ни возьмись — десятиметровый шар, наполовину в воде, наполовину в воздухе. И он растёт. Шар не плавает в океане, а вообще не двигается относительно континентальной плиты — ни на миллиметр. 23-го числа этот шар был уже тридцати метров в диаметре. 28.8558,-142.414221 — точные координаты начала конца света.

К началу мая “Тихоокеанская аномалия” — так её тогда называли — была уже сто метров в диаметре, и вокруг кружили аэростаты, авианосцы и все виды научных кораблей, на какие у вас хватит воображения. Подводное исследование подтвердило: она там просто висит — идеальной сферической формы, наполовину в воде, наполовину в воздухе, непонятно как зафиксированная относительно земной коры.

Мне показали ранние снимки — это было что-то. Уже тогда было ясно, что это — трёхмерная дыра в другой мир. Там было ещё ускоренное видео, снятое с авианосца, обошедшего аномалию по кругу. Корабль обошёл вокруг, но с любой стороны внутри было видно только бескрайнюю пустыню. Как в гигантском зеркальном шаре, только в этом кривом зеркале отражался не Тихий океан. Странная, цветастая пустыня, под ярким голубым небом, как наше до эпохи глобального смога. Сначала думали — может быть, это дыра на миллионы лет в прошлое, когда там где сейчас океан, находился континент. Пока пришельцы не вышли на контакт.

Охренеть не встать. Чужие! Пришельцы существуют. И они совершенно непохожи на тех, с тарелочек.

Хотя, вообще-то... на самом деле, похожи. Даже очень, если смотреть строго спереди, когда они лицом к вам — те же огромные глаза, маленькие рты, почти незаметные ноздри. Если смотреть спереди, то можно даже подумать, что у них две ноги. Попадётся такой вот серого цвета, да без гривы, да в темноте — вылитый “Грей” с НЛО, которого якобы видело столько людей. Конечно, за исключением ушей. У этих — большие уши на голове.

Если смотреть сбоку, то оказывается, что пришельцы четвероногие, с копытами на ногах и покрытые мехом. У них огромные головы, большие уши и короткая, детская звериная мордочка. Точь-в-точь заспиртованный лошадиный эмбрион в банке. Только с гривой и хвостом. Все зовут их “пони” — потому что это самое близкое к ним по внешнему виду из земных существ. Настоящие Equidae выглядели совсем иначе, но если бы они вдруг эволюционировали до разумных существ, (или кто-то их заставил), получившееся существо могло бы выглядеть как эти пришельцы.

Они разумны, у них имеется разговорный язык и технология. Хоть и не слишком продвинутая, где-то на уровне наших XIV — XV веков. Об индустриализации и речи не шло. О, и они очень, очень разноцветные. Баасх, наш ксенобиолог — оказывается, эта профессия и правда существует и он очень ею гордится, считает — эти яркие цвета для того, чтобы сбивать с толку хищников. Как бы то ни было, они всех цветов радуги, на выбор. Рыжие, розовые, зелёные, синие — какие хочешь. Как раса попугаев.

Хотя у них есть и свой язык, они предпочли выучить наши. ВСЕ. Я не знаю, как. Может, они целыми столетиями наблюдали за нами, кто знает. У них есть верховная правительница, и всё что мы пока узнали, мы узнали от неё. Но это скоро изменится. Скоро мы встретимся и сможем пообщаться с этими существами. От этой мысли голова немного кружится, становится дурно. Это страшно, но в то же время — потрясающе. Или же это первые признаки ксенофобии. Понятия не имею, как они управляются с технологией без рук. У них нет рук и никаких других очевидных органов-манипуляторов — по крайней мере, на картинках из того шарика в Тихом океане.

Ах да, и их мир для нас смертелен. Судя по всему, он находится не в нашей вселенной. Дыра — наше начальство зовёт её “Врата Рюкера” — ведёт не на другую планету нашей или чужой галактики а в совершенно иное пространство. Они — пришельцы из другой вселенной, и как нам говорят, законы физики там сильно отличаются от наших. Охренеть. Просто.... охренеть.

Физика их космоса с нами несовместима. Несколько кораблей подошли слишком близко к пузырю и их команды начали гореть. Их плоть чернела и превращалась в пепел. Когда это случилось, один корабль протаранил пузырь, потому что команда уже не могла им управлять. Мне показали видео этого, снятое с нескольких ракурсов.

Часть корабля — это был средних размеров корабль, крейсер или линкор, я правда не разбираюсь — в общем, его часть, оказавшись внутри пузыря, начала изменяться. Изменяться, я имею в виду, так, что было видно. Сталь превращалась во что-то розовое, с фрагментами в красно-белую полоску и с большими кусками чего-то, что выглядело, ей-богу, как мармелад и леденцы. Не знаю, что это было, но целый кусок корабля в это превратился, и оно было не очень прочное, оно отломилось и упало в море. Корабль продолжил двигаться, но треть его борта растворилась, и он перевернулся. Я видела обнажившиеся внутренние отсеки, как из них выпадали люди, прямо в эту жижу, которая только что была их кораблём. Нам не уточнили, выжил ли кто-нибудь.

Видите ли, сегодня — это был только вводный инструктаж. Говоря попросту, нам в голову шесть часов вливали информацию в надежде, что хоть что-то внутри останется. Не знаю, как я смогу это принять. Три дня назад мир был понятным. Сегодня я только что узнала, что чужая вселенная пожирает Тихий океан, что в ней есть разумная жизнь, и это чертовски опасно, и даже лёгкое её прикосновение превращает линкор в розовую жижу. И что пришельцы — это разноцветные лошадки, у которых есть технологии, и которые как-то строят города без помощи рук. И правит Чужими королева.

Не королева. Она по-видимому, требует, чтобы её называли “Принцессой”. Она считает, что этого достаточно. Она умеет говорить по-нашему, и, по словам Гершти, который вёл брифинг — может, он теперь наше начальство, не знаю пока — умеет читать мысли. И не только, сказал он, ещё многое и многое другое. На следующей неделе увидим, что она ещё умеет. Чтение мыслей — в это уже сложно поверить, но, я только что видела, как корабль превращается в мороженое. Пока слишком мало информации, чтобы делать выводы. Пока.

Нас двадцать человек. Баахс, наш 'ксенобиолог' (они что, реально существуют? С каких это пор?) И женщина по фамилии Солнье, по-моему, физик. Остальных не знаю. Я всегда плохо запоминала имена, хорошо, что у всех есть бейджики. Баасха так восхищало, что я биотехнолог... ну, пока я не обфыркала его “специальность”. Ну чушь же. Серьёзно, специалист по биологии чужих? Три дня назад я бы поставила все свои сбережения что мы с ними никогда не встречались. О боже... Оказалось — я была неправа.

Нам пока не сообщили, для чего мы здесь. Мне кажется, пока они пытаются понять, кто согнётся, а кто сломается от таких новостей. Они посвящают нас по частям. Но постоянно повторяют, что это важно. Что миру скоро конец — хоть и не такой, как мы ожидали — и нужно найти ответ “что делать”, иначе человечество погибнет.

Нет, конечно же, на нас не давят. И, судя по всему, готовый ответ у них уже есть. Они уже знают, что надо сделать, чтобы спасти всех, только не знают пока как заставить это работать. Уже легче. Кто-то спросил, почему мы не сбежим в космос, не колонизируем Луну, или там, Марс. Не знаю, кто это сказал, но все в комнате так на него посмотрели... Боюсь, что кто бы это ни был, завтра мы его с нами не увидим. Нам же чётко объяснили — спасать мы будем всех, а не несколько десятков или сотен, которых мы можем послать на Луну. Боже, мне жаль этого идиота, который заикнулся о лунных колониях...

Не знаю пока, что за план, но он, судя по всему реален, и будет работать, если мы заставим его работать, но это будет непросто. Таких групп, как наша — двадцать, и мы будем трудиться вместе, пока не дотумкаем, как сделать, чтобы это сработало. В нашем распоряжении — все оставшиеся ресурсы планеты, вообще все. Высший приоритет, ничто другое уже не имеет значения.

Мы поклянёмся хранить тайну, и работать, пока мы не достигнем успеха. Предусмотрено только одно наказание за неудачу, и только один способ уйти из проекта, и это — пуля в затылок. Это нам тоже очень понятно объяснили. Ситуация простая: мы работаем, пока не победим — или умрём. Это непросто осознать. Видимо, те до кого не дошло — уже покойники. Боже, помоги тому парню с лунными колониями. Может, его пощадят.

Мне страшно. Мне очень страшно, я едва могу уснуть. Я пытаюсь думать, что всё это психологический тест, вроде эксперимента Милгрема, но что-то было в тех видео такое, что убеждало: всё это реально. Это настоящие пришельцы. Это настоящая другая вселенная. Планета обречена. Я назначена героем — спасителем человечества.

Как я уже говорила, мне здесь не место. Даже не представляю, чем я смогу помочь. Физик — ещё ладно. Понимаю. Даже 'ксенобиолог', какой бы ерундой он не занимался. Это хотя бы релевантно. Но зачем им прикладная биотехнология? Импланты и нанороботы? Они годятся только создавать еду из нечистот, я написала диссертацию о том, что они могли бы смочь. Когда-нибудь. Возможно. Но точно не сейчас.

Пойду почитаю что-нибудь из любимых книжек, может, смогу расслабиться. Нам разрешили взять по чемодану личных вещей. Сегодня глупые детские книжки с яркими акварельными рисунками будут полезны для психики, как никогда. Спасибо моим странным вкусам за мою коллекцию старых книжек.

Проект Буцефал — Осмотр
8-е января

Сегодня я видела Барьер. Вблизи. Это очень страшно.

На то, чтобы добраться до середины Северного Тихого океана, ушло полтора дня. Теперь ясно, на нас действительно не жалеют никаких средств. Моя группа — двенадцатая из двадцати. Значит, всего нас около четырёхсот, если предположить, что в каждой группе в среднем по двадцать человек. Я подслушала, как Мэйос — наш нейрохимик — назвал это “Новым манхэттенским проектом”. Признаю, сходство есть.

Мы выезжали из комплекса — понятия не имею, где он — в больших машинах без окон. До внешнего периметра ехали примерно час. Затем пересели в другой транспорт, на этот раз что-то вроде большого трейлера, с удобными сиденьями, но опять же, без окон. Я чувствовала, как нас поднимают на тросах — эта штука начала раскачиваться. Два часа спустя нас выпустили. Мы в это время смотрели кино, из новых, незапоминающихся. 'Любовь Фавел' или как-то так — стандартный Голливудско-Болливудский жвачка-мюзикл. Но, что удивительно, я заметила как Баасх утирал слёзы в конце. Видимо, ксенобиологи — народ чувствительный. Солнье зарылась в журналы и даже не смотрела на экран. Она очень серьёзная.

Когда нас выпустили, я ожидала, что нам дадут дирижабль. Но — сюрприз! — это был конвертоплан, пожирающий горючее так, будто в мир снова явилась нефть. Мы заправлялись дважды, садясь в море на огромных авианосцах и переночевали на борту одного из них. Кажется, корабль назывался “Стеннис”, нас приветствовал адмирал по фамилии Холт. Кормили на борту на удивление вкусно. То есть серьёзно, реально классно. Не ожидала.

После короткой остановки на Стеннисе, мы продолжили наш путь до Платформы Один. Это громадное плавучее сооружение, которое постоянно работая двигателем, удерживает точное расстояние до Барьера. Все называют это Барьером — произнося, как бы, с большой буквы. В проекте “Буцефал” всё с большой буквы.

Платформа-один размером с пару футбольных полей, на ней — пара надстроек, но по большей части это открытая голая палуба. Под палубой что-то есть, но нас туда не пустили. Платформа полностью автоматическая, ей управляет специальный ИскИн. Это всё, что мы знали. Судя по всему, время поджимало.

Платформа плавает у самой границы космического пузыря, по нашу сторону Барьера — и, замечу, он огромный. Колоссальный. Нам сообщили, что сейчас аномалия полкилометра в диаметре и продолжает расти. Скорость роста непостоянна. Иногда пузырь на время замирает, а затем снова начинает расширяться. Но никогда не уменьшается. Вот, значит, как выглядит конец света.

Что бы ни представляло собой смертельное излучение, сочащееся из этой треклятой штуки, оно распространяется предсказуемо, как бы неким узором, который уже научились угадывать. Я слышала, это что-то вроде фрактального узора. И у этого излучения есть одно важное сходство с электромагнитными волнами — есть зоны, где оно интерферирует и гаснет. Благодаря этому мы вообще можем приблизиться к Барьеру и даже немного постоять рядом и потыкать в него разными штуками. Платформа Один кружит вокруг пузыря, стараясь оставаться “в тени”, там где волны — (или лучи) смерти гаснут. Однако совсем избежать воздействия нельзя, поэтому медлить не следовало — у нас было временное окно, когда мы не сгорим, и нам надо было войти и выйти, прежде чем это окно закроется.

Это излучение реально, и оно коверкает нашу реальность на квантовом уровне. Судя по всему, ИскИн приходится время от времени менять, потому что он регулярно сгорает. Платформа не всегда успевает двигаться достаточно быстро, чтобы оставаться в меняющейся безопасной зоне. Так уже потеряли Платформу-Ноль — квантовый компьютер сгорел, не успел достаточно шустро удрать из-за волнения на море, и платформа врезалась в Барьер, превратившись в кусок чего-то вроде сливочного масла. Это полное безумие. И мне предстояло лично увидеть, насколько.

Нас пускали к Барьеру по трое, (Кроме Солнье и Мэйосса, им третьего не досталось), у каждой группы было пять минут, чтобы поиграться. Каждому выдали маленькое металлическое... типа ведёрка, с прутьями из разных материалов, которыми предполагалось тыкать в пузырь. Там были стеклянный стержень, стальной, деревянная палка, неопластиковая, медная, серебряная, ветка дерева (понятия не имею, где её достали!), и нога какого-то животного. Я ни о чём не спрашивала.

Я стояла на мостках, выступающих за край платформы. Со мной были Белден (физиолог) и Малкольм (специальность — эволюционная биология). Океан вёл себя прилично, кругом были защитные ограждения, но всё равно было очень страшно. Я стояла там, и по инструкции должна была одной рукой держаться за ограждение, а другой тыкать в Барьер и наблюдать результат. Нас предупредили, что непосредственное касание Барьера любой частью тела будет означать немедленное исключение из проекта, так что мы были очень, очень, ОЧЕНЬ осторожны.

И вот я стояла там, держась за металлические перила на мостках над открытым океаном, меньше чем в метре от границы полу-километровой сферической аномалии, проникающей в нашу вселенную. Я вспотела как мышь, руки тряслись, и немного описалась, когда поскользнулась и чуть не проткнула рукой Барьер.

Для начала я взяла стеклянный стержень и ткнула им в стену перед собой. Сфера уже такого диаметра, что её поверхность выглядит плоской. При таких размерах кривизна совсем незначительна. Барьер переливается. Это очень похоже на мыльный пузырь, с такими же цветными разводами. Через него всё выглядит слегка размытым, не знаю, как это объяснить. Как через толстое стекло, или воду.

По ту сторону была пустыня, как нам и показывали в роликах на брифинге. Очень яркая пустыня, всех оттенков красного, розового и коричневого. Небо на той стороне было таким синим-пресиним, какое вы только можете себе представить. А солнце там было очень странным. Было заметно, что там другое время дня — мы прибыли вскоре после обеда, где-то в час пятнадцать, я думаю, но за стеной похоже, солнце уже садилось.

Поверхность пустыни находится на пару метров выше уровня океана. Ниже я видела как бы разрез чужой почвы. Камни и песок, плотно прижатые к плоской поверхности пузыря. Как в огромном террариуме. Я не заметила с той стороны признаков жизни, хотя Белден клялся, что видел растение, похожее на кактус.

И вот значит, я ткнула стеклянной палкой в мерцающий Барьер, и кончик стержня прошёл насквозь. Как только он прошёл внутрь, материал начал меняться. Насколько я могу судить, конец стержня превращался в песок, такой же, как в пустыне. Песок осыпался вниз, образовав небольшую кучку. Ладно, логично — песок в конце концов, это плавленное стекло. Я думала, что я очень умная — в тот момент.

Затем я ткнула в Барьер медным прутом. Та часть, что прошла внутрь, снова рассыпалась, только кусочки больше не были медью, и они не упали. Клянусь моими книжками, они превратились в бабочек. Я, конечно же, никогда не видела живую бабочку, но я видела их на видео — эти выглядели точно так же. Они сразу же улетели вдаль, все, кроме одной.

Одна из этих маленьких бабочек полетела назад, прямо на меня. Я испугалась и вот тогда-то я и поскользнулась — но сумела удержаться — а она облетела вокруг меня и умчалась обратно в другую вселенную. Я описалась. Мне понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя. Наш сопровождающий — Джонсон, или как его там, не помню — орал в мегафон, чтобы я продолжала — времени было мало. Я, слегка в ступоре, ткнула в Барьер стальным и неопластиковым прутьями, и они превратились: в леденец, предполагаю, мятный и в розовые лепестки какого-то цветка.

Напоследок я ткнула в Барьер веткой. Ветка была старая, мёртвая и высохшая, но когда я просунула её конец сквозь переливчатую стену, древесина вдруг ожила. На моих глазах ветка исцелилась, не ней выросла кора, затем набухла почка и распустился лист. Я вытащила ветку назад и просто смотрела с отпавшей челюстью. Я боялась притронуться к тому концу, не представляя что бы оно могло бы сделать со мной. В тот момент я подумала “Может, это нанотехнологии! Так вот почему я здесь! Там — вселенная наномашин! Конечно! Наномашинки действительно могли бы сделать такое, изменить вещество на молекулярном уровне, может эти четвероногие чужие на самом деле супер-продвинутые!”

В то мгновение всё встало на свои места. Им не нужны руки! Наверное, они просто приказывают наномашинам сделать то, что им нужно. Я думала, что всё поняла.

Уже потом, в конвертоплане над морем, мы все сравнили записи. Малькольм сказал, что получил ту же реакцию с деревянной палкой и с веткой. У Белдена сталь превратилась в густой коричневый сироп, а медь просто растаяла в воздухе. Он понял так, что она стала воздухом — у него из медной палки никаких бабочек не вылетело. И всё равно — я не сомневалась — невообразимые превращения следовали скрытому алгоритму.
Например: у всех нас, не только у меня, Малькольма и Белдена — во всей двенадцатой группе были одинаковые результаты с деревом и веткой. Во всех случаях дерево оживало, начинало отращивать кору, почки и распускать листья. Всем было ясно, что это не случайно.

Мы ещё раз заночевали на борту Стенниса, нас снова приветствовал Адмирал Холт. К нам относились с почётом и уважением. Я думала, мы для них “яйцеголовые” и ждала обычного пренебрежения. Я сама тоже не особая любительница военщины. Но они вели себя с нами предельно вежливо.

В ту ночь я делила каюту — кажется так это называется, хотя больше это было похоже на отельный апартамент из нескольких комнат (авианосцы реально огромные) с Со-Йон и Шевлой. Со-Йон — гено-программистка, раньше работала в одном из генженерных гигантов, а Шевла — специалист по нанотехнологиям. У нас нашлось множество общих тем — она автор многих малышей, о которых я писала в своей работе. Оказывается, я очень многое поняла неправильно. Слава Богу, что моего научного руководителя рядом не было!

Со-Йон открыто заявила, что аномалия — волшебная. Мы с Шевлой уставились на неё, решив, что это ошибка перевода, но нет, она подбирала слово очень тщательно. Я возразила — и Шевла со мной согласилась — что магия — это просто слово, обозначающее то, чего мы пока не поняли. Я на самом деле так считаю.

Но Йи только что пришёл с тревожной новостью — по другую сторону Барьера мы имеем дело с принципиально другой Вселенной. У нас всего семь лет.

Что если нам не хватит времени понять то, что мы видели? Что если человеческий мозг не способен постичь чужую физику?

Так что смысл в её словах был.

Гвеннифер осторожно отложила тетрадь. Ей надо было в туалет и она до такой степени отсидела себе всё, что ей пришлось скрестить ноги и усесться на самое дорогое. Она подумала было — сбегаю, сделаю свои дела и сразу обратно, но затем вспомнила все те бесчисленные истории, где главный герой отвлекался буквально на минутку, и утрачивал книгу навсегда, оставаясь навеки гадать. Сколь безумными ни были книги, в них всегда — всегда, и это очень забавно, если вдуматься — жила доля правды, и Гвен не хотела рвать на себе волосы, так и не узнав, что там было дальше.

Подумав ещё раз, Гвен осторожно, словно пеленая младенца, завернула потрёпанную тетрадь обратно, и с трудом встала на ноги, едва не описавшись при этом сама. Она рванулась в заведение, держа тетрадь в охапку. Положив её на бетон, она для верности прижала тетрадь ногой — чтобы какой-нибудь сюжетный штамп, дотянувшись из-под перегородки, не стащил тетрадь, пока она отвлечётся.

Облегчившись, Гвен пошла к нише, где оставила свой рюкзак. Отхлебнула воды из бутылки, и вытащила пачку Корейско-Мексиканских наноритос. Прошлась по складу, пока не обнаружила естественный форт из книг и уселась посреди, как лаэрд в замке. Зажав тетрадку коленями, она открыта пакет Наноритос и откусила один — ядрёный вкус объединённых сил кимчхи и халапеньо прошёлся по языку, как отряд Черносеточников по непокорной фавеле. Язык не отвалился, но явно запросил пощады.

Гвен быстро пролистала тетрадь, обнаружив чертежи остальных пяти наноустройств. Все разной формы, и, видимо, только совместно они могли превратить человеческое тело в эквестрийское. Листая страницы, Гвен обнаружила запрос на 'больше тауматически активной органической суспензии'. Засунутый до самого корешка книги обрывок бумаги напоминал: 'квантовые компоненты использовать нельзя!' Фраза была подчёркнута несколько раз, по видимому, вопрос был очень спорный.

Она бездумно долистала до конца. На пустой задней обложке была оставлена мелкая, совсем крохотная надпись, как будто писала мышь с трясущейся лапой. Гвен пришлось сощуриться, чтобы прочитать, жалея, что лупы у неё не было. Наконец, она с трудом разобрала крохотные буквы.

Я сожалею.
О, Селестия, прости меня.
Мне так жаль.
Так нестерпимо жаль.

Это крошечное, написанное от руки послание завладело умом и сердцем Гвен. Будь она проклята, если теперь выпустит эту тетрадку из рук, и к чёрту последствия! Если даже тетрадку придётся спрятать или украсть, она узнает, чем всё кончилось. Это опасно, конечно, но всякое знание опасно, а секретное — тем более.

Но вот эта подробность — по правде, была куда важнее, чем голые факты. Гвен улыбнулась про себя. Теперь она знала душу рыжей женщины с фото. Той, которая '-Я!' У той явно появилась причина плакать, а если и было на свете то, что никогда не оставляло Гвен равнодушной, это искреннее горе. Гвен узнает, почему была написана эта… мольба, и ничто в обеих Вселенных её не остановит.

Чипсы горели во рту как адские грешники. Очень скоро она сильно пожалела, что не взяла бутылку с содовой.

Гвен вернулась туда, где оборудовала читальню, и уселась, со всем возможным комфортом (для человека, у которого во рту танцует чечётку Сатана в раскалённых шипованных ботинках)

— Ладно, мисс 'Я!', и что же там было дальше...?

Читать дальше

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2016
"Going Pony", Chatoyance, 2013
Перевод: Shai-hulud_16, январь 2021