Собрано на основе двух картинок: 47003 и 367795

Автор: Chatoyance
Перевод: Веон, Многорукий Удав
Оригинал

Начало
Предыдущая глава

Глава 23
Разрушители плотин

— Ну попробуй! Просто попробуй, Каприс. Будь смелой! Будь решительной! Обещаю тебе, это не будет неприятно. Это будет чудесно! Это будет восхитительно.

Алекси весь вспотел от возбуждения и усердия. Эту фантазию он вынашивал несколько месяцев, и вот сейчас, кажется, дождался подходящего момента, когда Каприс может согласиться. С самого утра он носился как сумасшедший, не давая крыльям роздыху, чтобы всё устроить.

Они были совершенно одни в своём шатре. Пампкин и Ряженка отправились на долгую прогулку. И Алекси позаботился, чтобы ничего из их нехитрого имущества в этот раз не могло пострадать. Сегодня им не грозило никакого позора и в их полном уединении можно было не сомневаться. Единственным законом, который они могли нарушить, был Закон Природы, а он, по пламенному убеждению Алекси, явно нуждался в пересмотре.

Предыдущая попытка закончилась катастрофически. Каприс согласилась возлечь на ложе Алекси, но ей было неприятно, особенно после того как она неудачно повернулась и свалилась на пол. Хуже того, она упала прямо в ею же сделанную лужу; фантазии Алекси оставили её мокрой и в синяках. Но если про Каприс и можно было что-то сказать, так это что она была доброй и отзывчивой кобылкой, и пусть ей было боязно, но она всё же согласилась попробовать ещё раз. Алекси просто не мог расстаться с этой идеей. Он просто обязан был воплотить в жизнь эту фантазию, чтобы достичь истинного удовлетворения.

— Каприс, выслушай своего Алекси. — Он нежно поцеловал её. С его влажной мордочки ей на лицо падали капли пота, одурманивая кобылку его запахом. — Я обещаю тебе, на этот раз ты испытаешь такое наслаждение, какого не ощущала никогда в жизни. Твоё тело скажет тебе спасибо за это, твоё вымечко скажет тебе спасибо, и я буду тебе вечно благодарен. Пожалуйста, ну пожалуйста, моя дорогая персиковая принцесса, ложись на кровать и доверься мне.

В залитой послеобеденным солнцем укромной тишине их шатра Алекси дрожал от нетерпения, словно озабоченный жеребчик. Волнение заставляло его сердце биться чаще; Каприс чувствовала это щекой, которой прижималась к его шее. Она прикусила губу. Это было слишком уж выходящим за рамки, слишком запредельным, но... где-то в глубине её души зарождалось любопытство. Нельзя было отрицать: какая-то её часть хотела этого, даже несмотря на пугающий риск.

Ну что она могла поделать? Она хотела быть самой лучшей кобылкой для своего любимого жеребца. И хотя её наполнял страх и грызла тревога перед последствиями, она вняла мольбам Алекси и стала осторожно опускать своё нежное и ранимое тело, в то время как он наблюдал, дрожа от предвкушения.

Он оказался твёрдым. Твёрже, чем ей приходилось ощущать до этого. Не как камень, конечно же нет — это было бы уже слишком, — но он был упругим, почти как резина. Она неуверенно попробовала подвигаться, чувственно раскачиваясь взад и вперёд. На этот раз всё было куда приятнее, чем раньше. Вообще-то даже... всё было замечательно! Каприс никогда прежде не ощущала ничего подобного! Она и вправду как будто плавала, как будто летала! Всё ещё опасаясь, Каприс перевернулась на живот, прислушиваясь к ощущениям, пронизывающим тело. Вопреки обыкновению, её наполненное вымечко ничуть не болело в этой позиции. Это была просто фантастика!

Каприс аккуратно перекатилась набок.

— Это просто роскошно, Алекси, мой сказочный жеребец! Ты был прав, мне ещё никогда не было так хорошо в постели.

— Я же говорил тебе, что это будет лучшее, что ты испытывала в своей жизни. Алекси зря не хвастается!

Пегас гордо выпятил грудь. Ему уже было легче дышать. Дыхание после торопливого спуска с неба начинало выправляться.

Каприс поглядела на своего любимого из-под полуприкрытых век:

— Давай дальше. Ложись рядом со мной, мой милый любовник.

Алекси обошёл парящую постель из сверхуплотнённого облачного вещества и оказался с противоположной стороны от той, где лежала Каприс. Всё это время он держался рядом с персиковой пони, весь подобравшись и изготовившись, чтобы немедля броситься на пол и смягчить её падение, если облачный материал вдруг снова не выдержит. В прошлый раз матрас порвался от нагрузок и выпустил целый поток дождевой воды, которая затопила их шатёр. Каприс буквально едва не смыло за дверь, так что потом она очень нервничала, когда речь заходила о том, чтобы попробовать снова лечь на облачный матрас.

Алекси больше месяца трудился над второй попыткой. Он призвал на помощь Цирруса, Черри Блоссом и Гаскета, чтобы утрамбовать достаточное количество облачного вещества в по-настоящему стабильную платформу, которая могла бы выдержать нагрузку ползающей и ворочающейся на ней взрослой пони, не разорвавшись. Сверху на платформу были нанесены многочисленные слои облачного материала различной плотности и мягкости. Это и было новшеством. Алекси рассудил, что если сделать над платформой мягкую прокладку, она сможет поглощать избыточную силу, делая кровать как более прочной, так и более комфортной.

С самого первого дня, когда Алекси, будучи пегасом, впервые прилёг на облако, он жаждал поделиться этим чудом со своей возлюбленной Каприс. Лежать на облаках, спать в нежных объятиях самого воздуха, парящим, невесомым — это ли не самое удивительное из ощущений? Оно было слишком роскошным для пролетарских нужд самого Алекси. Нет, подобным великолепием должна наслаждаться принцесса его сердца. Однако Природа провозгласила, что Каприс не дано испытать этого наслаждения, просто потому что она земная пони.

Но когда Циррус открыл, что облачное вещество можно спрессовывать и делать из него облачные платформы, способные выдержать вес твёрдых предметов, Алекси тут же ухватился за эту возможность. Проблема была лишь в том, что такой облачный материал был очень нестойким. Он хорошо подходил для столешницы или поддона, чтобы держать на нём вещи, которые лежат неподвижно. Если же его подвергали слишком сильным нагрузкам, он разрывался и весь проливался дождём в считанные минуты. Однако, если чередовать слои разной плотности, то, может быть, получится сделать более устойчивый материал, которым смогут пользоваться любые пони?

Когда облачный матрас был закончен, Алекси не смог больше терпеть, чтобы им поделиться. Он едва не сорвал себе крылья, стараясь скорее дотолкать его к их домику на земле. На этот раз всё должно было получиться. Это была его мечта, его фантазия — разделить с Каприс это изысканнейшее удовольствие, спать на парящем облаке. Подарить ей это чудо, о котором она однажды пожелала невзначай, когда они с ней обсуждали, что это значит для него — быть пегасом.

Алекси аккуратно опустился рядом с Каприс на белую пушистую прямоугольную поверхность. Постель парила в четырёх или пяти копытах над дощатым полом, что как раз было очень удобно, чтобы на него забираться. Пегас расслабился, чувствуя, как его окутывает знакомое ощущение абсолютного комфорта, которое только облако и может дать.

— Я глубоко искренне удивлена, Алекси. — Каприс снова лежала на боку, глядя на него полными восхищения глазами. — Ты добился невозможного. Я и правда никогда не ощущала ничего подобного, и это просто фантастика!

Каприс повернулась ещё немного, чтобы перекинуть переднюю ногу через его грудь.

— Прости, что заставила так долго себя уговаривать. Надо было больше доверять твоей решимости. Когда я сказала, что хотела бы узнать, каково это — лежать на облаке, надо было понимать, что рано или поздно ты обязательно этого добьёшься. В этом весь ты, верно?

Каприс прильнула головой к его плечу. Даже тесно прижавшись, она всё равно могла дышать — она буквально парила в воздухе.

Вдруг в комнате раздался какой-то странный звук. Его нельзя было назвать шумом, он был слишком музыкален для этого. Каприс показалось, что она слышит его не столько ушами, сколько в голове. Звук, бытро нарастая, перешёл в хлопок, почти как поцелуй, и в тот же самый момент вблизи задних ног Алекси будто что-то блеснуло.

— Воу! Что за... — Алекси начал ворочаться и извиваться, пытаясь заглянуть на свои фланки. Каприс испуганно вскинула голову:

— Что это, Алекси? Это же... Мамочки!..

Да, это была она. На боку у Алекси красовалось стилизованное изображение двух покрытых снегом горных вершин, а под ними — три капли воды. Выглядело это так, будто гора плывёт по небу, как облако, и проливается на землю дождём.

— Что, что это значит, Алекси?

Алекси моргнул, потом присмотрелся ещё, а затем громко расхохотался.

— Ха! Вода из камня... нет, вода из горы!

На глазах у него от смеха даже выступили слёзы. Очевидно, что-то в этом было очень смешное.

— Алекси, я не понимаю. — Каприс свернулась под боком у Алекси, чтобы получше рассмотреть его Метку, и бережно провела по ней копытом.

— АЙ! Полегче, милая! Эти метки и правда очень чувствительны... хотя и в приятном смысле, должен сказать.

Алекси растянулся на облачной постели, широко улыбаясь. День выдался лучше некуда. Испытания матраса завершились успехом, и он наконец-то получил свою Метку!

— Моя бабушка, эта чудесная пони, она была родом из <Русской Корпоративной Производственной Зоны>, из той части <мировой фавелы>, в которой ещё сохранилось очарование старого мира.

Алекси вклинивал в свою речь слова севамеризонского английского, потому что в тщательно изученном эквестрийском, на котором они теперь всегда говорили, попросту не хватало нужных терминов.

— Она часто рассказывала мне старые сказки из давних времён. Одна была о молодом жеребчике-портняжке, который отправился в лес и встретил там великана.

Алекси перевернулся на бок, чтобы лежать поближе к Каприс, а она крепче прижалась к нему, закончив любоваться его Меткой.

— Уже не помню почему, но великан стал угрожать жеребчику, и тот вызвал его на состязание в силе. Он был очень хитрый, этот пони.

Каприс уткнулась мордочкой ему в грудь и дышала его тёплым и знакомым запахом. Плавая на облаке, она чувствовала себя счастливой и сонной. Алекси поцеловал её в макушку, которая оказалась прямо у него под подбородком.

— Великан, он... хмм... давно это было, Каприс. Я уже не помню всех деталей. Но, коротко говоря, одним из состязаний было выжать из камня воду. Великан этого не смог, а хитрый пони смог. Видишь ли, что у него с собой был кусок сыра, такого влажного, по старинному рецепту. Он заявил, что это камень, и выжал из него жидкость.

Каприс ласково пощипывала грудь Алекси, перебирая шерстинки между губами. Его слова немного вывели её из сладкой полудрёмы.

— А! То есть, великан испугался, потому что жеребчик сделал то, чего он сам не смог! Я смутно припоминаю такую сказку... ой, она же очень-очень старая.

Каприс совершенно очнулась, и её разум усиленно заработал, выискивая взаимосвязи:

— Хм-м... Жеребчик совершил как будто бы невозможное, добыв то, что не смог великан. Твоим особым талантом всегда было добывать для других пони всё, что им было нужно, даже когда это кажется невозможным. А гора намного больше камня, так что... она символизирует масштабы того, что ты хочешь достичь, верно? Вот что она значит для тебя — выжать из огромной горы жизни всё, что нужно другим пони, до последней капли. Сделать невозможное ради других. Теперь я понимаю!

Алекси ещё раз чмокнул Каприс в макушку.

— Именно это, по-моему, и означает моя Метка. По крайней мере для меня.

— Они ведь, в общем-то, так и работают, если я правильно поняла. Метка представляет что-то глубоко личное для того пони, который её получил. И Метка может выглядеть и совсем абстрактно, и вполне очевидно. Интересно, получу ли я когда-нибудь свою. У меня нет особого таланта. Ну, кроме, разве что, умения добиваться от других, чтобы они делали по-моему, от чего я стараюсь избавляться. — Сказав это, Каприс хихикнула.

— Милая моя Каприс... — Алекси тронул её носом за ухом. — У тебя много чудесных талантов. Ты способна к языкам, ты собрала нас вместе и не даёшь нам разбежаться. Ты хорошая мать для нашей дочери и хорошая сестра для Пампкин. Ты моя самая любимая пони во всей Эквестрии и мой лучший друг. А ещё... — Алекси хитровато улыбнулся.

— Ещё? — недоумевающе спросила Каприс.

— Я бы сказал, у тебя есть особый талант. Один очень особенный талант. — Алекси с недвусмысленным намёком лизнул её в ушко.

Каприс притворилась возмущённой, но, тем не менее, широко улыбнулась:

— Спасибо, конечно, но это не та метка, которую мне хотелось бы носить на заднице, благодарю покорно!

Они вместе рассмеялись, а затем покрепче прижались друг к другу, лёжа на мягкой и уютно парящей в воздухе облачной постели.

* * *

Пампкин очень устала. Сейчас она хотела пойти домой и отдохнуть. Немногим больше месяца назад её жеребёнок опустился, растянув живот, и теперь ей приходилось мириться со всей тяжестью ещё не рождённого пони, которого она носила внутри. Теперь ей было гораздо легче дышать, но зато взамен стало намного труднее двигаться: бегать было в лучшем случае неприятно, а летать — просто-таки невозможно. Живот внезапно стал огромным, и он диктовал ей, как нужно стоять, как ходить, как сидеть и как ложиться, когда она готовилась ко сну.

К сожалению, сегодня Ряженка тоже не старалась облегчить ей жизнь. Стремительно растущая жёлтая единорожка, по-видимому, проходила через то, что Спун назвала эквестрийским аналогом "от двух до пяти": Ряженка запоминала много новых слов, и самым любимым у неё на данный момент было "НЕТЬ". По-видимому, эквестрийцы отличались необычайно ускоренным развитием в детстве; книги, найденные в ящиках, описывали три фазы быстрого роста. Первая из них происходила в первые дни после рождения: жеребёнок учился стоять, ходить, бегать, понимал, что нужно следовать за матерью и оставаться рядом с ней.

Вторая начиналась на несколько месяцев позже: стремительный рост, сопровождающийся быстрым расширением словарного запаса. К концу первого года жизни юный эквестриец постепенно становился самостоятельной личностью. Ряженка как раз находилась в этой второй фазе и уже продемонстрировала способности, которые для человеческого ребёнка того же возраста казались бы чудом.

В свои одинадцать месяцев Ряженка знала тридцать три имени и слова, могла считать до десяти и узнавала себя в зеркале. Она обладала ярко выраженной индивидуальностью и в данный момент самым досадным образом проявляла независимость и пренебрежение к авторитетам. Она была фактически приучена к горшку. Для человека это было бы немыслимо, для эквестрийца считалось нормой.

По окончании первого года жизни в развитии наступало длинное плато — долгое и неторопливое детство, которое продлится от пяти до шести лет. Затем начнётся планомерный рост в сторону половой зрелости, который закончится ещё двадцать лет спустя. Такое сильно растянутое детство уравновешивалось гораздо большей продолжительностью жизни, чем у людей. Среднестатистический эквестриец доживал до эквивалента ста пятидесяти лет в превосходном здравии, при этом вся явная старческая немощь ограничивалась лишь последними двадцатью годами жизни.

— ХОЧУ!

Ряженка забыла те два смутно-человеческих слова, которые успела выучить. Каприс настояла, чтобы она изучала только эквестрийский язык. Было несложно определить, какие из новых слов были её самыми любимыми: они вращались вокруг тем приобретения и возражений. Она хотела ещё печенек, она не хотела идти домой и ложиться спать. Сегодня она очень твёрдо настаивала на своём мнении, и переговоры зашли в тупик.

— Тебе уже хватит сладкого, милая. Пора домой.

Спун, которая раньше звалась Дрэгонфлай, пока не получила Метку с тремя чайными ложками, немедленно ухватилась за изобретение сахара, когда Свитпеппер и Голдривет (который к тому времени тоже успел получить свою Метку — комбинацию молотка, серпа и плуга — за что Свитпеппер придумал ему ласковое прозвище "Мой маленький <коммунист>") удивили всех, открыв им истинную ценность свёклы.

Сахар позволил печь пироги и пирожные, печенье и конфеты, что очень обрадовало всех пони, попутно подарив им немало новых Меток. Единорог Лайтнинг как-то заметил, что в последнее время у них был "сплошной праздник ачивок, прямо как в несложной игре на старом эплсофтовском 'Нейробоксе'". Что правда, то правда — последние пять месяцев понибудь то и дело получал свою Метку, по мере того как простая борьба за выживание сменялась поиском своего места в самодостаточной колонии.

— НЕТЬ! — заявила Ряженка, а затем дополнила свой дискурс вдумчивым и тщательно взвешенным топанием копыт. Затем она немного подумала и довершила его самым весомым аргументом: — НЕТЬ! НЕТЬ! НЕТЬ!

Удивительно, но тётя Пампкин решительно не восприняла её доводов, в ответ предоставив нелепейшее возражение:

— Ну давай уже, пойдём!

Пампкин чувствовала себя не очень хорошо. Живот казался ужасно раздутым, копыта ныли, а обед то и дело норовил попроситься наружу. От раздражения она взяла Ряженку зубами за хвост и потащила её в сторону дома. Она была готова протащить маленькую... кобылёнку... весь путь до него, если потребуется.

Ну, это уже ни в какие ворота не лезло. Ряженка пыталась убеждать, она пыталась упрашивать, она повторяла "Хочу!" огромное число раз, с различной громкостью и на разные лады, она даже пыталась применить метод "убегания от противного". Ничем было не пронять эту невозможную кобылицу. Но пусть даже тётя Пампкин являлась членом семьи, всему же должен быть предел. Ни от одной разумной одиннадцатимесячной пони нельзя ожидать, что она будет мириться с таким вопиющим отсутствием ещё печенек! Это же просто... варварство какое-то.

В подобной ситуации мог быть лишь один адекватный ответ: немедленное и решительное упирание всеми копытами в землю с последующей попыткой с корнем вырвать надоедливому родственнику зубы. Иногда они просто не понимают другого языка. Ряженка начала тянуть и рваться в сторону общей кухни, не обращая внимания на боль в хвосте. Если уж на то пошло, она лишь ещё больше подстёгивала жеребёнка.

К этому моменту Пампкин решила, что с неё хватит. Она со всей силы дёрнула Ряженку за непослушный хвостик, и маленькая единорожка с удивлением обнаружила, что летит куда-то назад. Полёт закончился прямо у тёти Пампкин между передних ног, которые тут же сомкнулись, как тиски, на боках жеребёнка, а зубы Пампкин схватили её за загривок.

Естественно, Ряженка тут же начала извиваться и вырываться, из-за чего Пампкин пришлось сжать передние ноги ещё сильнее.

В этот самый момент у пегаски отошли воды.

 

Читать дальше

"My Little Pony: Friendship is Magic", Hasbro, 2010-2019
"The Taste Of Grass", Chatoyance, 2012
Перевод: Веон, Многорукий Удав, 2018-2020